11 февр. 2017 г.

&emsp;  &emsp;  &emsp;  &emsp;<b>Помним</b>

&emsp;  &emsp; &emsp; &emsp;   ❖  
<b>
&emsp; &emsp; &emsp;  Анна Павлова: жизнь и любовь «жемчужины» балета ХХ века
</b>
&emsp﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌
<u></u><i>
23 января 1931 года, 84 года назад, в Нидерландах от пневмонии скончалась феноменальная русская балерина Анна Павлова. Согласно распространенной информации, последними словами артистки были: «Приготовьте мой костюм лебедя!». Благодаря ей в 20-х годах прошлого века мир охватила «павломания»: в парфюмерных лавках расхватывали духи «Pavlova», в цветочных — розы, напоминающие по форме и цвету ее балетную пачку, а в магазинах одежды — манильские шали, которые Анна ввела в моду… Однако, став одной из ярчайших звезд балета ХХ века, Павлова так и не смогла обрести семейного счастья. В материале рубрики «Кумиры прошлого» мы расскажем о жизни, карьере и семейных отношениях знаменитой балерины Анны Павловой.

1909 год… Петербург потрясла новость: любимец большого света барон Дандре арестован за растрату. Говорили, что все деньги он спустил на свою содержанку, балерину Анну Павлову, и что от ее показаний на процессе многое зависит. Впрочем, никто не знал, захочет ли Анна прервать долгожданные парижские гастроли, где у нее, кажется, вспыхнул новый роман…

Над набережной Сены полощется ветром огромная афиша, сделанная по эскизу Валентина Серова: на сером фоне мелом и углем — Павлова, парящая в арабеске. Надпись гласит: «Русские сезоны в Париже». Целое столетие французские балетмейстеры и танцовщики приезжали в дремучую Россию и производили там фурор, а теперь русская балерина Павлова каждый вечер выходит на сцену театра «Шатле» в своем знаменитом «Умирающем лебеде»! На корсаж белого платья Анна прикалывала алую гранатовую брошь, символизирующую смертельную рану. Брошь сверкала, взлетали и опадали выразительные гибкие руки, трепетал белый пух юбочки… Композитор Камиль Сен-Санс, увидев Анну в «Лебеде», сказал: «Мадам, благодаря вам я понял, что написал прекрасную музыку!» Несколько скульпторов с мировым именем выстроились в очередь, чтобы лепить с натуры божественную ножку «жемчужины «Русских сезонов»!

— Я должна спешно покинуть Париж, — заявила «жемчужина» Дягилеву в разгар всего этого успеха. — Если нужно выплатить штраф за нарушение контракта, назовите сумму. Дягилев не удивился: до Парижа уже докатились слухи об аресте покровителя Павловой — высокого правительственного чиновника барона Виктора Эмильевича Дандре. Что-то такое неприятное, позорное, связанное со взяткой при сдаче подряда на постройку Охтинского моста…

Знал Дягилев и о том, что в Петербурге Дандре сочувствуют, а Павлову осуждают: мол, высосала из богатого любовника все до капельки, да и упорхнула, бессердечная, в Париж и там ответила на ухаживания первого балетного красавца Михаила Мордкина (тоже участника «Сезонов»). В Аннушкино бессердечие и корысть, равно как и в ее роман с Мордкиным, Дягилев не верил и был готов к тому, что Павлова в любой момент запросится в Петербург.

— Конечно, для меня это серьезный удар, но человек, которого вы любите, попал в беду, — сказал благородный Дягилев.

— Не нужно никакого штрафа. Поезжайте в Петербург и передайте мой поклон барону Дандре.

— Я вовсе не собираюсь в Петербург, с чего вы взяли?! Просто подписала другой контракт, еду в Америку, потом — в Лондон, буду гастролировать в «Паласе»…

— Как не собираетесь в Петербург?! Как в «Паласе», Анна?!! Вы хотите сказать, что отказываетесь продолжать лучшие в своей жизни гастроли ради контракта с мюзикхоллом? Если не ошибаюсь, в этом «Паласе» выступают жонглеры, чревовещатели и дрессированные собачки, а по рядам зрительного зала ходят торговцы горячими пирожками… И там станете танцевать вы, первая из русских балерин?!

