✔✔

⧚⧚⧚⧚⧚⧚⧚⧚⧚⧚⧚⧚⧚⧚⚈⧚⧚⧚⧚⚉⧚⧚&ensp; <b> Стас Садальский

</b><i> 

12 января Володе Мулявину исполнилось бы 80...

Много грязи вылили на него при жизни, много пачкают его имя и после смерти.

Скажу одно – Песняры без Володи сразу кончились.

При нем несколько раз группа воскресала буквально из пепла, как Феникс, несмотря на предательства друзей, солистов и гонения властей.

У ансамбля был стержень.

А сейчас, может, Песняры и популярны, но примерно так же, как Queen без Меркьюри.

Группы с этим именем плодятся в геометрической прогрессии, и что интересно, гастролируют.

А сколько лет ему не давали звание!

В то время, когда Песняры собирали аншлаговые залы, когда за плечами уже были фестивали в Сопоте и Каннах – в последнем могли принимать участие только те коллективы, которые выпустили самое большое количество пластинок в стране.

===== 2

<i>

Да и звание получил он случайно, благодаря гастролям на моей родине, в Чувашии.

Был грандиозный концерт Песняров в Чебоксарах, а потом банкет. ВИА приехал туда с группой белорусских чинушей.

Кто-то из руководителей-чувашей, узнав, что у Володи нет никакого звания, пообещал ему дать наше, чувашское.

Услышав это, белорусские чиновники занервничали, сказав, что вопрос звания уже ими решен. И по приезду дали Володе Заслуженного.

У меня та же история. Самые дорогие мои звания – Народный артист Чувашии и Народный артист Грузии. Родина часто не ценит артиста при жизни. Но есть место, где его любят.

Это зрительный зал. Вот настоящая родина артиста, и неважно, где она – в Белоруссии, Чувашии или Грузии.

Кстати, Лукашенко помог последней жене Володи, уже покойной актрисе Светлане Пенкиной (она снималась в фильмах «Берегите женщин» и «Хождение по мукам») открыть музей Мулявина при Белорусской государственной филармонии.

Лида Шукшина была в нем, когда приезжала в Минск, - Света пригласила ее, и говорит, что это чудо.

Если буду, когда нибудь на гастролях, обязательно зайду...

 ✔✔

░░|░░|❤️░░|░░|░░|░░|░░|░░|

<b>Anatoly Golovkov

</b>

░░|  <i>ОН ВОЗРАЩАЕТСЯ.

В ту страну, где и безо всякого Кремля, без оппонентов и просто врагов — многими непонимаем.

От многих далек.

Не только от тех, для кого опасен. Даже от некоторых единомышленников. Кто, примеряя его судьбу, понимает, что так не смог бы...

Он возвращается не в государство, которое его едва не убило. Которое спешно шьет ему уголовщину. Просчитывает варианты посадки его самолета. Шлет директивы нацгвардии и ОМОНу.

Он, вообще-то говоря, возвращается немного не туда, куда они рассчитывают.

Он едет не к ним — к себе домой. </i>|░░

░░|░░|❤️░░|░░|░░|░░|░░|░░|

<b>Anatoly Golovkov

</b>

░░|<i></i>|░░

✔✔

⛆⛆⛆  ⛆ ℺℺ ⛆

"Бабка"

рассказ

<i> 

Бабка была тучная, широкая, с мягким, певучим голосом. «Всю квартиру собой заполонила!..» – ворчал Борькин отец. А мать робко возражала ему: «Старый человек... Куда же ей деться?» «Зажилась на свете... – вздыхал отец. – В инвалидном доме ей место – вот где!»

Все в доме, не исключая и Борьки, смотрели на бабку, как на совершенно лишнего человека.

Бабка спала на сундуке. Всю ночь она тяжело ворочалась с боку на бок, а утром вставала раньше всех и гремела в кухне посудой. Потом будила зятя и дочь: «Самовар поспел. Вставайте! Попейте горяченького-то на дорожку...»

Подходила к Борьке: «Вставай, батюшка мой, в школу пора!» «Зачем?» – сонным голосом спрашивал Борька. «В школу зачем? Тёмный человек глух и нем – вот зачем!»

