````````/ 7
```````/_(
```````|_|
```````|_|
```````|_|
```````|_|`/\
`````/\|=|/`/
`````\`|_|`/
``````)````\
`````/`|_|``\
````/``-=-o`/
````\``/~\_/
</b>
<b>
<u>Правила жизни Юлия Кима</u>
<b>Я не
принадлежу</b> к числу тех людей, которые все время смотрят на часы и говорят: «У
меня есть для вас пять минут — ни больше, ни меньше». Так рисуют современных
бизнесменов, капитанов производства, а это не я.
Первый раз я
увидел маму</b> в 10 лет. И мама, и папа попали под каток сталинских репрессий —
отца расстреляли, а маму в 1938-м отправили в лагерь. Она вернулась в 1945-м. Я
помню, стоял ясный солнечный день, все было зелено. Мы с сестрой знали, что
мама должна приехать с электричкой. Между нашим домом и станцией был небольшой
сосновый скверик, и вот посреди него, на дорожке, протоптанной к станции, мы ее
и встретили. Это была невысокая скромная женщина с немудрящим фанерным
чемоданчиком. Она обняла нас, а потом нам долго-долго пришлось к ней привыкать.
Когда мама
сидела,</b> мне рассказывали, что она есть, что она в командировке. Мы
переписывалась: она посылала нам самодельные книжки на оберточной бумаге, и там
были ее стихи — мама описывала события нашей жизни. Мы ей рассказывали, что,
вот, у нас лопнул водопроводный бак и залило этажи, она присылала нам про это
шутливую поэму, а ее соседка по нарам, художница, все это иллюстрировала.
Однажды
бабушка</b> решила послать мамины стихи в «Пионерскую правду», чтобы они их
оценили. Она не сказала, что мать отсиживает срок, и ответ получила очень
теплый: что стихи очень нравятся, что хорошие и что сразу видно — они согреты
близостью детей.
Из нищего
Малоярославца </b>— а людям с 58-й статьей можно было жить только на расстоянии 100
километров от Москвы — мы уехали в богатую Туркмению.
---------------------
2
<b>Город, где мы жили,</b> назывался Дашогуз, что означает «каменный колодец». После Малоярославца он
показался нам настоящим раем — там было все, и это все было очень дешево.
Виноград, персики, огурцы, помидоры — все было в два раза толще, чем в России.
Если тут морковь полметра, то там километр. Я там мгновенно отъелся — из
худенького стал толстеньким.
Сейчас я
стараюсь</b> есть немного и с разбором. Много еды не нужно, и лучше, чтобы она была
однообразна, а не разнообразна. Первое я ем в обед, а второе — на ужин.
Каждое
событие,</b> даже интервью, требует особого настроя. Если я настраиваюсь сочинять,
это не значит, что я буду бегать как бешеный из угла в угол. Я буду лежать,
ходить, смотреть телевизор — пока не настроюсь на сочинительство.
16 лет подряд
я писал</b> под псевдонимом Ю. Михайлов, потому что Ю. Ким числился в черных
списках. Когда-то мы с режиссером Леонидом Эйдлиным стали искать для меня
псевдоним, который можно было написать на театральной афише. Мы хотели найти
фамилию, которой нет в списке действующих советских писателей. Ивановых мы
нашли двух, Сидоровых тоже двух и тут кто-то произнес — а Михайлов есть? Таким
образом, меня и записали — Михайлов.
Сегодня
государство</b> чувствует себя по отношению к обществу очень свободно и может
запретить любые выступления и демонстрации. В этом смысле оно осталось
советским. Каспаров приезжает в какой-нибудь город и узнает, что помещение,
снятое под его выступление, начинают ремонтировать. Это очень напоминает
брежневские времена — когда я приезжал на концерт и видел вывеску «Концерт
отменяется в связи с болезнью автора». И я, здоровый автор, несколько раз
фотографировался на фоне такого рода объявлений.
----------------------
3
Когда
государство</b> обворовывает народ, народ начинает обворовывать государство. И
таким образом все уравновешивается — по крайней мере, есть способ выжить.
<b>
Законопослушание
в России</b> не является естественным рефлексом граждан; общество не слишком
развито, а государство его не слушает.
Поскольку
кроме России</b> я прописан еще и в Израиле, каждый год я появляюсь там по два-три
раза — продлеваю лето.
Север и
дальние страны</b> заражают людей ностальгией, и я не исключение. На Камчатке я
работал после института по распределению. Я заболел ею так сильно, что когда
мой договор закончился в 1973 году, и я вернулся в Москву, то в какой-то момент
я не выдержал и вновь отправился на Камчатку. Правда, всего на полгода. Просто
для того, чтобы управиться с ностальгией.
Я был очень
хорошим учителем</b> — преподавал литературу и историю. Историю я преподавал на
основе материалов, опубликованных во времена Хрущева. Коллективизацию я давал
по ротапринтному внутреннему изданию «История коллективизации в Советском
Союзе» историка Юрия Данилова — это была беспощадно правдивая книга. Я честно
преподавал — так, насколько это было возможно, но оставался в рамках
лояльности. Тогда еще у нас сохранялась надежда на социализм с человеческим
лицом.
В первый год</b> —
когда я преподавал на Камчатке — у меня были сложные отношения с учениками 5−6
классов. За неимением географа я давал географию, и это было тяжело, потому что
я так и не научился с ними разговаривать. Я отдыхал от них в вечерней школе —
там половина учеников приходили пьяными, но с ними было значительно проще и
легче, чем с теми изобретательными мучителями.
----------------------
4
В России я все
время</b> поневоле готов к отпору, когда хожу по улице. Однажды на моих глазах
скинхеды придрались к индусу. Они его окружили и не давали пройти, издевались.
Но я не в том возрасте, чтобы вмешиваться, меня бы с инфарктом увезли. Но был
бы пистолет — убил бы на месте.
На Камчатке я
был</b> последний раз 15 лет назад. В 1995 году дал несколько концертов, и весь
гонорар ушел на поездку в родные места. У меня была цель добраться до
пустынного маяка. Пустынное, очаровательное, дикое, первобытное место. Я пробыл
там час и поехал обратно.
Когда возникает возможность</b> зарабатывать, я не отказываюсь.
Страна — это
Камчатка</b> и прочее, а государство — это государство. Оно совершенствуется, но
очень медленно.
Я не помню,</b> какая у меня машина, — жена знает.
Я свои песни</b> дома не пою.
♪♫ https://esquire.ru/rules/202-kim/#part1
