Встречаю Виталика Манского:
- Слышал, ты вышла замуж за Иртеньева? Что он за человек?
- Ну… он мрачнее своих стихов…
- Ого. То есть настоящий монстр?
Так вот это мрачное чудовище был против своего закадычного дружка Кабакова – как Буратино против Печорина.
«Яркий, остроумный человек, любящий людей и жизнь…» - написала Наринская. Да, и таким Саня был когда-то. Но тогда Анечка ходила в начальную школу и вряд ли может это помнить.
Саша был у нас свидетелем на свадьбе, пришел с клумбой белых роз в два обхвата, но и тогда не улыбнулся, по-моему, ни разу.
А ведь заведовал юмором в «Гудке». Дышал тем же пыльным воздухом, что и Ильф с Петровым, Олеша и Булгаков. И сам писал очень смешные рассказы – до и после своих знаменитых романов. Юмор был ему вполне подвластен, но в жизни он им, мягко говоря, не злоупотреблял.
«Романы Кабакова» – для знающих его близко звучит двусмысленно. Перед нами прошла их череда. Кабак был влюбчив, и всегда несчастливо влюбчив. Не потому, что безответно. Но его самоедство, его комплекс вины мучил и его самого, и его возлюбленных. Одна из них, блестящая женщина, о которой он сам говорил, что она умнее всех знакомых ему мужчин, - как школьница ревела у меня на плече, так он ее истерзал…
Да, Сашка любил и умел пострадать. Истязал себя любовью, работой, писательством, даже дружбой. Он ведь был моим начальником, и тут уж наша взаимная виктимность расцвела пышным цветом. Я работала в «Московских новостях» обозревателем при секретариате, т.е. тексты сдавала лично Кабакову, заместителю гл. редактора.
===== 2
<i>
Бедный Саша, каково ему было служить буфером между другом плюс женой друга (в одном флаконе) – и главным, который меня не любил и делал мне козью морду по любому удобному поводу. Терпеть тумаки с одной стороны и истерики – с другой…
Конечно, я знала Кабакова-шикарного писателя, Кабакова-блестящего журналиста. Но этот год работы бок о бок открыл мне Кабакова-товарища. Верного друга, который нипочем не сдаст, прикроет и выручит, чем сможет. Ровно как в песне – «друг в беде не бросит, лишнего не спросит…» Дружить с ним было, может, и непросто как с любым неврастеником. Но - железобетонно надежно. И второго такого редактора, кстати, в жизни я не встречала. Глаз-алмаз, безупречный вкус и внимание к каждому слову автора, кому выпало счастливое испытание пройти его жернова. Сколько народу прыгнули в литературу с его руки, как с трамплина…
На пороге старости Кабак вдруг увлекся патриотизмом (а до этого православием). Он был уже болен, да и пил, прямо скажем, беззаветно. Вот этот его резкий (и болезненный) поворот был единственным проколом по части вкуса. Но это не хочу обсуждать.
В остальном вкус и стиль Кабакову не изменял. Ни в литературе, ни в женщинах, ни в вещах. О, каким он был пижоном! Великим стилягой, мечтой фарцовщиков. Это называлось – «штатник». Его пиджаки, его шейные платки, его очки и шузы! Как понимал в вещах. Написал о них книжку. На одном его юбилее Сюткин пел популярную песню из своего репертуара, изменив припев на «стилягу Сашу», а было тогда стиляге Саше 65. На том юбилее играл на своем саксе так называемый Козел, и тетки, красавицы 50-60+ отплясывали рок-н-рол.
Понимал, кстати, Александр Абрамыч не только в шмотках, сортах виски, порядке слов и женщинах. Он и в мужиках разбирался отлично. Только он мог назвать Зиновия Гердта «Суперменом».
Сам-то он суперменом совсем не был.
===== 3
<i>
Однажды я вдруг заметила, как мой сосед Сережа Каледин стал со мной вдруг натянуто-сух, едва здоровается. В чем дело, спрашиваю. А в том, говорит, откуда ты все это узнала и зачем написала? Ты что, Сережа, о чем я написала? Ну ведь рассказ **** - моя история?
Героя того рассказа я писала совсем не с Каледина. А с Кабакова. Но Кабак, как Бузыкин Володина, был настолько мужчиной, со всеми его потрохами, комплексами, идеалами, принципами, со всей его «горестной жизнью плута» и кризисом среднего возраста, что, описанный в художественной прозе, становился типом. И это не моя заслуга.
Только сейчас сообразила, что к той книжке рассказов Саша писал аннотацию, а значит читал (добросовестный был на редкость). И ни словом мне не обмолвился. Деликатно не хотел смущать? Не узнал? Думаю, ему просто понравилось качество прозы, а вопрос прообраза для него, профи, был вообще не существен.
А профи он был высочайший. Легко перестраивался с репортажа на роман, прямо с писательской конференции в Париже перся в Чечню (куда меня со скандалом не пустил) и писал в номер, выпив бутылку виски. Да, алкоголь его убивал, но рука и мозги не слабели никогда. Ни разу в жизни, а мы дружили почти 30 лет, из них лет двадцать – близко, - я не видела Кабакова пьяным.
Даже полупарализованный, лежа, в сущности, в хосписе – Александр Кабаков продолжал диктовать тексты.
Игорь ездил к нему туда. Я – нет. Боялась увидеть распад стиляги Саши.
Согнутый, небритый, с палкой, несущий пургу про путь России – но на ногах, в отличном костюме, с внезапным проницающим взглядом поверх стильных очков. Всё еще Кабак.
Прощай, Саня. Пьяница, бабник, социопат, художник. Один из лучших людей, встреченных мной в жизни.