— За 1200 фунтов в неделю — стану! Кстати, Мордкин едет со мной.

— Ну, Анна, у меня просто нет слов! Это же пошло, это же унижает вас!

«Что этот благополучный барственный извращенец знает о любви, деньгах и унижении?» — злилась Анна, пакуя чемоданы.
Вот ее, Павлову, унижали всю жизнь! Взять хотя бы того же Дандре, поставившего ее в мучительное положение незаконной жены. А ведь это невыносимо, примерно так же, как быть незаконнорожденной!
<b>
Училище для содержанок
</b>
Павлова еще в ранней юности вынуждена была придумать себе биографию и потом много лет подряд рассказывала ее слово в слово. Мол, ее отец, рядовой Семеновского полка Матвей Павлович Павлов, умер молодым, когда ей самой было года два, и они с матерью — прачкой Любовью Федоровной, женщиной глубоко религиозной и честной, — отчаянно нуждались. Случалось, что даже нечего было есть, кроме пустых щей. И все же однажды мать сделала ей подарок — взяла билеты на галерку Мариинки на балет «Спящая красавица»…
Вот и стала девочка просить: «Отдай меня, мама, учиться балету». «Нам же придется расстаться», — плакала мать, а Нюрочка отвечала: «Если это необходимо, чтобы танцевать, тогда, значит, надо расстаться».

Впрочем, отдать дочь в театральное училище на полное казенное обеспечение было лучшим выходом для нищей прачки.
Не рассказывать же было Аннушке, что ее настоящий отец — банкир Лазарь Поляков, в доме которого Любовь Федоровна служила когда-то горничной. Что банкирских отступных «за позор» хватило и на добротный двухэтажный домик в Лигово, и на собственную прачечную — какие уж там пустые щи! И что в театральное училище, куда порядочные люди дочерей не отдавали (в те времена не было танцовщицы, не состоявшей на содержании у кого-то из влиятельных господ), Анну сплавили, потому что отчим Матвей Павлов — кстати, доживший до старости — ее ненавидел, а мать считала обузой…

…Императорское театральное училище располагалось в двух шагах от Невского проспекта с его вельможами, каретами, лавками, кондитерскими и Гостиным двором. Впрочем, ход на Невский был заказан «пепиньеркам» (так называли будущих танцовщиц, проживавших в училище постоянно, в отличие от экстернаток). Даже на самые короткие расстояния их вывозили в закрытой старомодной карете. Одевались пепиньерки в серые полотняные платьица с квадратным вырезом, короткими пелеринками и юбками до половины икры. Порядки в училище царили строгие: после того как одна ученица сбежала с офицером, их перестали отпускать домой на летние каникулы. В свободное от репетиций время девочки вышивали или читали книги из строго утвержденного списка.

В спальнях должен был царить идеальный порядок. И даже в домашнюю церковь пепиньерки ходили в сопровождении классных дам. Зато, когда на чай в ученическую столовую заглядывал кто-то из мужчин августейшей фамилии, обращение становилось вольным до неприличия: особо красивых учениц великие князья, а то и сам государь частенько сажали к себе на колени. Впрочем, Павлова такой «чести» не удостаивалась: из-за своей худобы она не считалась даже хорошенькой, впрочем, в танцевальном таланте ей не было равных…

И вот, наконец, училище позади, у шестнадцатилетней Павловой — премьера в Мариинке. И хотя швейцар у входа в театр «забыл» ей поклониться, а кордебалет судачит о том, какие дешевые гримировальные принадлежности, ветхие тюники и простенькие туфельки у новой солистки, Анна полна счастливых предчувствий. Облизнув губы и перекрестившись, она шагает из полумрака кулис на сцену, так легко переступая своими тонкими ногами с необычайно высоким подъемом, что, казалось, вот-вот улетит. Древняя старуха графиня Бенкендорф, известная своим пророческим даром, сказала: «Так и упорхнет из России».

