24 мар. 2017 г.


╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦
╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩ &emsp; <b> Anatoly Golovkov

/\„.„/\
(=’♥’=) . . . . . . /\„„/\   &emsp;Кошачьи истории
/ ‾`•´‾ \. . . . . (=’•’=)
\ .\ …/. /. . . . . ./.......\
(,,) (,,) . . . . //\\ &emsp;ПРЕДПОЧТЕНИЯ.

&emsp; &emsp;&emsp; &emsp;&emsp; ЧЕХОВ И КОТЫ
""""""""""""""""""""""""</b>
<i>
Антон Павлович любил мангуста из Цейлона по прозвищу Сволочь. Но мангуст кусался и гадил. Осенью 1891 года он хворал, а шустрый мангуст грыз обои и рвал черновики. С аукциона Сволочь не купили. Скрепя сердце, Чехов обмакнул перо в чернильницу и написал в 
Московской зоосад:

"Уезжая надолго из Москвы и не имея возможности взять его с собой, я покорнейше прошу Правление принять от меня этого зверька и прислать за ним сегодня или завтра. Самый лучший способ доставки - небольшая корзинка с крышкой и одеяло. Животное ручное. Кормил я его мясом, рыбой и яйцами".

Еще Чехов любил собак.
"Бром и Хина, - говорил при этом писатель, лузгая семечки, - безобразной наружности собаки. Лапы кривые, тела длинные, но ум необыкновенный". Бром Исаевич и Хина Марковна терпели - ведь хозяин подарил им бессмертие.
Что же до котов, то Чехов их уважал, но высмеивал, как мог.
В час печали и сомнений я погружаюсь в этот великий текст...

* * *

"Были тут дисканты, альты, тенора...
— Да это, Варя, коты! — сказал Алеша. — Дурочка!
— Коты? Не может быть! А басы же кто?
— Это свинья хрюкает. Ведь мы, не забывай, на даче... Слышишь? Так и есть, коты... Ну, успокойся; спи себе с богом.
Через пять минут Алеша заворочался и повернулся на другой бок (...).
— Спать не дают, чёрт бы взял!.. Орут...

Кошачье пение, между тем, шло crescendo. К певцам присоединялись, по-видимому, новые певцы, новые силы, и легкий шорох внизу под окном постепенно обращался в шум, гвалт, возню... Нежное, как студень, piano достигало степени fortissimo, и скоро воздух наполнился возмутительными звуками. Одни коты издавали отрывистые звуки, другие выводили залихватские трели, точно по нотам, с восьмыми и шестнадцатыми, третьи тянули длинную, однообразную ноту... А один кот, должно быть, самый старый и пылкий, пел каким-то неестественным голосом, не кошачьим, то басом, то тенором.
— Мал... мал... Ту... ту... ту... каррряу..."
</i>
<b> CozyMoscow

Китайская жемчужина Москвы
</b>
<i>
Этот дом известен не только каждому москвичу, но и большинству гостей столицы. Глаз сам выхватывает его из городского контекста, уж очень необычен его облик — настоящая китайская пагода в центре Москвы. Естественно, так и тянет зайти в него, посмотреть на это чудо изнутри. А здесь, к удивлению зрительному, добавляется восторг обонятельный от восхитительных ароматов лучших сортов чая и кофе. МОСЛЕНТА узнала его историю.
<b>
Чайные короли Москвы
</b>
Самое время подробнее поговорить о доме чаеторговцев Перловых. Родоначальником фамилии считается купец московской Рогожской слободы Иван Михайлов, живший в XVIII веке. Он происходил из посадских людей, то есть, представителей низшего податного сословия. Ему даже фамилия не полагалась. Но Иван выбился в люди и был записан в купеческую гильдию, а его сын Алексей в 1787 году уже открыл в Москве лавки по розничной торговле чаем.

Этот год считается началом существования чайной фирмы рода Перловых. А в 1807 году императорским указом купцу второй гильдии Алексею сыну Иванову по его просьбе была дарована фамилия Перлов, вроде бы шедшая от семейного прозвища. Сей факт документально не подтвержден, зато мы знаем, что при императоре Александре III, когда Перловым было пожаловано дворянство (к столетию компании), их родовой герб вместе с чайными листьями украсили шесть крупных жемчужин – перлов, как тогда говорили.
Можно предположить, что прозвище — фамилия действительно изначально как-то была связана с жемчугом. Кстати, поэтому произносится фамилия с ударением на первом слоге.

В 1836 году Василий Перлов получил звание почетного гражданина Москвы, которое давалось за безупречную десятилетнюю работу в купечестве первой гильдии и активную благотворительность. При Василии Алексеевиче в середине XIX века была создана торговая компания «Василий Перлов и сыновья», официальным ставшая поставщиком двора его Величества. К этому времени владевших почти сотней магазинов Перловых можно было смело называть королями отечественного чая, более того, они внесли колоссальный вклад в формирование русской чайной культуры.</i>

В соответствии с купеческими традициями того времени, Перловы активно занимался благотворительностью. Они создавали приюты, выплачивали именные стипендии для нуждавшихся сирот, открывали бесплатные народные столовые, убежища для престарелых и раненых воинов, финансировали комиссии по устройству народных чтений, опекали нищих. Василий Алексеевич занимал пост заседателя Приказа общественного призрения, члена-благотворителя Московского коммерческого училища, а в 1856 году удостоился Высочайшей благодарности за пожертвование на устройство памятников и храма на Севастопольском кладбище.
Василий завещал фирму своим сыновьям — старшему Семену и младшему Сергею. Они родились в разных браках, и у них была большая разница в возрасте — почти 15 лет. Отношения у сводных братьев складывались сложно, а после смерти Семена и перехода его доли к сыновьям, находить общий язык стало еще труднее. В итоге, в начале 90-х Сергей вышел из семейного дела, получив часть капитала и дом на Мясницкой, а Семеновичи остались во главе дедовской фирмы.