Борька прятал голову под одеяло: «Иди ты, бабка...»

В сенях отец шаркал веником. «А куда вы, мать, галоши дели? Каждый раз во все углы тыкаешься из-за них!»

Бабка торопилась к нему на помощь. «Да вот они, Петруша, на самом виду. Вчерась уж очень грязны были, я их обмыла и поставила».

...Приходил из школы Борька, сбрасывал на руки бабке пальто и шапку, швырял на стол сумку с книгами и кричал: «Бабка, поесть!»

Бабка прятала вязанье, торопливо накрывала на стол и, скрестив на животе руки, следила, как Борька ест. В эти часы как-то невольно Борька чувствовал бабку своим, близким человеком. Он охотно рассказывал ей об уроках, товарищах. Бабка слушала его любовно, с большим вниманием, приговаривая: «Всё хорошо, Борюшка: и плохое и хорошее хорошо. От плохого человек крепче делается, от хорошего душа у него зацветает».

Наевшись, Борька отодвигал от себя тарелку: «Вкусный кисель сегодня! Ты ела, бабка?» «Ела, ела, – кивала головой бабка. – Не заботься обо мне, Борюшка, я, спасибо, сыта и здрава».

===== 2

<i> 

Пришёл к Борьке товарищ. Товарищ сказал: «Здравствуйте, бабушка!» Борька весело подтолкнул его локтем: «Идём, идём! Можешь с ней не здороваться. Она у нас старая старушенция». Бабка одёрнула кофту, поправила платок и тихо пошевелила губами: «Обидеть – что ударить, приласкать – надо слова искать».

А в соседней комнате товарищ говорил Борьке: «А с нашей бабушкой всегда здороваются. И свои, и чужие. Она у нас главная». «Как это – главная?» – заинтересовался Борька. «Ну, старенькая... всех вырастила. Её нельзя обижать. А что же ты со своей-то так? Смотри, отец взгреет за это». «Не взгреет! – нахмурился Борька. – Он сам с ней не здоровается...»

После этого разговора Борька часто ни с того ни с сего спрашивал бабку: «Обижаем мы тебя?» А родителям говорил: «Наша бабка лучше всех, а живёт хуже всех – никто о ней не заботится». Мать удивлялась, а отец сердился: «Кто это тебя научил родителей осуждать? Смотри у меня – мал ещё!»

Бабка, мягко улыбаясь, качала головой: «Вам бы, глупые, радоваться надо. Для вас сын растёт! Я своё отжила на свете, а ваша старость впереди. Что убьёте, то не вернёте».

* * *

Борьку вообще интересовало бабкино лицо. Были на этом лице разные морщины: глубокие, мелкие, тонкие, как ниточки, и широкие, вырытые годами. «Чего это ты такая разрисованная? Старая очень?» – спрашивал он. Бабка задумывалась. «По морщинам, голубчик, жизнь человеческую, как по книге, можно читать. Горе и нужда здесь расписались. Детей хоронила, плакала – ложились на лицо морщины. Нужду терпела, билась – опять морщины. Мужа на войне убили – много слёз было, много и морщин осталось. Большой дождь и тот в земле ямки роет».

Слушал Борька и со страхом глядел в зеркало: мало ли он поревел в своей жизни – неужели всё лицо такими нитками затянется? «Иди ты, бабка! – ворчал он. – Наговоришь всегда глупостей...»

===== 3

<i> * * *

За последнее время бабка вдруг сгорбилась, спина у неё стала круглая, ходила она тише и всё присаживалась. «В землю врастает», – шутил отец. «Не смейся ты над старым человеком», – обижалась мать. А бабке в кухне говорила: «Что это, вы, мама, как черепаха по комнате двигаетесь? Пошлёшь вас за чем-нибудь и назад не дождёшься».

Умерла бабка перед майским праздником. Умерла одна, сидя в кресле с вязаньем в руках: лежал на коленях недоконченный носок, на полу – клубок ниток. Ждала, видно, Борьку. Стоял на столе готовый прибор.

На другой день бабку схоронили.