Скоро Аннушку взяла под свое покровительство сама Матильда Кшесинская — прима Мариинки, состоявшая в разное время в любовницах чуть ли не у всей мужской половины дома Романовых, включая Николая Второго (в Петербурге ее за глаза звали не иначе как «царской ведьмой»). На своих журфиксах Кшесинская настойчиво сводила Павлову с великим князем Борисом Владимировичем. Однажды Матильда подарила Анне прелестный карандаш из платины с бриллиантами и рубинами: «Эта маленькая вещица ничего не стоит по сравнению с тем, что ты могла бы иметь в подарок от великого князя».

Вот только Павлова, в детстве вдоволь хлебнув позорной незаконности своего положения, меньше всего на свете хотела стать содержанкой. И точно знала: без перспективы выйти замуж никаких драгоценностей ей не нужно! Вот тут-то в ее жизни и появился Виктор Эмильевич Дандре — закадычный приятель первого из балетных интриганов, генерала Николая Михайловича Безобразова…
</i>
Продолжение следует


&emsp; &emsp;  
☸ ✉

<b> &emsp;&emsp;&emsp; Письмо Авраама Линкольна учителю своего сына
</b>
▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬  
&emsp;&emsp;&emsp;  <b> </b> ...
Авраам Линкольн – одна из самых известных личностей мира. Именно его заслугой является отмена рабства в США, что сделало его поистине национальным героем. Согласно опросам, он до сих пор является самым любимым президентом американского народа, хотя во время своего правления постоянно подвергался суровой критике и стал первым убитым президентом США.

У Авраама Линкольна было четверо сыновей, трое из которых не дожили до совершеннолетия (умерли в 4, 11 и 18 лет от тифа и туберкулеза). Лишь старший сын, Роберт, прожил долгую жизнь в 82 года и построил выдающуюся карьеру в юриспруденции и политике.

В 1855 году Авраам Линкольн написал известное «Письмо учителю своего сына». Скорее всего, письмо было адресовано учителю пятилетнего Уильяма, любимца президента, у которого, к сожалению, не было возможности применить никакие из полученных знаний во взрослой жизни – он умер в 11 лет и его похоронили вместе с отцом. На экскурсиях в Белом Доме рассказывают, что призраки отца и сына Уильяма до сих пор вместе бродят по зданию.

Прочтите это письмо, пронизанное отцовской любовью и заботой о ребёнке. Это по-настоящему важные вещи, о которых мы часто забываем, особенно в процессе обучения:
<i>
«…Я понимаю, он должен будет узнать, что не все люди справедливы, не все искренни. Но научите его к тому же, что на каждого подлеца найдется герой, что на всякого эгоистичного политика найдется преданный лидер.

Научите его тому, что если есть враг, то найдется и друг. На это потребуется время, я знаю, но если можете, научите его тому, что один заработанный доллар намного ценнее, чем пять найденных. Обучите его уметь проигрывать, а также наслаждаться победами.

Если сможете, уведите его от зависти, обучите секрету негромкого смеха. Позвольте ему рано познать, что одерживать победу над задирами и хвастунами легче всего. Если можете, научите его интересоваться книгами…

И дайте ему также свободное время, чтобы он мог поразмыслить над извечными тайнами: птицами в небе, пчелами в лучах солнца и цветами на зеленых склонах холма.

Когда он будет в школе, научите его тому, что намного почетнее потерпеть неудачу, чем смошенничать… Обучите его доверять своим собственным идеям, даже если кто-либо говорит ему, что он заблуждается… Обучите его быть мягким с мягкими людьми и жестоким с жестокими.

Постарайтесь дать моему сыну силу не следовать за толпой, когда все примыкают к победившей стороне… Научите его выслушивать всех людей, однако научите его также все то, что он слышит, рассматривать под углом истины и отбирать только хорошее.

Если можете, то научите его смеяться в печали… Научите его, что нет стыда в слезах. Научите его смеяться над циниками и остерегаться чрезмерной слащавости.

