18 мар. 2018 г.


~v^~v^v^~
<b>
Сергей Бунтман (ФБ)
</b><i>
Сегодня утром умер мой папа. Ему был 91 год. Вроде бы, давно пора быть готовым к этому. Оказалось - нет. Может быть, только сегодня я понял, какое счастье, что он был со мной так долго. Ему не было пятнадцати, когда его отец погиб на войне, и он отдал мне всё, чего сам недополучил.

Папа, открывая мне "Капитанскую дочку", повторял: "Береги честь смолоду".
Папа, узнав, что в школе нас тихо подталкивают к доносительству, читал мне "Маттео Фальконе".

Папа, придя на жуткое собрание, когда многие родители, узнав, что мы устроили в школе забастовку, били себя кулаком в грудь и кричали, что им стыдно за "антиобщественных детей", внятно и громко бросил (вроде бы только мне): "Да брось ты, что метать бисер перед свиньями".

Папа, когда я, заходясь от внушённого "патриотизма" мечтал в детстве о войне и о "борьбе с фашистами", посмотрел на меня и сказал: "Ты хочешь, чтобы я ушёл на фронт и погиб, как твой дед?"

Папа не боялся никого. Когда его прорабатывали в присутствии Фурцевой за то, что он отказался очередной раз непрофессионально "поднимать деревню" и какой-то пакостный партийный тип сюсюкнул: "Ну, (с нажимом) Бунтман, а началась бы война, вы бы тоже были (конечно!) дезертиром?", - взбеленился. "Война? Я был бы на фронте, как мой отец, а не в Казанях с Куйбышевыми, как вы с Фурцевой".

Папа. Как прекрасно это слово, когда ты сам дед. Я слышу его голосом Гоголя и Стивенсона, которых он мне так прекрасно читал. Я слышу его его последнюю фразу: "Ну что, Серёжа, спета моя песенка?"

Папа умер день в день с мамой, 18 марта, только девять лет спустя.

Он хотел, чтобы его прах развеяли где-нибудь в Херсоне, над Днепром, который он легко переплывал туда и обратно. Пусть так будет.


<b> Вадим Жук</b>

 (̅_̅_̅_̅(̅_̅_̅_̅_̅_̅_̅_̅_̅̅_̅()ڪ                      
 <i>
- Я ходил.
- Я не ходил.
- Ты меня не убедил.
Крокодила победил
Крокодил.
</i>
ڪے~


   
<i> 
Те, кто давно на сайте, должны помнить замечательного интеллигентного человека, прекрасного полемиста, надёжного друга и большую умницу <b> Ленину Владимировну Пивоварову – aninel. </b>  Ленины не стало чуть больше года назад. Сегодня её день рождения. Светлая память Лене.
</i> 


═░░░░░░═░░░░░░═░░ &emsp; <b>Памяти Егора Гайдара</b>


░═░░░░░░░░░

░░░░═ &emsp; <i>  <u> Из интервью</u>

 «Я НЕ СУДЬЯ ПРЕЗИДЕНТУ »

<b>— Вы недавно сказали, что «время реформ сверху кончилось и настало время реформ снизу». Как же это возможно, если большинство, увы, пока не приняло реформы? </b>

 — За это время у нас при всех огромных издержках, непоследовательности курса все-таки сложился совершенно другой социальный и экономический уклад. Многие элементы этого уклада нельзя завтра взять и отменить. Рынки сложились, сложилась новая структура собственности, сложились социальные уклады, представители которых могут без всякого энтузиазма относиться лично к Гайдару и к нашему курсу, но не захотят возвращаться обратно. Я уж не говорю о частном секторе. Все это в значительной степени определяет инерцию поступательного движения реформ. Если не будет резких катаклизмов, число частных предприятий будет все-таки постепенно расти. И расти будет снизу. Рынок постепенно будет универсализироваться. Продолжится интеграция российской экономики в мировую. На нас работает сейчас то, что начали делать два года назад, и это будет продолжаться. Короче говоря, запущен процесс саморазвития. Вопрос в том, в какой степени процессы саморазвития смогут проявиться на фоне, который будет существовать в ближайшие месяцы и годы.
</i> 
░░░░░░═░░═░ Полностью читать https://philologist.livejournal.com/9697466.html
☸ ✉ 

