*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*
<i><b>
░ День памяти Бориса ПАСТЕРНАКА
</i></b>
◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌
<i>
Если рассматривать всю его жизнь — вне стола, пера и бумаги
— как произведение, мы получаем объёмный роман о борьбе вдохновения и быта,
пера и молота. Лишь часть его описана самим автором — и прямо, и
иносказательно.
Так начинают
Пастернак мог и не быть поэтом. «Многим, если не всем,
обязан отцу, академику живописи Леониду Осиповичу Пастернаку, и матери,
превосходной пианистке», — писал он в биографии. Родившись 10 февраля 1890 года
в Москве, куда семья переехала из Одессы, он с детства пробовал рисовать, в
юности шесть лет серьёзно занимался музыкой, учился философии.
И вдруг резко ушёл в поэзию в начале 1910-х.
Белеет парус одинокий
«...Боря начал поздно. Но и это ещё не всё! Мало того, что
он взялся за стих, не имея маленького опыта (в пустяках хотя бы!), но он тащил
в стих такое огромное содержание, что оно в его полудетский (по форме) стих не
то что не лезло, а, влезая, разрывало стих в куски, обращало стих в осколки
стиха, он распадался просто под этим гигантским напором», — писал Сергей
Бобров, коллега по поэтическим группам «Лирика» и «Центрифуга».
«Роды» продолжались долго, лишь свою третью книгу «Сестра
моя — жизнь», написанную в 1917-м и изданную чуть позже, он считал началом
своего «пробуждения». Здесь определилась его роль в советской литературе. Дело
в том, что Пастернак — это своего рода Маяковский, который не пошёл на площадь
вытрясать из себя личность в угоду пролетариату, а старался внимательно
наблюдать за своими ощущениями и передавать их с максимальной точностью. Потому
по «Сестре» очень точно можно представить (не на уровне фактов, но обоняния,
осязания и прочего), чем было лето 1917-го.
И громким:
Милиционером зажат
В кулак, как он дёргает жабрами,
И горлом, и глазом, назад,
По-рыбьи, наискось задранным!
И отрешённым:
О, верь игре моей, и верь
Гремящей вслед тебе мигрени!
Так гневу дня судьба гореть
Дичком в черешенной коре.
Так что Пастернак был и поэтом, и обычным человеком. Говорил
и о восстаниях, и о том, как тяжёл разрыв с любимой. Гениальным мастером стиха
и гражданином, которому надо ещё и просто жить. Какое-то время обе эти роли
успешно уживались в нём — молодость! А в 20-х наступает новая пора, когда
постреволюционная разруха (она же неопределённость) оказывается созвучной и той
и другой ипостаси. Везде — суета. Пастернак прописан в коммуналке, в бывшей
отцовской мастерской, он постоянно переводит. Жена похожа на него — художница
Евгения, ей тоже нужно место для работы. Многие заботы о доме он берёт на себя.
Таким образом, он становится вторым Маяковским, но не идёт
на площадь, а просто пишет о том, что видит и помнит. 20-е годы — время больших
поэтических форм.
◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌
◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌
Зимняя ночь.
Перевод
Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Как летом роем мошкора
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.
Метель лепила на столе
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скркщенья ног,
Судьбы скрещенья.
И падали два башмачка
Со стуком на пол,
И воск слезами с ночника
На платье капал.
И все терялось в снежной мгле
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.
Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Борис Пастернак, 1946
◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌
◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌
Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочащая слякоть
Весною черною горит.
Достать пролетку. За шесть гривен
Чрез благовест, чрез клик колес
Перенестись туда, где ливень
Еще шумней чернил и слез.
Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей.
Под ней проталины чернеют,
И ветер криками изрыт,
И чем случайней, тем вернее
Слагаются стихи навзрыд.
Борис Пастернак, 1912.
◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌
◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌
Будущее — это худшая из всех абстракций. Будущее
никогда не приходит таким, каким его ждёшь. Не вернее ли сказать, что оно
вообще никогда не приходит? Если ждёшь А, а приходит Б, то можно ли сказать,
что пришло то, чего ждал? Всё, что реально существует, существует в рамках
настоящего.
\\
Книга есть кубический кусок горячей, дымящейся
совести — и больше ничего.
\\
Ни у какой истинной книги нет первой страницы. Как
лесной шум, она зарождается бог весть где, и растет, и катится, будя заповедные
дебри, и вдруг, в самый темный, ошеломительный и панический миг, заговаривает
всеми вершинами сразу, докатившись.
\\
Современные течения вообразили, что искусство как
фонтан, тогда как оно — губка. Они решили, что искусство должно бить, тогда как
оно должно всасывать и насыщаться. Они сочли, что оно может быть разложено на
средства изобразительности, тогда как оно складывается из органов восприятия.
Ему следует всегда быть в зрителях и глядеть всех чище, восприимчивей и верней,
а в наши дни оно познало пудру, уборную и показывается с эстрады.
\\
Что значит быть евреем? Для чего это существует? Чем
вознаграждается или оправдывается этот безоружный вызов, ничего не приносящий,
кроме горя?
≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡
http://ru.wikiquote.org/wiki/%D0%91%D0%BE%D1%80%D0%B8%D1%81_%D0%9B%D0%B5%D0%BE%D0%BD%D0%B8%D0%B4%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87_%D0%9F%D0%B0%D1%81%D1%82%D0%B5%D1%80%D0%BD%D0%B0%D0%BA
❐ Картинки
и портреты
https://www.google.ru/search?q=%D0%B1%D0%BE%D1%80%D0%B8%D1%81+%D0%BF%D0%B0%D1%81%D1%82%D0%B5%D1%80%D0%BD%D0%B0%D0%BA&newwindow=1&sa=N&tbm=isch&tbo=u&source=univ&ei=TnmHU5SyG4va4QT4nIG4Aw&ved=0CCcQsAQ4Cg&biw=1067&bih=517
</i>