Научите его продавать свои мозги и силу мускулов по наивысшей цене, но никогда не торговать ни сердцем, ни душой.

Научите его не слушать воющую толпу, но встать и сражаться, если он считает себя правым.

Обращайтесь с ним мягко, но без излишней нежности, потому что только испытание огнем дает стали высокое качество. Позвольте ему иметь мужество, чтобы быть нетерпимым [ко всему плохому]… Позвольте ему иметь терпение, чтобы стать храбрым.

Научите его всегда иметь высокую веру в себя, потому что тогда он всегда будет иметь высокую веру в человечество.

Это не легкое дело, но посмотрите, что вы можете сделать… Он такой хороший, мой сын!»

Авраам Линкольн, 1855.
http://fit4brain.com/5007
</i>
☞ ▰ﻩﻩ▣▱ ☜
۵ﻩ▣ •
שﻩ
۵

<b>  

Жизнь врасплох

Психология Фейсбука 


Александр Генисведущий рубрики</b>  <i>  

 ❞ Одни говорят, что Фейсбук — как семечки, другие — как водка, третьи сравнивают его с замочной скважиной: что ни покажут, все интересно. Сам я не вижу противоречия. Все аналогии верны, но ни одна не исчерпывает психологического феномена, объяснить который труднее, чем описать.



Вот ты, еще не совсем проснувшись, еще досматривая бледнеющий в предрассветной мгле кусок рассыпающегося сна, находишь на ощупь машинку для мгновенной и бессмысленной связи и включаешься в неумолкающий гул Фейсбука.

В сущности, он и сам напоминает сны, только чужие. В них царит та же хаотическая комбинация дневных впечатлений, лишенная повествовательной логики и явленная нам в непроясненных чистым разумом обрывках. Содержание тут с успехом заменяет форма. Прыгающая лента якобы новостей делится продуктами чужой жизнедеятельности, которые тебя не интересуют, но гипнотизируют. Завлекает сама молниеносность этих телеграмм растрепанного духа. Они прыгают перед сонными глазами, обходясь без контроля воли: 25-й кадр целого мира, который ты зачем-то собрал и населил своими френдами.

Раз втянувшись, попадаешь в зависимость от ненужного, заменяющего необходимое и привычное. Кто мог подумать, что нашу вечную любовь к умным книгам и толстым журналам перехватит поток банального сознания?!

Почему?

Фейсбук демократизировал письмо, утопив его в информационном болоте. Равенство победило иерархию авторской славы и редакционной политики. Для Фейсбука все писатели равны просто потому, что они пользуются понятным алфавитом и хоть какой-нибудь грамматикой. Это — культура пещерного века: она тоже остается на стене. Небрежная, как граффити, протоплазма словесности опережает литературу на пути к кризису. Фейсбук заменяет художественный вымысел реальностью факта и сплетни. Пусть первый не выдерживает проверки, а вторая — ее и не требует, нам все равно интересно следить за бойким перестуком постов, отвлекающих от собственных дел и жизни.

Конечно, как это всегда бывает, Фейсбук выстраивает свою иерархию блогеров. Лучшие выходят за пределы жанра, либо возвращаясь в книгу (Татьяна Толстая), либо открывая ее для себя (Джон Шемякин). Остальные, а к ним относятся почти два миллиарда клиентов Цукерберга, живут в Фейсбуке, а не только пишут в него.

Может быть, в этом и соблазн? Жизнь, пойманная врасплох, вырвавшись из сплошного потока бытия, трепещет и бьется. Торопливо выдернутая, неосмысленная и неприглаженная, она оставляет грубый и бесспорный в своей подлинности след.

 ❞ Старые китайцы никогда не писали срезанные цветы в вазе, они у них всегда растут, составляя пейзаж, а не натюрморт. Так и тут: если книга — гербарий, то Фейсбук — заросший пустырь.

