10 мая 2021 г.

✔✔

⧚⧚⧚⧚⧚⧚⧚⧚⧚⧚⧚⧚⧚⧚

⧚⧚⧚⧚⧚⧚⧚⧚⧚⧚⧚⧚⧚⧚

 <b> 

10 мая — День памяти о публичном сожжении книг, отмечается в Германии с 1947 года.

</b>  <b> 

Эрих Кестнер, </b>  ставший свидетелем сожжения собственных книг нацистами:
"Я стоял возле университета, зажатый со всех сторон студентами, цветом нации, одетыми в форму штурмовых отрядов, смотрел, как огонь лижет обложки наших книг, и слушал сальные тирады этого мелкотравчатого лжеца. Похоронный ветер дул над городом."
* * *
Оскар Мария Граф,</b>  возмущённый тем, что его книги не вошли в число сжигаемых, и, более того, попали в список рекомендованной нацистами «народной» (Völkische) литературы, обратился к властям с открытым письмом, озаглавленным «Сожгите меня!», в котором говорилось:
"Я не заслужил такого бесчестия!… Всей своей жизнью и всеми своими сочинениями я приобрёл право требовать, чтобы мои книги были преданы чистому пламени костра, а не попали в кровавые руки и испорченные мозги коричневой банды убийц."
* * *
Под впечатлением письма Оскара Марии Графа,<b>  Бертольт Брехт </b>  написал стихотворение
«Сожжение книг»

"После приказа властей о публичном сожжении
Книг вредного содержания,
Когда повсеместно понукали волов, тащивших
Телеги с книгами на костер,
Один гонимый автор, один из самых лучших,
Штудируя список сожженных, внезапно
Ужаснулся, обнаружив, что его книги
Забыты. Он поспешил к письменному столу,
Окрыленный гневом, и написал письмо власть имущим.
«Сожгите меня! — писало его крылатое перо. —
Сожгите меня!
Не пропускайте меня! Не делайте этого! Разве я
Не писал в своих книгах только правду? А вы
Обращаетесь со мной как со лжецом.
Я приказываю вам:
«Сожгите меня!»
Перевод Бориса Слуцкого

===== 2

* * *
Немецкий литературный критик <b> Марсель Райх-Раницкий </b> вспоминает, что происходившeе не воспринималось обществом всерьёз:
"Это выглядело странно. Как несерьезное событие. Никто не воспринимал происходившее всерьез, в том числе и те, кто это делал. Мне казалось это сумасшествием, что книги лучших немецких писателей просто так сжигаются. Тогда было ещё непонятно, что все это лишь пролог, увертюра. Печально то, что тогдашняя немецкая интеллигенция, хотя и с явным изумлением, но без возмущения просто приняла все это к сведению."

* * *

"Непозволительно, невозможно было заниматься «культурой» в Германии, покуда кругом творилось то, о чем мы знаем. Это означало прикрашивать деградацию, украшать преступление.
Что существовали занятия более почетные, чем писать вагнеровские декорации для гитлеровского Байрейта, — этого, как ни странно, никто, кажется, не чувствует. Ездить по путевке Геббельса в Венгрию или какую-нибудь другую немецко-европейскую страну и, выступая с умными докладами, вести культурную пропаганду в пользу Третьей империи — не скажу, что это было гнусно, а скажу только, что я этого не понимаю и что со многими мне страшно увидеться вновь.
Дирижер, который, будучи послан Гитлером, исполнял Бетховена в Цюрихе, Париже или Будапеште, становился виновным в непристойнейшей лжи — под предлогом, что он музыкант и занимается музыкой и больше ничем."
Томас Манн

...
Фото: 10 мая 1933 года, Берлин, площадь Опернплац. Студенты под руководством нацистов сжигают свыше 25 тысяч книг 149-и еврейских и пацифистских авторов, в том числе - Бертольда Брехта, Генриха Гейне, Зигмунда Фрейда, Карла Маркса, Эриха Кестнера, братьев Маннов, Эриха Марии Ремарка, Стефана Цвейга, Джека Лондона, Эрнеста Хемингуэя.

Публикация Victoria Chulkova

 ✔✔

  

<b>

Алексей Герман про Юрия Никулина.