Вернувшись со двора, Борька застал мать сидящей перед раскрытым сундуком. На полу была свалена всякая рухлядь. Пахло залежавшимися вещами. Мать вынула смятый рыжий башмачок и осторожно расправила его пальцами. «Мой ещё, – сказала она и низко наклонилась над сундуком. – Мой...»

На самом дне сундука загремела шкатулка – та самая, заветная, в которую Борьке всегда так хотелось заглянуть. Шкатулку открыли. Отец вынул тугой свёрток: в нём были тёплые варежки для Борьки, носки для зятя и безрукавка для дочери. За ними следовала вышитая рубашка из старинного выцветшего шёлка – тоже для Борьки.

===== 4

<i> 

В самом углу лежал пакетик с леденцами, перевязанный красной ленточкой. На пакетике что-то было написано большими печатными буквами. Отец повертел его в руках, прищурился и громко прочёл: «Внуку моему Борюшке».

Борька вдруг побледнел, вырвал у него пакет и убежал на улицу. Там, присев у чужих ворот, долго вглядывался он в бабкины каракули: «Внуку моему Борюшке». В букве «ш» было четыре палочки. «Не научилась!» – подумал Борька. Сколько раз он объяснял ей, что в букве «ш» три палки... И вдруг, как живая, встала перед ним бабка – тихая, виноватая, не выучившая урока. Борька растерянно оглянулся на свой дом и, зажав в руке пакетик, побрёл по улице вдоль чужого длинного забора...

Домой он пришёл поздно вечером; глаза у него распухли от слёз, к коленкам пристала свежая глина. Бабкин пакетик он положил к себе под подушку и, закрывшись с головой одеялом, подумал: «Не придёт утром бабка!»

<b> 

Валентина Осеева

 ✔✔

░░|░░|❤️░░|░░|░░|░░|░░|░░|

<b>Anatoly Golovkov

</b>

░░|  <i>Ходики жизни

КОЛОДЕЦ

Колодец рыли немцы.

Они шестой год в плену. Ходили слухи, что вот-вот отправят домой.

Поэтому немцы казались услужливы. Хоть коряво, но говорили по-русски. И под губную гармошку пели «Катюшу»: газцветалы яблоны унд гыушы.

А что? Если табак кончился или молока попросить — заговоришь хоть по-китайски. Хотя кормили немцев как своих. Каша пшённая, так с маслом, борщ — так с мясцом на кости и при жирке.

Начинался колодец так.

Летом, на другой день после Стратилата, пришли мужики, колодезники из Горушек. С петухом за пазухой. Выпустили петуха, стали смотреть. Петух побродил, поворчал. Мужики курили хмуро: да чтоб тебя!

И вдруг замер, землю лапой заскрёб: туточки вода! И по всему — не глыбоко!

Отец смеялся, поправляя гимнастерку под портупеей: двадцатый век, а вы как при царе! Какой еще Стратилат?

Но рыть разрешил.

Конвой курил махорку, автоматы на коленях. Мы торчали рядышком.

А вдруг они сбегут?.. Повариха тетя Надя отвечала: а куда им бегти-то? Некуда больше бегти! Почитай, набегалися за войну, делов понаделали

Мы не унимались: а если в райцентр убегут, дядя сержант?.. Ну, в Невель. Прыг в вагон — а их цап-царап! И обратно! Пущай роють!

Работали немцы аккуратно. Поднимут землю в ведре, на носилки, умнут, чтоб ни крошки не упало, отнесут в сторонку, на брезент.

Отец хотел выложить стенки кирпичом. Подрядчик спорил: сырость пойдет, зима-лето, повалятся! И не по-русски это!.. А как же, Николай Савельич?.. Сруб соберем.

Тогда навезли бревен, явились плотники сруб ладить, полетели щепки осины — ароматные, сладкие.

А из ямы колодезной уже кричат: вассер, вассер!.. Вода пошла. Не пошла, нарвались на ключи — попёрла!

Отец уже не мешал. Сладили сруб, опустили веревками. И как велел колодезник, гораздо ниже уровня воды.