Здесь, по другую сторону океана, мне долго таких не хватало. В стране, где нестриженый газон извещает о смерти хозяина, никто не знает о разнотравье заброшенных дач. Летом, на Рижском взморье, я забирался в них по уши, чтобы скопить на зиму горький аромат буйных растений, из которых твердо я мог опознать только крапиву, но и она в Америке не жжется и не годится в суп.
Моя жизнь в Фейсбуке началась с фильма «Социальные сети», который я, кстати, так и не посмотрел. Меня просто заинтересовал компьютерный феномен, о котором можно снять кино. В этом было допотопное преклонение перед могуществом новой технологии.

Раньше про нее тоже снимали фильмы, только немые. В одном из них грабители врываются в богатую квартиру. Дама в шляпе с рыданиями отдает негодяям драгоценности из заветной шкатулки («мое приданое» — кричат титры). Но в это время ее муж, солидный толстяк в котелке, тайком от бандитов пробирается в гостиную к укрытому за вазоном телефонному аппарату и вызывает помощь. Усатые полицейские хватают озадаченных бандитов, которые не ждали такой прыти от техники. Последний кадр запечатлевает истинного героя фильма — телефон.
Боясь, что я, вроде этих самых грабителей, проспал очередной прорыв научно-технической революции, я подписался на Фейсбук и быстро оброс друзьями, которых, не вынося фамильярности, предпочитаю называть «френдами». Сперва я брал всех, кто просился, радуясь представителям самых разных профессий. В первый призыв попали клоуны и дальнобойщики, майоры и священники, оперные певицы и лесники, дрессировщики и восьмиклассники.
— Голос народа, — радовался я, твердо зная, что иначе мне его из Америки не расслышать.
Когда набралось пять тысяч и лимит остановил экспансию, я стал разборчивым, но было поздно. Чужие во всех отношениях переполняли мою ленту, пестревшую глубоко посторонними сюжетами: вышивание на пяльцах, умение заводить мотор на морозе и переносить беременность без слез.
 ❞ Я все терпел, беря пример с ушедших в народ разночинцев, но тут грянул Крым.
Прошу понять меня правильно: изучая историю, я всегда стремился выслушать другую сторону. Мне интересно мнение убежденных фашистов и сталинистов, сторонников рабства и защитников крепостного права. Другое дело, что я не хочу приглашать их в свой дом, даже виртуальный. В самом деле: гости сидят за любовно накрытым столом, китайский чай, домашняя наливка, в камине хрустят березовые поленья, журчит Вивальди, все на «вы» — и тут входит Геринг, или Ягода, или Моторола.
Так начался френдицид, который усилился с приходом Трампа к власти. Выгоняя несогласных, я утешал себя тем, что в реале мы живем по тем же правилам. Кто же станет звать к себе идейных врагов, политических противников и тех, кто говорит «ложит»?
Другое дело, что, избавившись от верящих Трампу, но не знающих, кто сбил малайзийский «Боинг», я вновь остался там, где был. В окружении единомышленников всякая мысль — эхо: оно повторяет сказанное тобой с небольшими акустическими и семантическими помехами. К тому же я не уверен, что Фейсбук создан для эмоционального комфорта. С другой стороны, никто ведь не знает его конечной цели и высшего предназначения.
Великие изобретения вроде кино часто начинаются аттракционом и не заканчиваются вовсе, ибо, выйдя из-под узды функциональной пользы, ведут свою игру на чужом поле по причудливым правилам. Сегодня — это гигантская сеть, наброшенная на мир, чтобы сделать его домашним. Тут мы оказываемся в виртуальном пространстве, населенном настоящими людьми. О каждом известно ровно столько, сколько он захочет сообщить, а мы согласны выслушать. Эта дистанционная близость ни к чему не обязывает, именно поэтому она держит и утешает. Мы следим за чередой интимных переживаний, открывая в них невзрачную прелесть настоящего. Иногда, однако, эта укачивающая безобидная рябь создает кумулятивный эффект, порождая большую волну.
— Медиасрач! — радуются любители этого жанра, и их тоже можно понять.
Скандал в Фейсбуке, как ураган на море, обладает бесспорной убеждающей силой. Живя по своим непредсказуемым законам, он может стихнуть после дюжины реплик, но может и развернуться в стихийное, неподвластное логике явление, чтобы, набирая на каждом повороте мощь, втянуть в смертоносную воронку не только виновников, не только участников, не только свидетелей, но и совсем уж случайных зевак, сдуру зашедших поглазеть на битву.
На мой взгляд, однако, Фейсбук не предназначен для высоких страстей и фатальных драм. Я избегаю даже тех, кто делится смертями, рождениями, изменами и травмами. По мне, Фейсбуку больше всего идет table-talk — непритязательная беседа, к которой можно присоединиться без лишнего жара и из которой можно уйти по-английски — так, чтобы никто не заметил. Когда-то, когда почти все развлечения были домашнего изготовления, такой умелый разговор назывался «салонным», был королем досуга и очагом цивилизации. Говоря о пустяках всерьез и с шуткой о больном, мы упражняемся во внимании к себе, к другим и к миру. Мне даже знаком лучший мастер такого общения, который мог бы стать апостолом Фейсбука.
— Я ввел в литературу, — писал Василий Розанов, — самое мелочное, мимолетное, невидимое движение души, паутинки быта.
Эти «паутинки», оторвавшиеся от огромной паутины Интернета, очеловечили его, сделав пригодным для повседневного употребления и наслаждения.
</i
https://www.novayagazeta.ru/articles/2017/02/10/71465-zhizn-vrasploh?utm_source=push
&emsp;   <b> Серебряный век русской культуры</b>
<i><b> Любовь Орлова
</b><u></u>
Любовь Петровна Орлова родилась 11 февраля 1902 года. Отец — Петр Орлов, дворянин, офицер. Мать — Евгения Сухотина, дворянка, дальняя родственница Льва Толстого (его книга «Кавказский пленник» с автографом бережно хранилась в семье).
С 7 лет серьезно занимается музыкой. Дружит с дочерьми Федора Шаляпина. На домашней оперетте «Грибной переполох», где Люба играла роль Редьки, присутствовал и сам Шаляпин. После представления он поднял Орлову на руки и сказал: «Эта девочка будет знаменитой артисткой».
В 15 лет поступает в консерваторию на класс рояля. Подрабатывает тапером в кинотеатре. Параллельно учится в театральном техникуме на хореографическом отделении.
Снялась в 17 фильмах, среди которых «Веселые ребята», «Волга-Волга», «Цирк», «Весна».
«Мое творчество известно всем, моя жизнь не касается никого», — говорила Орлова.
Похоронена на Новодевичьем кладбище.
</i>
¸  
░░|░░|░░|░░|░░|░░|░░|░░|

