СЮЖЕТЫ.
ИСТОРИЯ МОЕЙ ТЁТУШКИ
Это произошло еще до моего рождения, и я знаю историю из уст родственников – фраза от того, слово от другого, так и сложился пазл.
Дело происходило в 30-х гг. Прошлого века, естественно. У моего отца было три сестры, но речь сейчас пойдет только об одной, поэтому я не буду называть ее имени, достаточно «тётушки».
Поскольку дело происходило до моего появления на свет, я не могу сказать, насколько хороша, привлекательна, зажигающа (ныне принято говорить «сексапильна») была тётушка, но, как и положено в те годы, будучи еще – опять-таки по нынешним временам – юной девушкой, была уже замужем, родила дочь, и жили они с мужем восхитительно, как и положено любящим супругам: все вместе, все пополам, если размолвка – то уже через пять минут взаимные просьбы о прощении. Она работала экспертом-криминалистом в милиции, он инженером на большом заводе – ну, счастье, о чем еще мечтать. О социальном фоне, на котором совершалась их жизнь, нет речи, эта социальная жизнь с ее первыми пятилетками и появлением повсюду «первых отделов» не имеет к их истории никакого отношения.
История началась с того, что муж тётушки умер. Отчего, как, что за болезнь, несчастный ли случай – осталось за пределами моего знания. Тётушка осталась одна, с маленьким ребенком на руках – и начала натурально сходить с ума. Не в том дело, что осталась одна с ребенком на руках, бабушка с дедушкой были рядом, помощь и физическая, и материальная, только востребуйся, – вот она, но, оказывается, тётушка настолько любила мужа, так была привязана к нему – буквально перевита с ним всем своим существом, – что слово «убиваться» применительно к человеку, когда он что-то или кого-то потеряет, – это как раз о ней.
Она ничего не ела, она исхудала так, что превратилась, как в таких случаях опять-таки говорят в народе, в щепку, она потеряла интерес к дочери – могла не покормить ее, не подойти к ней на ее плач, не гуляла с нею на свежем воздухе. Кажется, и на работу она выходила через день, а выйдя, не столько работала, сколько «отбывала каторгу». Как она удержалась на этой каторге – Бог весть. Так минули сороковины, месяц, другой – ничего не менялось, только становилось все хуже. Родные подумывали уже о жёлтом доме.
В один прекрасный день тётушка с подругой все же взялась за разбор бумаг покойного мужа – подруга каким-то образом сумела настоять. И, разбирая их, они обнаружили несколько писем, адресованных тётушкиному мужу. Письма были написаны женщиной, даты, проставленные в письмах, – когда тётушка уже была замужем за ним, когда они так счастливо жили, слившись в единое существо. А женщина в письмах назначала свидания, писала о том, какие упоительные часы они провели вместе, комментировала слова из его писем к ней, упрекала за то, что вынуждена делить его с «той», то есть с нею, тётушкой.
Ни одной женщине, ни одному мужчине не пожелаю читать таких писем. Никому, никогда. И хорошо же, что тётушка разбирала бумаги не одна и читала письма не в одиночестве.
После этих писем она лежала несколько дней. Какая работа, какая еда – ни того, ни другого. Дочка была у бабушки с дедушкой. Призрак жёлтого дома на глазах все отчетливее грозил превратиться в реальность.
А через неделю тётушка встала. И поела. И отправилась на работу. И забрала дочь у бабушки с дедушкой. Смерть обожаемого мужа отняла у нее волю к жизни, его новый, открывшийся ей через письма образ вернул тётушку к ней.
Спустя несколько лет она снова вышла замуж – этого нового мужа я уже прекрасно знал, – родила еще одну девочку, мою двоюродную сестру – близкую мне по взрасту, и мы в детстве провели немало времени вместе. Жизнь сложилась заново, и оказалась совсем недурной, и так, с новым мужем они прошли рука об руку до конца своих дней.
Но вот что самое существенное в этой истории, о чем, помню, перешептывались иногда в семейном кругу: а действительно ли были те письма подлинными? Не написала ли их сама подруга? Вот именно так: чтобы клин клином, а не выйдет, так и так уж все хуже некуда. Писем тех никто из семьи не видел, они тогда же и были уничтожены тётушкой, но было известно, что и с марками, и с проштемпелеванными датами – все честь по чести.
Подруга же тётушки работала на почте.
И если – предполагаю! – тётушка позволяла себе потом какие-то сомнения в подлинности писем, это уже не имело для ее жизни никакого значения.