</b> <i>

Как–то проезжая по Приморскому шоссе, Юрий Владимирович показал на скособоченный многоверандный трёхэтажный дом: "Здесь перед войной была казарма, нас здесь муштровали". Он служил под Сестрорецком в артиллерии.
А однажды он показал фотографию своей батареи и всех называл по именам: "Этот – капитан... этот – наводчик... этот там–то погиб... этот тогда–то..." Не сомневаюсь, что с теми, кто остался в живых, он регулярно перезванивался до самой своей смерти.
Ещё помню его рассказ, который меня поразил.
В 1941 году, когда их батарея стояла где–то в районе Лисьего носа, все ослепли от голода. Такое бывает при крайнем истощении и авитаминозе и называется "куриная слепота". Не знаю, может быть, это была не полная слепота, когда перед глазами черно, но они практически ничего не видели. Все слепые рядом с огромными пушками. На каждый расчёт — а это восемь-десять человек, не меньше — выдали по одному зрячему. И зрячий отводил слепых на позиции. Я представляю, что они шли, как на картине Брейгеля. Зрячий наводил пушку, а остальные подтаскивали снаряды, заряжали на ощупь...
Для меня в этом остался незабываемый трагический и ужасный образ России в той войне...

===== 2
<i>
Я прочёл где–то слова партизанского генерала Вершигоры (цитирую по памяти почти дословно): "Кадровые армии нужны для парада, а когда начинается война, то воюют врачи, учителя, колхозники, бухгалтеры. Почему–то среди хорошо воевавших больше всего бухгалтеров".

Это то, что очень хорошо усёк Константин Симонов. В его Лопатине были и независимость, и солдатское достоинство. Были они и в самом Никулине.
Мы уже на первой пробе поняли, что к нему нужно подбирать экипаж. А это оказалось очень трудно.

Пробовались прекрасные, замечательные артисты, но рядом с Никулиным они казались фальшивыми, и мы от них отказывались — разная мера условности. Ведь известно, что многие артисты боятся играть с животными или детьми — очень трудно быть такими же естественными. Так же трудно было рядом с Юрием Владимировичем. И при том, что он ничего не умел, абсолютно ничего, он мог уделать любого партнёра, потому что ничего не наигрывал. Рядом с ним крути, верти, мастери, вот такие глаза делай, сякие — всё равно будешь ненастоящий. А он настоящий. Вот и весь фокус.

Я ненавижу артистов, которые вынимают к случаю нужное выражение лица из каждого своего кармана. В этом смысле Юрий Владимирович был для меня находкой. До «Двадцати дней без войны» он играл замечательные роли, но другие, а здесь он играл интеллигента, которым и был на самом деле.

===== 3
<i>
У Константина Симонова о Лопатине так и написано: "человек, похожий на клоуна, на продавца шерсти в Монголии; человек в сапогах со слишком широкими голенищами, очкарик, сутулый; человек, который должен был служить не в эту войну, а в первую мировую (то есть немолодой); неудачник, от которого ушла жена и которому стало легче, когда началась война, потому что он соединился с народом, а прежде он чего-то главного в жизни не понимал».

В моём представлении, портретно был написан именно Никулин. И потом в нём действительно было что-то военное.

Не хочется называть фамилии актёров. Но даже среди самых выдающихся есть такие, на которых, если надеть военную форму, всё будет как влитое — и китель подогнан, и фуражка на месте, и сам статный, — а военным, то есть человеком воевавшим, никогда выглядеть не будет. Всё окажется фальшиво, как человека ни одень. А на Никулине военная форма сидела, как на солдате, прошедшем войну.

Я видел, как он разговаривал с фронтовиками на одном им понятном языке. И у Юрия Владимировича никогда не было этакого актёрского жирка, ведь даже у хорошо тренированного артиста есть свой жирок, по которому его мгновенно отличишь в толпе.

__Алексей Герман.

✔✔

(̅_̅_̅_̅(̲̲̲̲̲̅̅̅̅̅̅(̅_̅_̲̅_̲̅_̲̅_̲̅_̲̅_̲̅_̲̅_̲̅_̲̅_̲̅_̲̅_̲̅_̲̅_̲̅_̲̅_̲̅_̲̅_̲̅_̲̅_̅()~&emsp;  <b>Актерская курилка

</b> <i>

 Никулин на концертах часто рассказывал историю, которую услышал от бойцов разведроты, когда служил зенитчиком под Ленинградом.

- Как-то отряд разведчиков перешел линию фронта и столкнулся с разведкой немецкой. Лоб в лоб. От неожиданности обе группы бросились по разные стороны железнодорожного полотна и залегли там. А один немец растерялся и в суматохе прыгнул к русским. Наши бойцы схватили фрица, а он был, надо сказать, весьма упитанным, и благородно перебросили к своим. И в тот самый момент, когда недотепа-немец плюхнулся о землю, его кишечник выдал очень громкий звук. Русские и немцы просто покатились от хохота. После этого стрелять друг в друга стало как-то неудобно. Одни пошли налево, другие направо. Так смех спас множество жизней! - завершал байку Юрий Владимирович.