<b> Anatoly Golovkov

Израильские заметки

ПРЕДПОЧТЕНИЯ.
ВЛАДИМИР ВЛАДИМИРОВИЧ НАБОКОВ.
"СЛАВА"
</b>
░░|<i> Бывают строчки, которые выше многого - и тебя, и меня, и скользящего мира.
Уже достаточный повод, чтобы знать их и помнить.
Хотя бы финал, невероятный, как чаша с огнем.
Пишут, что стихи эти - на границе европейской и русской эстетики.
Наверное. Но важнее, что они делают тебя сильным ровно до той степени, чтобы не жалеть ни о чем.
А только чувствовать и разделять.
Только чувствовать, и не бояться, и идти дальше.
Как завещано.
[...]
"И тогда я смеюсь, и внезапно с пера
мой любимый слетает анапест,
образуя ракеты в ночи, так быстра
золотая становится запись.
И я счастлив. Я счастлив, что совесть моя,
сонных мыслей и умыслов сводня,
не затронула самого тайного. Я
удивительно счастлив сегодня.
Эта тайна та-та, та-та-та-та, та-та,
а точнее сказать я не вправе.
Оттого так смешна мне пустая мечта
о читателе, теле и славе.
Я без тела разросся, без отзвука жив,
и со мной моя тайна всечасно.
Что мне тление книг, если даже разрыв
между мной и отчизною -- частность.
Признаюсь, хорошо зашифрована ночь,
но под звезды я буквы подставил
и в себе прочитал, чем себя превозмочь,
а точнее сказать я не вправе.
Не доверясь соблазнам дороги большой
или снам, освященным веками,
остаюсь я безбожником с вольной душой
в этом мире, кишащем богами.
Но однажды, пласты разуменья дробя,
углубляясь в свое ключевое,
я увидел, как в зеркале, мир и себя,
и другое, другое, другое".