Закончили, отсосали насосом, пока грязь не сошла.

Опустили первое ведро.

...Я вкус этой воды до сих пор помню. И не знаю, с чем сравнить. Причем, из стакана — не то. А вот ведро на цепи подымешь, туда мордаху опустишь, как конь. И пьешь, пьешь, пьешь!

Серебро живое, мать честная!

Старухи из деревни приходили набрать свежеколодезной.

Говорили, чай из нее в самоваре — меду не надо, сам сладкий. А хворь какая, коленка болит, приложишь, к утру уляжется.

А к душе приложишь — родину не забудешь.

Станет даже на чужбине беду отводить.

Вот какая осталась надежда.

Да хоть такая, и слава Богу! </i>|░░

░░|░░|❤️░░|░░|░░|░░|░░|░░|

<b>Anatoly Golovkov

</b>

░░|<i></i>|░░

 

. .)

. ( (

████╗✫* ✫*

████║ .•✫*¨✫*

████╝•.¸.•✫*¨✫&nbsp;  <b>Сергей Плотов</b>

<i>

МЕЧТЫ, МЕЧТЫ…

Валя Шульц мечтал стать великим. Не важно кем.

Главное, чтоб великим. Так он мечтал.

Прожил семьдесят восемь лет. Похоронен в Торжке.

Двое детей. Три внука. Великим не стал.

Оля Борисова мечтала счастливой стать.

В двадцать один уехала с мужем в Тверь.

Муж пил. Она стала тоже с ним выпивать.

Надо было к маме сбежать. Да что уж теперь.

Илья Зимин мечтал стать невидимым, но

Стал педагогом. В потёртом ходит пальто.

Мечта частично сбылась, как ни смешно,

Поскольку Илью в упор не видит никто.

Саня Прохоров мечтал стать бессмертным. Вот

И следил за здоровьем да избегал проблем.

Но умирают все, кроме, вроде бы, одного.

Правда, это скорее красивая сказка, чем…

А я вот в детстве клоуном стать мечтал.

И чтоб дрессированный слон мне вручал цветы.

Но, может, ангел-хранитель пути не дал,

А может, ещё не время для той мечты.

  ✔✔

 &emsp;   ﻩ*ﻩ*ﻩ*ﻩﻩﻩ

 

ﻩ*ﻩ*ﻩ*ﻩﻩﻩ

<b>  

Анна Валентиновна Кирьянова

</b>  

<i> 

 Когда восхищаются закаленными и выносливыми людьми,

я вспоминаю одного мальчика. Он зимой ходил в школу в форме; без пальто и без куртки. В старом синем форменном пиджачке.

Вот такой он был закаленный! Не боялся мороза. И громко смеялся над чуханами, которые кутаются в тряпки и носы прячут.

Это был школьный хулиган. Пиджачок был ему мал; из рукавов торчали красные большие руки. Когда мальчишки начинают расти, у них бывают такие руки; как клешни.

Вот этот парнишка гордо в школу бежал без пальто. Ему ничуть не холодно было, это все знали. Он сам всем так сказал.

Но он бежал, скрючившись, подняв воротник старой синей курточки, а красные руки-клешни пытался засунуть подмышки. Было очень холодно. Зима и трескучий мороз.

А у самой школы этот закаленный мальчик переходил на шаг и выпрямлялся. Чтобы все видели - ему не холодно! Он привык так ходить в мороз!

===== 2

<i>

На ремне болталась дерматиновая сумка с рваными учебниками. И он гордо заходил в школу.

Понимаете, его мать была пьяницей. И у этого Алёши просто не было ни пальто, ни шарфа, ни шапки. Только резиновые сапоги и старая школьная форма; он из неё вырос. Но сапоги позволяли скрыть короткие брюки. Он эти сапоги с шиком носил; с отворотами…

Все его считали закаленным и выносливым. А учителя ругали громко за то, что он без пальто в школу ходит. Он насмешливо так отвечал, дерзко: мол, я не мёрзну! И все снова восхищались его нахальной смелостью…

А он тайком грел красные обветренные руки на батарее. Я видела. Но никогда не жаловался и не рассказывал про то, что у него дома. Он же был сильный.