✔✔

 &emsp;  &emsp; &emsp; <b> День памяти </b> 


❝❞ Надо чтить потемки чужой души, надо смотреть в них, пусть даже там и нет ничего, пусть там дрянь одна — все равно: смотри и чти, смотри и не плюй...


❝❞ Наше завтра светлее, чем наше вчера и наше сегодня. Но кто поручится, что наше послезавтра не будет хуже нашего позавчера?


❝❞ Если уж мы прожили тридцать лет, надо попробовать прожить еще тридцать, да, да. «Человек смертен» — таково мое мнение. Но уж если мы родились — ничего не поделаешь, надо немножко пожить. «Жизнь прекрасна» — таково мое мнение.


❝❞ Больше пейте, меньше закусывайте. Это лучшее средство от самомнения и поверхностного атеизма.


❝❞ Вот еще Гегель был. Это я очень хорошо помню: был Гегель. Он говорил: «Нет различий, кроме различия в степени между различными степенями и отсутствием различия». То есть, если перевести это на хороший язык: «Кто же сейчас не пьет?» Есть у нас что-нибудь выпить, Петр?


❝❞ Если человек умен и скучен, он не опустится до легкомыслия. А если он легкомысленен да умен — он скучным быть себе не позволит.

❝❞ Я очень люблю читать! В мире столько прекрасных книг! Я, например, пью месяц, пью другой, а потом возьму и прочитаю какую-нибудь книжку, и так хороша покажется мне эта книжка, и так дурен кажусь я сам себе, что я совсем расстраиваюсь и не могу читать, бросаю книжку и начинаю пить, пью месяц, пью другой, а потом...


<b> ̄Венедикт Ерофеев</b> |«Москва – Петушки»

===== 2

<i>

Венедикт Васильевич Ерофеев родился 24 октября 1938 года в пригороде Кандалакши Мурманской области. После окончания школы поступил в Московский университет, но был отчислен за непосещение занятий по военной подготовке.

С марта 1957 года Ерофеев работал в самых разных качествах: он был истопником-кочегаром, грузчиком продовольственного магазина, подсобником каменщика на строительстве Черемушек, приемщиком винной посуды, бурильщиком в геологической партии, дежурным отделения милиции, стрелком военизированной охраны, библиотекарем, коллектором в геофизической экспедиции, заведующим цементным складом и многое другое.

Писать начал с самого раннего детства. Первым заслуживающим внимания сочинением Ерофеева считаются «Заметки психопата», начатые в 17-летнем возрасте – самое объемное и нелепое из написанного.

Осенью 1969 года Ерофеев, наконец, находит свою манеру письма, и зимой 1970 года появляется «Москва-Петушки» – произведение, которое становится его визитной карточкой.

<i>

Мне нравится, что у народа моей страны глаза такие пустые и выпуклые. Это вселяет в меня чувство законной гордости. Можно себе представить, какие глаза там. Где все продается и все покупается ... глубоко спрятанные, притаившиеся, хищные и перепуганные глаза... Девальвация, безработица, пауперизм... Смотрят исподлобья, с неутихающей заботой и мукой - вот какие глаза в мире Чистогана...
Зато у моего народа - какие глаза! Они постоянно навыкате, но никакого напряжения в них. Полное отсутствие всякого смысла - но зато какая мощь! (Какая духовная мощь!) Эти глаза не продадут. Ничего не продадут и ничего не купят. Что бы ни случилось с моей страной. В дни сомнений, во дни тягостных раздумий, в годину любых испытаний и бедствий эти глаза не сморгнут. Им все божья роса...
\...\
«Человек смертен» — таково мое мнение. Но уж если мы родились — ничего не поделаешь, надо немножко пожить…
<b>
Вен. Ерофеев </b>"Москва-Петушки"

 ✔✔

⋰⋰⋰⋱⋱⋱

ЛИМЕРИК

Навстречу грядущему Большому Чиху

Удалой старичок из Уганды
Никогда не чихал без команды.
Совершал он свой чих
Лишь по просьбе ткачих
Или лично народа Уганды.
</i>

&
<i>
Известно, что Москва как город старинный и столичный издавна славилась невыразительным вкусом своих борщей. Если вам хочется прикоснуться до настоящего вкуса, нужно ехать даже не в Киев, а в славный город Каменец Подольский, где в ресторане «Николай Гоголь» возле Университета вам подадут такого борща, что вся ваша прошедшая жизнь, с босоногого детства до преждевременной старости, покажется вам одним чудовищным недоразумением, земные царства – детскими куличиками из песка, а члены пресловутого списка «Форбс» – несчастными нагими горемыками.
А как же Италия, спросите вы. Чем нам покажется Италия? Нет, Италию оставьте в покое. Италия не может показаться ничем, кроме того, что она есть, – только мечтой и утешением сердца.

