✔✔
▁▂▃▅▆█<b>Анатолий Стреляный</b>
<i>
СТРАШНЫЕ РАЗГОВОРЫ
Голод в Украине начался в 1932 году после уборки урожая и закончился в начале следующей уборки, в 1933-ем. Матери ели своих детей, погибло несколько миллионов человек.
Уцелевшие сразу, как только первый раз наелись, о голоде забыли, стали жить, как ни в чем не бывало: после жатвы в моем селе уже игрались свадьбы, село пело - распевало над ямой, в которую было свалено три сотни трупов, она была вырыта в аккурат возле клуба.
Ну, что значит забыли? Забыли так, как солдаты-окопники забывают о войне, но помнили, как и они – всегда.
Слово «голодовка» постоянно всплывало в разговорах, хотя произносить его было небезопасно. «Это было до голодовки…». – «Это было после голодовки…».
«Голодомор» не употребляли и не употребляют. В ходу была, есть и будет «голодовка».
- И главное – непонятно, зачем это было сделано, - сказал я когда-то себе и стал тайком собирать материал для книги.
- Сталину было понятно, зачем, - говорю себе теперь. - В тридцать втором он распорядился, чтобы Украина поставила советскому государству столько-то зерна. Украинское начальство, прикинув на месте, какой будет урожай, ответило: не получится.
«Невозможно», - черным по белому написали в своих резолюциях два десятка райкомов партии. Сталин пишет Кагановичу: это, мол, не что иное, как бунт. «Так мы можем потерять Украину, - пишет он, - тем более, что Пилсудский не дремлет».
Сменили руководство, часть посадили. Новым внушили, что любые цифры, как и всё, что поступает из Москвы, нужно не обсуждать, а выполнять, не считаясь ни с чем.
----- 2
<i>
«Дисциплину надо было держать», - это я слышал и в детстве от сознательных коммунистов в моем селе, а о том, для чего ее надо было держать именно в 32-33 годах, им не говорилось, и узнал я об этом, только когда было открыто сталинское письмо.
- Ну, если так, то может так и надо было, - говорит мне с того света Петро Максимович Шкоденко, директор школы, в которой я учился. Он преподавал историю. Фронтовик, твердокаменный большевик с детства, в голодовку выжил потому, что был учителем, а учителям выдавали сколько-то зерна. С ним у меня были политические разговоры в конце семидесятых.
- Уморить миллионы – это надо было? – уточняю я.
- Ну, а что делать, если иначе – никак?
- А что «иначе»?
- Под поляком оказаться. Вот что иначе. Сам же это теперь говоришь, ссылаясь на Сталина.
Сталин думал о своём: как не выпустить Украину из России. А мы с тобой, будь мы тогда такие же умные, как сейчас, должны были бы думать о своем: как не оказаться под поляком. Я понятно говорю? Пилсудский, увидев, что Москва дала слабину, пошел бы на Украину? На нас с тобой пошел бы? Пошел бы. Не на Германию же ему было идти. А не пойти на нас, если можно было бы пойти, он не мог. Как и мы, появись у нас такая возможность, тоже не могли бы не пойти на него. Сам же говоришь: так жизнь устроена. Ну, вот. Поляк стал бы на глазах у русского бить нас, мы бы стали отбиваться. Русский пошел бы за нас на поляка. Ну, как – за нас? Чтобы нас не отдать поляку. Сколько бы народу полегло?
- Ну, не миллионы же, - говорю я.
----- 3
<i>
- А это мы знать не можем. Но я тебе главное скажу. Что сделали бы поляки с нами, если бы они нас взяли, а взять вполне могли бы? О, уж это-то я знаю.
- Они бы, - говорю, - сделали из нас поляков. Сначала объявили бы нас, как бывало, вторым сортом, потом… Потом мы сами, чтобы не быть вторым сортом, сделались бы поляками.
- Из-за Сталина, - подводит итог Шкоденко, - из-за его предшественников и преемников, мы стали делаться русскими, а без них сделались бы поляками, чего больше всего и не хотел Богдан. То на то и вышло бы.
- Ну, не совсем так, - возражаю я учителю.
– В одном отношении под поляками нам было бы хуже. У нас с русскими одна вера, а с поляками не просто не одна, а враждебно разные. Русские душили нас в братских объятиях, а поляки душили бы без всяких объятий.
Подумав, добавляю:
- А может и не хуже было бы…
На этом наш страшный разговор не кончается. Дело в том, что голодовка была не только в Украине. Голодали и Поволжье, и Кубань, особенно - Казахстан, там погиб чуть ли не каждый второй. Если Украину, по словам самого Сталина, голодным террором хотели удержать от ухода под Польшу, то от чего хотели удержать Поволжье, Кубань и Казахстан? На те земли ведь никто не мог посягать.
Виден ответ и на этот вопрос. Просто там преследовалась одна цель: поддержание партийно-советской дисциплины или, как тогда говорили, сужая это понятие до хозяйственной текучки, - дисциплины заготовок.
В отношении Украины было две цели, в отношении остальных – одна.
Не будем забывать: дисциплина была главной заботой ленинско-сталинской партии с первого дня до последнего.
Дисциплина всяческая, но прежде всего – среди своих, внутрипартийная.
Дисциплина, тоже всяческая, остается главной заботой и путинизма, только способы пока другие.
© А.Стреляный
22 августа 2019 г.
