<i><b> Дела давно минувших дней…</i></b>
⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰
<i>
Любовница Мстислава Ростроповича
"С самой великой в мире виолончелью я встретился в 1956
году, в Америке.
По-моему, я был третьим советским артистом, появившимся там
после революции. Я
играл в Нью-Йорке, в небольшом зале, знали меня мало, было
немного народу, зато
все виолончелисты Нью-Йорка пришли на этот концерт, а потом
- за кулисы.
И пришел с ними один милый человек, Джером Ворбург, банкир и
страшный любитель
виолончельной музыки. И вот он спросил: "Слава, хочешь
взглянуть на Страдивари
"Дюпор"?" И тут меня затрясло. Дело в том,
что все великие инструменты имеют
имена. Обычно это имена великих музыкантов, которым они
принадлежали. Однажды
Дюпор играл в Тюильри императору Наполеону. И Наполеону так
понравилось, что он
сказал Дюпору:
"Дайте-ка мне вашу виолончель, хочу попробовать
сам". Взял,
уселся, и тут раздался истошный крик Дюпора.
Дело в том, что у
Наполеона на сапогах были шпоры. Но - поздно. Одной шпорой он уже процарапал
виолончель. Вот эту легендарную вещь с царапиной Наполеона мне и предлагалось посмотреть.
Ночь я не спал. Я думал об этой виолончели. Я понимал, что, поскольку никогда
не буду ею обладать, может, не стоит и встречаться, но соблазн был велик,
человек слаб.
Наутро я отправился на свидание с ней. И мне ее показали. Я
попросил разрешения
до нее дотронуться. И мне разрешили, а жена Ворбурга сделала
"полароидный"
снимок этого касания. Я коснулся мифа. И повез в Москву
снимок-доказательство.
Из Москвы меня вышибли 26 мая 1974 года. Все отобрав на
таможне. "Это же мои
награды", - сказал я таможеннику, сгребавшему
конкурсные медали, значок лауреата
Сталинской премии. "Это, гражданин Ростропович, -
отвечал таможенник, - награды
не ваши, а государственные". "Но вот и
международные награды, и они не из
латуни, из золота". - "А это - ценные металлы,
которые вы хотите вывезти за
границу!"
Мне оставили только собаку Кузю. А в Англии бедного Кузю
сразу
схватили и бросили за решетку. В карантин. На полгода. И
мне, самому оставшемуся
без гроша, ничего не оставалось, как страдальца навещать и носить
ему передачи.
Спасли друзья.
Вдруг позвонил дядя Марк, Марк Шагал, и сказал: "10
сентября открывается моя
мозаика в Первом американском банке в Чикаго. Не смог бы ты
сыграть на этом
открытии Баха?" Ну, я же не мог отказать дяде Марку.
Взял аванс, прилетел в
Чикаго, зашел в гостиничный номер, услышал телефонный
звонок, поднял трубку и
услышал женский голос:
"Слава, может быть, вы меня не вспомните, я вдова
Джерри
Ворбурга. Он умер два года назад и перед смертью сказал:
"Предложи нашу
виолончель Ростроповичу. Если он ее не купит, пусть она
навсегда останется в нашей семье". Я знаю, купить ее вы не сможете, но
звоню, выполняя последнюю волю мужа". Я покрылся мурашками от наглости и
сказал: "У вас единственный шанс безукоризненно выполнить волю вашего
покойного мужа - немедленно прислать мне эту виолончель". Вдова глубоко
вздохнула:
"Хорошо, я сейчас посмотрю расписание
самолетов и, если успею, пришлю ее вам".
И перед самым началом концерта распахнулась дверь, за ней
стоял человек, держа в руках Страдивари "Дюпор".
Я взял за горло это сокровище и на подгибающихся ногах
отправился играть. В
маленьком зале, у камина, я играл Третью сюиту Баха, все
плыло у меня перед
глазами, в руках моих пела моя виолончель... Моя, потому что
у меня был друг,
Пауль Сахер, в Швейцарии. Я поехал к нему на другой же день
и сказал:
"Ты можешь составить счастье моей жизни?"
Он спросил:
"Сколько?"
Окончание следует…
</i>