<i><b>
Дела давно минувших дней…</i></b>
⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰
<i>
Исповедь (продолжение)
Ей посвящал стихи Бродский, а с
Буковским она ездила за водкой
— Маша, ваш папа — известный скульптор Илья Слоним. Известны
его скульптурные портреты Дмитрия Шостаковича, Сергея Образцова, Анны
Ахматовой.
— Бюст Пушкина папиной работы хранится в Русском музее.
Портрет Бродского там же. Я обязана своим появлением на свет патриотизму моей
мамы, потому что само собой разумелось, что она едет с родителями в Вашингтон,
куда дедушку в 41-м направили послом. Мама заявила: “Я не могу уехать, когда
моя страна воюет”. И дедушка сказал: “Тогда выходи замуж за Слонима”. Так она
вышла замуж за моего папу.
Первое жюри российской премии “Букер”: Булат Окуджава,
Александр Генис, Вячеслав Иванов, Маша Слоним и Джеффри Хоскин. фото из личного
архива Маши Слоним.
— А вы были знакомы с Анной Андреевной?
— Конечно. Она позировала папе в мастерской на Масловке, а к
нам домой приходила в гости, всегда царственна и величава. У меня с ее
приходами были связаны неприятности. У нас была собака — такса по кличке Месье
Трике. Это был страшный шантажист, он чувствовал, когда что-то важное
происходит в доме, и начинал лаять низким грубым голосом. Чтобы его
утихомирить, приходилось задабривать сахаром. Анна Андреевна сидела за столом и
читала только написанные “Полночные стихи”, а Тришка в это время сидел на
диване столбиком, и я из сахарницы закладывала ему в пасть рафинад, и не дай
бог было промедлить: пес открывал рот с выражением “сейчас залаю!”.
— Иосиф Бродский тоже бывал в вашем доме?
— Родители, а потом и я с ним очень дружили. Он как-то
рассказал, что приехала Анна Андреевна из Москвы и дала ему совет: “Познакомься
с Литвиновыми и женись на старшей дочке Маше!“ Но не сошлось.
— А поэт посвящал вам стихи?
— Он был очень коварный человек и посвящал мне грубые стихи.
У нас в квартире был жуткий бардак, и Иосиф однажды оставил мне записочку: “ту
мач оф срач”. Потом мы встретились с ним в Нью-Йорке, когда мы с сыном только
приехали и я не знала, как буду жить.
— А как вы оказались в Нью-Йорке?
— В 68-м мой двоюродный брат Павел Литвинов участвовал в
демонстрации на Красной площади против вторжения в Чехословакию. Я тоже
занималась диссидентскими делами, передавала иностранцам “Хронику текущих
событий”. Когда моих друзей стали арестовывать, мама, боясь за меня, настояла,
чтобы я уехала. Мой бывший муж уже был в Америке. Сестра тоже эмигрировала,
когда ее мужа Валерия Чалидзе, правозащитника, сподвижника Сахарова, лишили
гражданства. Я уехала с сыном Антоном в конце 74-го года формально по мотиву
воссоединения семьи.
— Что у вас было с собой?
— В то время можно было менять 90 рублей на человека. Из
вещей я взяла целый чемодан подарков: ложки, матрешки и льняные простыни. Малой
скоростью отправила свою библиотеку — пропало все. Вначале я заехала к
Солженицыным в Цюрих, а потом в Лондон. Бабушка хотела, чтобы я осталась в
Англии. По ее совету я подала документы на Би-би-си и отправилась в Америку.
Там мы встретились с Бродским, и я призналась, что не знаю, чем мне заняться.
Он сказал: “Старуха, ты в маразме! “Купил нам с Антоном билет в Детройт и
отправил в русскоязычное издательство “Ардис”. Там я начала вкалывать. Мы жили
в университетском городке Анн-Арбор. Это был интересный период. Время от
времени Иосиф приезжал и навещал нас. Америка — удобная страна для эмигрантов,
она быстро дает чувство дома, но это засасывает. Поэтому я даже обрадовалась,
когда пришло приглашение на Би-би-си.
Выйти замуж за лорда.
— Помните, у Высоцкого? “А потом про этот случай раструбят
по Би-би-си. Но на происки и бредни сети есть у нас и бредни. И не испортят нам
обедни злые происки врагов!“
— Русская служба BBC оказалась отличной школой журналистики, я проработала 15 лет.
Меня даже ценили за отсутствие советского опыта: в Москве я нигде не служила.
Грустно было, когда начинали нас глушить. Ощущение такое, будто вещаешь как в
вату.
— А где вы жили в Лондоне?
— Снимала домик в тупичке с садом, пока его не выставили на
продажу. В то время я получала всего 4,5 тысячи фунтов в год, и дом за 35 тысяч
был мне не по карману. Приехал мой приятель, американский журналист, и
предложил: “Давай я куплю тебе, а ты отдашь деньги, когда станешь богатой и
знаменитой”. Но у советских собственная гордость, и я отказалась. Нашла
квартиру, которая напомнила советскую коммуналку: длинный коридор, 6 комнат,
одолжила у Солженицыных денег, взяла ипотеку и купила.