✔✔

 —x—x—x—x—x—x—x—

 ҳ̸Ҳ̸ҳҳ̸Ҳ̸ҳҳ̸Ҳ̸ҳҳ̸Ҳ̸ҳ 


Во время перестройки Федор Мартюшев возглавлял Ассоциацию жертв политических репрессий в Свердловской области. В своих воспоминаниях он рассказывает историю служащего совхоза «Прогресс» <b> Митрофана Михайловича Никитина. </b> 

В марте 1934 года Никитин пришел в Мавзолей Ленина и пытался выстрелить в тело вождя — не успел, заметила охрана и покушавшийся застрелился. У него было обнаружено предсмертное письмо, которое хранилось в архиве Сталина с его пометкой: «Мой архив. И. Сталин», и опубликовано в «Вестнике Президента Российской Федерации». Письмо опубликовано с сохранением орфографии автора.

<i>
«… Кругом нищета, голод, рабство, зверства, пришибленность какая-то. Люди боятся друг друга, боятся слово лишнего сказать, зная что за плечами ГПУ, пытка, смерть. Люди от истощения от голода падают и мрут как мухи. Кругом свирепствует тиф и другие эпидемические болезни, которые все распространяются.

===== 2
<i>
Даже теперь Калужские и др. губернии едят очень многие хлеб с мякиной, а Украина, а Кавказ… Процветает мошенничество, воровство, зверства, грубость и т. п. Люди мечатся из стороны в сторону. Завязли в грязи, вши всех обсыпают. В отдаленных деревнях, совхозах люди голодают. В отдаленных деревнях люди бегают по соседям, достают ложку соли и спичку, чтобы зажечь какую-либо коптелку. Соли нет, тоже мыло, спичек, керосина, топлива нет. Последние нежилые постройки люди ломают на топливо. Люди обезумели, все потеряли голову от такой сказочно тяжелой, бессмысленной жизни. Все живут- только одним днем, что же будет завтра? \…\
Всего того, что я видел не опишешь. Я видел возами возили трупы в Воронежской губ., в Сталинградской и других, а Кавказ, а Украина, молодые мужчины средь бела дня падали на улицах и умирали и все от голода. А что ели, свиньи того кажется не будут есть. В Воронежской губ., из горшков последнюю картофель брали за налог, выставляли рамы в хатах, заставляя в одну хатинку по 7—8 семейств помещаться. Л признаться хочу… (оборвано)».</i>
Федор Мартюшев. Жертвы и палачи.
Книга в разделе «Воспоминания о Гулаге»

 

✔✔Именины

┌─┐┌──┐

└─███─┘

┌─███─┐

└─┘┼└─┘

───┼───&emsp; <b>  Именины </b> 11 мая


▪Анна▪ («Благодать», «милость божья», «миловидная»)

▪Виталий▪ («Жизненный»)

▪Кирилл ▪ («Господин» «владыка»)

 ✔✔Корней Чуковский

╬╬

╬╬ ..\

╬╬... \

███ / \. . .....

██████. . . ./\

█████████./.\.&ensp;   <b> Корней Чуковский</b> 

Ленинградским детям

Промчатся над вами
Года за годами,
И станете вы старичками.

Теперь белобрысые вы,
Молодые,
А будете лысые вы
И седые.

И даже у маленькой Татки
Когда-нибудь будут внучатки,
И Татка наденет большие очки
И будет вязать своим внукам перчатки,

И даже двухлетнему Пете
Будет когда-нибудь семьдесят лет,
И все дети, всё дети на свете
Будут называть его: дед.

И до пояса будет тогда
Седая его борода.

Так вот, когда станете вы старичками
С такими большими очками,
И чтоб размять свои старые кости,
Пойдете куда-нибудь в гости, —
(Ну, скажем, возьмете внучонка Николку
И поведете на елку),
Или тогда же, — в две тысячи двадцать
четвертом году; —
— На лавочку сядете в Летнем саду.
Или не в Летнем саду, а в каком-нибудь
маленьком скверике
В Новой Зеландии или в Америке,
— Всюду, куда б ни заехали вы, всюду,
везде, одинаково,
Жители Праги, Гааги, Парижа, Чикаго
и Кракова —
На вас молчаливо укажут
И тихо, почтительно скажут:
«Он был в Ленинграде… во время
осады…
В те годы… вы знаете… в годы
… блокады»

И снимут пред вами шляпы.