<b> &emsp;&emsp;&emsp; Михаил Жванецкий</b>
▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬ 

&emsp;&emsp;&emsp;  <b>«Неизменные и неисправимые» </b>
 <i>...
Единогласно выбранный президент, осмотрев с птичьего полёта эту прекрасную страну, нехорошо сказал: «А на хрена нам вообще что-то исправлять и что-то менять? Пусть другие страны приезжают покушать и посмотреть».

 Как ни странно, при невозможности что-то исправить, вполне можно что-то заработать.

 Начинается всё с желания исправить.

Затем это переходит в желание что-то изменить.

Убедившись в невозможности что-то исправить и даже что-то изменить в нашей стране, человек приспосабливается и либо призывает всех что-то исправить и что-то изменить, и становится депутатом либо будоражит всех невозможностью что-то исправить и что-то изменить, и становится сатириком или снимает фильм о невозможности что-то исправить и что-то изменить.

И становится известным кинорежиссёром.

////////////////////////
 <i>
Или пишет книгу о невозможности что-то исправить и что-то изменить, и становится писателем.

Или завозит успокаивающее тем, кто пытается что-то исправить и что-то изменить, и становится владельцем сети аптек.

Либо прописывает успокаивающее тем, кто пытается что-то исправить и что-то изменить, и открывает огромный неврологический санаторий на 1000 мест.

А самый практичный даёт объявления во все соц. сети о приглашении всех, кто пытается что-то исправить и что-то изменить на строительство огромного интеллектуального центра с ежедневными радио-телепередачами о невозможности что-то исправить и что-то изменить.

Тысячами, тысячами сотрудников со своими стадионами, паркингами, типографиями и своей контактной сетью безнадёги, завоевавшему огромную популярность, со своим гимном, гольфом, теннисом, реабилитационным центром.

Миллионы тех, кто разочаровался в своих возможностях что-то исправить и что-то изменить, получили звание почётных граждан страны, где невозможно что-то исправить и что-то изменить.

Поток эмигрантов, желающих получить гражданство и такие деньги, ежедневно мыли и убирали эту сказочную территорию, населённую привилегированными гражданами страны под названием «Невозможно исправить» (сокращённо «Неисправимо») и «Невозможно изменить» (сокращённо «Неизменно»).

Единогласно выбранный президент, осмотрев с птичьего полёта эту прекрасную страну, нехорошо сказал: «А на хрена нам вообще что-то исправлять и что-то менять? Пусть другие страны приезжают покушать и посмотреть».

Отныне граждане наши сокращённо «неизменные и неисправимые», а страна объявляется страной неисправимой государственной системы, навсегда застывшей в переходном периоде.

Михаил Жванецкий
</i>
☞ ▰ﻩﻩ▣▱ ☜
۵ﻩ▣ • 
▣ שﻩ
۵
´`)
,•´ ¸,•´`)
(¸,•´  
———⎝⏠⏝⏠⎠———<b>Владимир Высоцкий
</b><i
История болезни