(Гарвард, 1942).</i>|░░
ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ

<b> Бессмертный барак </b>
<b> </b>
<i
Пальцы у Веры Августовны до конца жизни были красные, корявые, узловатые, гнутые, изуродованные артритом. И еще — неправильно сросшиеся после того, как их на допросах переломал («не спеша, смакуя каждый удар, рукоятью пистолета») старший следователь, капитан Алтухов. Фамилию эту она помнила потом всю жизнь и никогда его не простила...

В лагере зэки кухонным ножом вырезали для нее на нарах фортепианную клавиатуру. И она по ночам играла на этом безмолвном инструменте Баха, Бетховена, Шопена. Женщины из барака уверяли потом, что слышали эту беззвучную музыку, просто следя за ее искореженными работой на лесоповале пальцами и лицом.
Дочь француза и испанки — преподавателей Парижского университета Сорбонна, Вера Лотар училась в Париже у Альфреда Корто, затем в Венской академии музыки. В 12 лет дебютировала с оркестром под руководством великого Артуро Тосканини.
Будучи уже известной пианисткой, дававшей сольные концерты во многих странах мира, вышла замуж за советского инженера Владимира Шевченко и в 1938 году приехала с ним в СССР.. Вскоре Владимир Шевченко был арестован. Вера кинулась в НКВД и стала кричать, путая русские слова и французские, что муж ее — замечательный честный человек, патриот, а если они этого не понимают, то они — дураки, идиоты, фашисты и берите тогда и меня… Они и взяли. И будет Вера Лотар-Шевченко тринадцать лет валить лес. Узнает о смерти мужа в лагере и двух детей в блокадном Ленинграде.
Освободилась в Нижнем Тагиле. И прямо с вокзала в драной лагерной телогрейке из последних сил бежала поздним вечером в музыкальную школу, дико стучала в двери, умоляя о «разрешении подойти к роялю»… чтобы «играть концерт»…
Ей разрешили. У закрытой двери, не смея зайти, рыдали навзрыд педагоги. Было же понятно, откуда она прибежала в драной телогрейке. Играла почти всю ночь. И заснула за инструментом. Потом, смеясь, рассказывала: «А проснулась я уже преподавателем той школы». Последние шестнадцать лет своей жизни Вера Лотар-Шевченко жила в Академгородке под Новосибирском.
Она не просто восстановится после лагеря как музыкант, но и начнет активную гастрольную деятельность. На ее концерты билеты в первый ряд не продавали. Места здесь предназначались для тех, с кем разделила она страшные лагерные годы. Пришел — значит, жив.
Пальцы у Веры Августовны до конца жизни были красные, корявые, узловатые, гнутые, изуродованные артритом. И еще — неправильно сросшиеся после того, как их на допросах переломал («не спеша, смакуя каждый удар, рукоятью пистолета») старший следователь, капитан Алтухов. Фамилию эту она помнила потом всю жизнь и никогда его не простила...
На её могиле выбита её собственная фраза: «Жизнь, в которой есть Бах, благословенна.»
  </i>

ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ
ᖙᖚ ▫▪ ◈⊱ ◈⊱ ▫▪ ᖙᖚᖙᖚ  ▫▪ ◈⊱ ▪▫ ◈⊱ ▫▪ ᖙᖚ
<b>
Наталья Резник

Одностишия
</b>
* И жить не хочется, и застрелиться лень...

* К чему Вам в вашем возрасте здоровье?

* Как говорится, победителей не садят...

* Не надо инсценировать раздумья.

* Сейчас я расшатаю Вам здоровье!