Сколько пришлось вынести закаленному и выносливому - только он один знает. Он не рассказывает, что его закалило. И кто его сделал выносливым. Эти люди не стонут и не жалуются. И их никто не жалеет.

Вот об этом надо подумать, когда восхищаешься тем, кто по морозу бодро идёт без пальто. И насвистывает веселую песню…

Анна Кирьянова

Я эту историю написала давно. Публикую сегодня. Я про выносливых и стойких много знаю. Про тех, кто поддерживает других и поёт веселую песню.

 ✔✔

(¯`O´¯)

*./ | \*. *

*./ | \ .*♥*. .

(¸¸.*♥˚*ˏֶ.♥˚ *&emsp; <b>Борис Шапиро-Тулин

</b><i>

из цикла ЗИМНИЕ ЭТЮДЫ

Промерзший трамвай дребезжит в поворотах,

Промерзшее небо блестит, как стекло,

И даже в Раю на засове ворота –

У Сторожа руки от стужи свело.

Толпа вновь прибЫвших застыла, вздыхая, -

Теперь неизвестно когда призовут,

Лишь души заблудших в ночи собирая,

Участливо черти жаровни несут.

Вверху и внизу, видно, лопнули трубы,

Давленье в Котельной стремится к нулю –

Уже не раскрыть нам замерзшие губы,

Уже не сказать нам друг другу: -Люблю.

Все замерло сверху и снизу, а между

Земным и Небесным Россия лежит,

И как отголосок недавней надежды,

Трамвай одинокий в ночи дребезжит.

 

.._

 {\o/}

 ./_\

 <i>

 Сусальный ангел

 

На разукрашенную ёлку

И на играющих детей

Сусальный ангел смотрит в щёлку

Закрытых наглухо дверей.

 

А няня топит печку в детской,

Огонь трещит, горит светло…

Но ангел тает. Он — немецкий.

Ему не больно и тепло.

 

Сначала тают крылья крошки,

Головка падает назад,

Сломались сахарные ножки

И в сладкой лужице лежат…

 

Потом и лужица засохла.

Хозяйка ищет — нет его…

А няня старая оглохла,

Ворчит, не помнит ничего…

 

Ломайтесь, тайте и умрите,

Созданья хрупкие мечты,

Под ярким пламенем событий,

Под гул житейской суеты!

 

Так! Погибайте! Что в вас толку?

Пускай лишь раз, былым дыша,

О вас поплачет втихомолку

Шалунья девочка — душа…

<b>

Александр Блок,</b> 1909

 

 ✔✔

∮ ∯ ∰ 

<i> 

Быть старым — такая же прекрасная и необходимая задача, как быть молодым, учиться умирать и умирать — такая же почтенная функция, как и любая другая, — при условии, что она выполняется с благоговением перед смыслом и священностью всяческой жизни. 

Старик, которому старость, седины и близость смерти только ненавистны и страшны, такой же недостойный представитель своей ступени жизни, как молодой и сильный, который ненавидит свое занятие и каждодневный труд и старается от них увильнуть. 

Короче говоря: чтобы в старости исполнить свое назначение и справиться со своей задачей, надо быть согласным со старостью и со всем, что она приносит с собой, надо сказать ей «да». Без этого «да», без готовности отдаться тому, чего требует от нас природа, мы теряем — стары мы или молоды — ценность и смысл своих дней и обманываем жизнь. 

Каждый знает, что старческий возраст приносит всякие тяготы и что он кончается смертью. Год за годом надо приносить жертвы и отказываться от многого. Надо научиться не доверять своим чувствам и силам. Путь, который еще недавно был маленькой прогулочкой, становится длинным и трудным, и в один прекрасный день мы уже не сможем пройти его. От кушанья, которое мы любили всю жизнь, приходится отказываться. Физические радости и удовольствия выпадают все реже, и за них приходится все дороже платить. И потом, всяческие недуги и болезни, притупление чувств, ослабление органов, и различные боли, особенно ночами, часто такими длинными и страшными,- от всего этого никуда не денешься, это горькая действительность. Но убого и печально было бы отдаваться единственно этому процессу упадка и не видеть, что и у старости есть свои хорошие стороны, свои преимущества, свои утешения и радости. 