Я был и слаб, и уязвим,
Дрожал всем существом своим,
Кровоточил своим больным,
Истерзанным нутром.
И, словно в пошлом попурри,
Огромный лоб возник в двери
И озарился изнутри
Здоровым недобром.
Но властно дёрнулась рука:
"Лежать лицом к стене!"
И вот мне стали мять бока
На липком топчане.
А самый главный сел за стол,
Вздохнул осатанело
И что-то на меня завёл
Похожее на "дело".
И что-то на меня завёл
Похожее на "дело".
Вот в пальцах цепких и худых
Смешно задёргался кадык,
Нажали в пах, потом — под дых,
На печень-бедолагу.
Когда давили под ребро —
Как ёкало мое нутро!
И кровью харкало перо
В невинную бумагу.
В полубреду, в полупылу
Разделся донага,
В углу готовила иглу
Нестарая карга.
И от корней волос до пят
По телу ужас плёлся:
А вдруг уколом усыпят,
Чтоб сонный раскололся?!
Он, потрудясь над животом,
Сдавил мне череп, а потом
Предплечья мне стянул жгутом
И крови ток прервал.
Я было взвизгнул, но замолк —
Сухие губы на замок.
А он кряхтел, кривился, мок,
Писал и ликовал.
Он в раж вошёл — знакомый раж,
Но я как заору:
"Чего строчишь? А ну, покажь
Секретную муру!.."
Подручный — бывший психопат —
Вязал мои запястья,
Тускнели, выложившись в ряд,
Орудия пристрастья.
Я тёрт, и бит, и нравом крут,
Могу — вразнос, могу — враскрут,
Но тут смирят, но тут уймут —
Я никну и скучаю.
Лежу я голый как сокол,
А главный — шмыг да шмыг за стол,
Всё что-то пишет в протокол,
Хоть я не отвечаю.
Нет, надо силы поберечь,
А то ослаб, устал,
Ведь скоро пятки станут жечь,
Чтоб я захохотал.
Держусь на нерве, начеку,
Но чувствую отвратно:
Мне в горло всунули кишку —
Я выплюнул обратно.
Я взят в тиски, я в клещи взят —
По мне елозят, егозят,
Всё вызнать, выведать хотят,
Всё пробуют на ощупь.
Тут не пройдут и пять минут,
Как душу вынут, изомнут,
Всю испоганят, изорвут,
Ужмут и прополощут.
"Дыши, дыши поглубже ртом!
Да выдохни — умрёшь!" —
"У вас тут выдохни — потом
Навряд ли и вздохнёшь!"
Во весь свой пересохший рот
Я скалюсь: "Ну, порядки!
Со мною номер не пройдёт,
Товарищи-ребятки!"
Убрали свет и дали газ,
Доска какая-то зажглась —
И гноем брызнуло из глаз,
И булькнула трахея.
И он зверел, входил в экстаз,
Приволокли зачем-то таз...
Я видел это как-то раз —
Фильм в качестве трофея.
Ко мне заходят со спины
И делают укол...
"Колите, сукины сыны,
Но дайте протокол!"
Я даже на колени встал,
Я к тазу лбом прижался;
Я требовал, и угрожал,
Молил и унижался.
Но туже затянули жгут,
Вон вижу я — спиртовку жгут,
Все рыжую чертовку ждут
С волосяным кнутом.
Где-где, а тут своё возьмут!
А я гадаю, старый шут:
Когда же раскалённый прут —
Сейчас или потом?
Шабаш калился и лысел,
Пот лился горячо,
Раздался звон — и ворон сел
На белое плечо.
И ворон крикнул: "Nеvеr mоrе!"
Проворен он и прыток,
Напоминает: прямо в морг
Выходит зал для пыток.
Я слабо подымаю хвост,
Хотя для них я глуп и прост:
"Эй! За пристрастный ваш допрос
Придётся отвечать!
Вы, как вас там по именам,
Вернулись к старым временам!
Но протокол допроса нам
Обязаны давать!"
И я через плечо кошу
На писанину ту:
"Я это вам не подпишу,
Покуда не прочту!"
Мне чья-то жёлтая спина
Ответила бесстрастно:
"А ваша подпись не нужна —
Нам без неё всё ясно".
"Сестрёнка, милая, не трусь —
Я не смолчу, я не утрусь,
От протокола отопрусь
При встрече с адвокатом!
Я ничего им не сказал,
Ни на кого не показал,
Скажите всем, кого я знал:
Я им остался братом!"
Он молвил, подведя черту:
Читай, мол, и остынь!
Я впился в писанину ту,
А там — одна латынь...
В глазах — круги, в мозгу — нули,
Проклятый страх, исчезни:
Они же просто завели
Историю болезни!
1976 ...