— Весело жили?
— Постоянно кто-то гостил. Буковский жил, Зиновий Зиник.
Андрей Амальрик останавливался, Люда Алексеева. Виктор Некрасов часто приезжал.
Как-то закончилась выпивка, а там с этим строго: в 11 вечера прекращалась
продажа алкоголя. Буковский по московской привычке говорит: “Давай на такси
съездим!“ Спорить было бесполезно. Поймали такси, и я, стесняясь, спросила: “Вы
не знаете магазин, где продаются сигареты?“ Таксист привез нас в район, который
населен выходцами из Вест-Индии, там был круглосуточный магазинчик, где
продавалась выпивка из-под прилавка. Мы потом часто туда наведывались.
— Маша, а как вы познакомились с вашим лордом?
— Зиник все сделал. Он выпивал с лордом в пабе неподалеку.
Робин в этот момент читал “Войну и мир” на английском. Зиник привел его к нам,
и Робин, еще пребывая в русском мире, сразу в меня влюбился. Я представлялась
ему русской принцессой. Однажды сижу в клубе, раздается звонок — Робин.
Говорит: “Я тут у тебя в квартире с чемоданчиком. Я переехал”. Он расстался со
своей женой — аргентинской танцовщицей.
— А что было дальше?
— Мы переехали в его поместье под Лондоном. Его мама жила в
большом доме, так что мы обосновались в старом домике егеря. Отмыли. В поместье
был огромный амбар XVIII
века, и нам его перестроили в роскошный дом.
Время от времени приезжали гости. Играли в крикет,
устраивались приемы. Мы с Робином все это не очень любили. Надо было
соответственно одеваться. Когда мы поженились, я имела право носить все
семейные драгоценности, которые хранились в банковском сейфе. Вы не поверите,
но я даже не пошла их посмотреть: мне было это неинтересно.
— А чем занимался Робин?
— Он писал, немного печатался. Но у него была проблема,
которая выявилась, когда я уже стала с ним жить. Время от времени он впадал в
безумие и думал, что он Иисус Христос. Робин был прекрасным человеком в периоды
ремиссии и очень опасным во время болезни. Однажды в таком состоянии он сел за
руль, и я бросилась на капот машины, чтобы его остановить. За одиннадцать лет
всякое бывало. Я научилась с этим жить. Когда Робина не стало, вернулась в
Россию.
— А почему вы не остались в Англии?
— Началась перестройка, и я поняла, что интересней здесь,
чем там, и мне как раз предложили работать над телепроектом — снимать фильм
“Вторая русская революция”.
— Вы живете на две страны и можете сравнивать. В Англии
возможна такая коррупция, как у нас?
— Нет, такое невозможно. Там недавно был скандал: члена
парламента поймали на том, что он жульничал с оплатой дома: на 20 тысяч фунтов
стерлингов обманул налогоплательщиков. И закончил свою карьеру. Человек слаб
всюду. Но там есть механизмы, препятствующие превращению коррупции в эпидемию:
это независимая пресса и независимая судебная система. И, конечно, выборы. Если
ты член парламента, сразу отказываешься от своего бизнеса. Или, если твоя семья
связана с каким-то бизнесом, а в парламенте обсуждается вопрос, который
каким-то образом его касается, ты должен заявить, что не будешь участвовать в
заседании.
— На вашей квартире проводились встречи Московской хартии
журналистов. Злые языки говорят, что политики прибегали по первому свистку, как
афганские борзые.
— Ничего подобного! Мы думали, кого нам интересно
пригласить. Это было закрытое сообщество журналистов: Венедиктов, Корзун,
Бунтман, Пархоменко, Миша Соколов, Елена Трегубова, Володя Корсунский, Таня
Малкина, Наташа Геворкян. Леня Парфенов был в хартии, но почему-то не приходил.
Мы доверяли друг другу, и у нас был принцип неразглашения. Политики знали, что
мы не опубликуем того, о чем говорилось в узком кругу. Все было очень просто.
Каждый приносил колбасу, бутылку. Как-то пришел Дубинин — глава Центробанка, и
засиделся до двух часов ночи. Березовский очень долго отвечал на наши вопросы,
рассказывал, пил водку.
— А были случаи отказа со стороны политиков?
— Черномырдинская охрана решила, что это небезопасно, хотя
Виктор Степанович готов был прийти. В ФСО наизусть знали мою квартиру.
Приходили пораньше, помогали пропылесосить пол.
— Когда все это закончилось и почему?
— Интересный вопрос. В начале двухтысячных. Это совпало с
уходом Бориса Николаевича. Все изменилось, и нам стало неинтересно. Да и новым
политикам мы были неинтересны, наверное.
— Маша, вы гражданка России или подданная Ее Величества?
— У меня английский паспорт. Мария Слоним — мое рабочее имя,
а там я — леди Филлимор.
</i>