===== 2 

<i> 

Когда встречаются два старых человека, им следует говорить не только о проклятой подагре, о негнущихся частях тела и об одышке при подъеме по лестнице, но и о веселых и отрадных ощущениях и впечатлениях. А таковых множество. 

Когда я напоминаю об этой положительной и прекрасной стороне в жизни стариков и о том, что нам, седовласым, ведомы и такие источники силы, терпения, радости, которые в жизни молодых не играют никакой роли, мне не подобает говорить об утешениях религии и церкви. Это дело священника. Но кое-какие дары, которые приносит нам старость, я могу перечислить. Самый дорогой для меня из них — сокровищница картин, которые носишь в памяти после долгой жизни и к которым, когда твоя активность идет на убыль, обращаешься с совершенно другим участием, чем когда-либо прежде. Образы и лица людей, отсутствующих на земле уже шестьдесят-семьдесят лет, составляют нам компанию, глядят на нас живыми глазами. Дома, сады, города, уже исчезнувшие и полностью изменившиеся, мы видим целыми и невредимыми, как когда-то, и далекие горы, взморья, которые мы видели в поездках десятки лет назад, мы снова находим во всей их свежей красочности в этой своей книге с картинками. 

Рассматривание, наблюдение, созерцание все больше становится привычкой и упражнением, и незаметно настроение и позиция наблюдающего определяют все наше поведение. 

Гонимые желаниями, мечтами, влечениями, страстями, мы, как большинство людей, мчались через годы и десятилетия нашей жизни, мчались нетерпеливо, с любопытством и надеждами, бурно переживая удачи и разочарования, — а сегодня, осторожно листая большую иллюстрированную книгу нашей собственной жизни, мы удивляемся тому, как прекрасно и славно уйти от этой гонки и спешки и отдаться vita contemplativa (созерцательной жизни). 

 ===== 3 

<i> 

Здесь, в этом саду стариков, цветет множество цветов, об уходе за которыми мы прежде и думать не думали. Тут цветет цветок терпения, злак благородный, мы делаемся спокойнее, снисходительнее, и чем меньше становится наша потребность вмешиваться и действовать, тем больше становится наша способность присматриваться и прислушиваться к жизни природы и к жизни наших собратьев, наблюдая за ее ходом без критики и не переставая удивляться ее разнообразию, иногда с участием и тихой грустью, иногда со смехом, светлой радостью, с юмором. 

Недавно я стоял у себя в саду у костра, подбрасывая в него листья и сухие ветки. Мимо колючей изгороди проходила какая-то старая женщина, лет, наверное, восьмидесяти, она остановилась и стала наблюдать за мной. Я поздоровался, тогда она засмеялась и сказала: «Правильно сделали, что развели костер. В нашем возрасте надо приноравливаться к аду». Так был задан тон разговору, в котором мы жаловались друг другу на всяческие боли и беды, но каждый раз шутливо. А в конце беседы мы признались, что при всем при том мы еще не так уж страшно стары и вряд ли можем считать себя настоящими стариками, пока в нашей деревне жив еще самый старший, которому сто лет. 

Когда совсем молодые люди с превосходством их силы и наивности, смеются у нас за спиной, находя смешными нашу тяжелую походку и наши жилистые шеи, мы вспоминаем, как, обладая такой же силой и такой же наивностью, смеялись когда-то и мы, и мы вовсе не кажемся себе побежденными и побитыми, а радуемся тому, что переросли эту ступень жизни и стали немного умней и терпимей. 

«О старости» 

<b> 

Герман Гессе </b> (1877-1962) — немецкий писатель, лауреат Нобелевской премии.

 1952

 ✔✔

ˠ ˠ ˠ 

<i><b> 

Владимир Строчков 

</b> 

* * *

Сперва приходит лихо,

потом приходит плохо,

потом приходит эхо

от силы два-три раза,

в конце довольно глухо,

и наступает тихо,

но следом режет ухо

разбившаяся ваза.