<i><b> Дела давно минувших дней…</i></b>
⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰
<i>
░ Фаина Раневская
Судьба-шлюха
*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*
Продолжение
Борис
Пастернак слушал, как я читаю "Беззащитное существо", и хохотал
по-жеребячьи. Анна Андреевна говорила: "Фаина, вам 11 лет и никогда не
будет 12. А ему всего 4 годика".
Из
дневника Анны Андреевны:
"Теперь,
когда все позади - даже старость, и остались только дряхлость и смерть,
оказывается, все как-то, почти мучительно, проясняется: люди, события,
собственные поступки, целые периоды жизни. И сколько горьких и даже страшных
чувств". Я написала бы все то же самое. Гений и смертный чувствуют
одинаково в конце, перед неизбежным.
Будучи
в Ленинграде, я часто ездила к ней за город, в ее будку, как звала она свою
хибарку:
Читаю
этих сволочных вспоминательниц об Ахматовой и бешусь. Этим стервам охота
рассказать о себе. Лучше бы читали ее, а ведь не знают, не читают.
А.
А. с ужасом сказала, что была в Риме в том месте, где первых христиан
выталкивали к диким зверям. Передаю неточно, - это было первое, что она мне
сказала. Говорила о том, что в Европе стихи не нужны, что Париж изгажен тем,
что его отмыли. Отмыли от средневековья.
5
марта 10 лет нет ее, - к десятилетию со дня смерти не было ни строчки. Сволочи.
Меня
спрашивают, почему я не пишу об Ахматовой, ведь мы дружили... Отвечаю: не пишу,
потому что очень люблю ее.
Читаю
дневник Маклая, влюбилась и в Маклая, и в его дикарей.
Я
кончаю жизнь банально-стародевически: обожаю котенка и цветочки до страсти.
...Вот
что я хотела бы успеть перечитать: Руссо - "Исповедь", Герцен -
"Былое и думы", Толстой - "Война и мир", Вольтер -
"Кандид", Сервантес - "Дон-Кихот". Данте. Всего
Достоевского.
"Души
же моей он не знал, потому что любил ее". Толстой.
Узнала
сейчас в газете о смерти Ольги Берггольц. Я ее очень любила. Анна Андреевна
считала ее необыкновенно талантливой.
Так
мало в мире нас осталось,
что
можно шепотом произнести
забытое,
людское слово "жалость",
чтобы
опять друг друга обрести.
О.
Берггольц
Ахматова
говорила: "Беднягушка Оля". Она ее очень любила.
Все
мы виноваты и в смерти Марины (Цветаевой). Почему, когда погибает Поэт, всегда
чувство мучительной боли и своей вины? Нет моей Анны Андреевны, - все мне
объяснила бы, как всегда.
Ночью
читала Марину - гений, архигениальная, и для меня трудно и непостижимо, как
всякое чудо.
Есть
имена, как душные цветы,
И
взгляды есть, как пляшущее пламя,
Есть
тонкие извилистые рты
С
глубокими и влажными углами.
Есть
женщины, их волосы, как шлем,
Их
веер пахнет гибельно и тонко.
Им
тридцать лет. Зачем тебе, зачем
Моя
душа - Спартанского ребенка.
Марина
Цветаева
Я
помню ее в годы первой войны и по приезде из Парижа. Все мы виноваты в ее
гибели. Кто ей помог? Никто.
Продолжение
следует…
</i>