 ✔✔Denis Dragunsky+ Елена Санаева о браке

(ˇˇ)ᵒᵛᵉᵧ

</b> <i> ИСКРЕННОСТЬ

- Ты ни в чем не виноват, – она сидела на краешке дивана. – Но я тоже не виновата. Я не виновата, что у нас никогда нет денег. Что я донашиваю мамино пальто. Что ты все никак не можешь закончить диссертацию.
- Уже совсем скоро закончу, – сказал он. – Осталось буквально чуть-чуть.
- Верю, – сказала она. – Ну и что? Сколько тебе прибавят? И прибавят ли вообще?
- Должны, – сказал он.
- Господи боже мой, – она сжала кулаки. – Да стань ты хоть трижды профессор! Сколько тебе заплатят? Мы сможем купить машину? Сделать ремонт? Поехать отдыхать, как приличные люди?
- Ну, извини, – сказал он, продолжая лежать. – Значит, я неприличный.
- Не огрызайся, – сказала она. – Я все решила. Я устала. Я имею право. Я хорошо к тебе отношусь. Да, вот что… Я тебе не изменяла, я ненавижу всю эту гадость. Он сделал мне предложение. Мы даже не целовались! Он просто сделал мне предложение, и я ухожу к нему!
- Какой, однако, тонкий кавалер, – сказал он. – Молод, красив, богат?
- Немолод. Обеспечен. Красиво ухаживает. Ты мне когда в последний раз цветочек подарил? – она нагнулась к нему, приблизила лицо. – Ты умный. Ты талантливый. Ты когда-нибудь станешь знаменитым и богатым. Обязательно. Лет через двадцать-тридцать. Или через сорок. А я просто красивая. Пока что молодая. Поэтому красивая. Пока еще. Я хочу жить сейчас.
- Ты что несешь? – поморщился он.
- Я хочу ребенка родить, – прошептала она. – Даже двух. Чтоб у них была большая детская. А когда подрастут – две отдельные комнаты. Игрушки, кроватки. Чтобы все новенькое, понял? Доктор хороший. Хорошая частная школа. Понял? Ты меня понял?
- Счастливо, – сказал он и отвернулся к стенке.
- Учти, – сказала она, встав с дивана. – Мы остаемся друзьями.
- Ладно, – просипел он, не поворачиваясь.

===== 2
Стыдные слезы текли по его лицу. Она, слышно было, возилась в коридоре. Что-то доставала из шкафа. Зазвонил его мобильник – в кармане пиджака, который висел на стуле. Он сначала не хотел отвечать, но это был кто-то очень настырный: звонил и звонил. Поэтому он ногой подтащил стул к дивану, извернулся, не вставая, и достал телефон.
- Слушаю, – откашлявшись, сказал он.
- Простите, – вежливо раздалось в трубке. – Это Максим Анатольевич?
- Да.
- Шафранов Максим Анатольевич?
- Да.
- Еще раз простите, вы – муж Насти Шафрановой?
- Да.
- Настя вам объявила, что уходит от вас?
- Да!
- Голубчик, умоляю, не отпускайте, удержите ее! В сущности, глупейшая история, – мягко, но при этом горячо и слегка покаянно говорил невидимый собеседник; судя по голосу, человек умный и приятный. – Мне хорошо за пятьдесят, я давно и прочно женат, я не такой уж богатый, в сущности. Это было вроде пари. Глупое, пошлое пари. Я ляпнул, что любая красивая девочка убежит ко мне от любого мужа… Да, и вот что. Самое главное. Заверяю вас, между нами ничего не было! Мы даже не целовались! Клянусь вам! Вы мне верите?
Она вошла в комнату.
- Да! – громко ответил он в пятый раз, нажал отбой, перевернулся на спину.
- Кто звонил? – спросила она.
- Чушь какая-то, – сказал он. – Социологический опрос.

▔▔۝

<i>

Я вспоминаю слова Жерара Филипа o том, что брак — это продолжительная беседа.

Года за два до смерти Ролан мне сказал: «Боже мой, мы прожили вместе 25 лет, а я даже с тобой наговориться не успел».

Понимаете, какое это счастье, если человек за целую жизнь с тобой не наговорился?

<b> 

Елена Санаева