Кстати, благодаря старшему из братьев — Василию Семеновичу, фамилия Перловых навсегда осталась в московской топонимике, точнее, в подмосковной. В 1871 году он заключил договор с Удельным Округом на аренду 73 десятин земли 2-го Измайловского имения Московской губернии и уезда. Там он построил дачный поселок, который стал называться Перловкой.
Всего было построено 83 дачи, контора и училище с лавкой, пять оранжерей, летний театр и грунтовый сарай. Дачи были самые разные: одно и двухэтажные, с мезонином или светелкой, с пристройками и без. В 1897 году неподалеку была проложена железная дорога, а станция получила название Перловская. После революции о происхождении названия забыли, и произносить его стали с ударением на втором слоге, что не правильно.
<b>
Русский путь «китайской травы»
</b>

О чае на Руси услышали во времена Ивана Грозного от казаков, доходивших до границ Китая. Но это были именно рассказы, скорее носившие краеведческий характер. Не исключено, что легендарные. Первое же достоверное свидетельство о личном знакомстве относится к началу XVII века: прибывшие к русскому двору китайские послы привезли в подарок царю несколько ящиков чая. В 1638 году русский посол Василий Старков доставил в дар государю Михаилу Федоровичу четыре пуда чая, теперь уже от монгольского хана Кучкуна.

Поначалу горький напиток не понравился царю и боярам, однако было замечено, что он «отвращает от сна». Позднее чай из Китая привозил и другой наш посол — грек Сапфарий. На первых порах чай использовали как лекарство, но, распробовав, стали пить для удовольствия. К середине XVII века в Москве уже можно было купить несколько сортов чая, а в 1679 году с Китаем был заключен первый торговый договор о регулярных поставках сушеной «китайской травы».
Несмотря на то, что православная церковь еще долго проклинала «китайскую травку», считая ее бесовским снадобьем, в начале XVIII века чай уже прочно вошел в русский быт, чтобы со временем стать любимым национальным напитком.

Настоящий триумф чайной культуры наступил в XIX веке, когда он превратился в неотъемлемую часть русского бытия. Его пили повсеместно: и в купеческой избе, и в царском дворце. Русское дворянство в основном придерживалось английских чайных традиций, и обычно употребляло чай лучших китайских сортов добавляя в него молоко или лимон. Для чаепития из Европы выписывали изысканные фарфоровые сервизы, становившиеся предметом семейной гордости.
<i>
Купечество и горожане предпочитали менее дорогие чаи, быстро дающие темный настой. В этой среде сформировалась совершенно особая, уникальная традиция длительного чаепития, в ходе которого выпивалось по несколько десятков чашек чая, а на стол, кроме непременного самовара, подавали варенье, мед, сушки, бублики и пироги. Чай в купеческих семьях обычно пили из блюдца, что является исключительно русской традицией. Со временем отрабатывался не только ритуал чаепития, но и способ его заваривания.
«Искусство заваривать чай — великое искусство. Ему надо учиться в Москве. Сначала слегка прогревается сухой чайник. Потом в него всыпается чай и быстро ошпаривается кипятком. Первую жидкость надо сейчас же слить в полоскательную чашку, — от этого чай становится чище и ароматнее... Затем надо вновь налить чайник до четверти его объема, оставить на подносе, прикрыть сверху полотенцем и так продержать три с половиной минуты. После долить почти доверху кипятком, опять прикрыть, дать чуточку настояться — и у вас... готов божественный напиток, благовонный, освежающий и укрепляющий» (А.И.Куприн «Яма»)

Центром русской чайной культуры стала Москва. Конечно, не без деятельного участия купцов Перловых. В первой половине XIX века Москва потребляла до шестидесяти процентов всего ввозимого в Российскую империю чая. Если до середины XIX века в столичном Петербурге работал всего один чайный магазин на весь город, в Москве в это время их число уже превышало сотню, а чайных и прочих заведений, где подавали чай, было более трехсот. Уже тогда считалось, что европейский Петербург начинал утро с чашки горячего кофе, а купеческая Москва со стакана крепкого чая. Отчасти эти традиции живы до сих пор.
<i>
«В Москве много трактиров, и они всегда битком набиты преимущественно тем народом, который в них только пьет чай. Не нужно объяснять, о каком народе говорим мы: это народ, выпивающий в день по пятнадцати самоваров, народ, который не может жить без чаю, который пять раз пьет его дома и столько же раз в трактирах. И если бы вы посмотрели на этот народ, вы не удивились бы, что чай не расстраивает ему нерв, не мешает спать, не портит зубов; вы подумали бы, что он безнаказанно для здоровья может пудами употреблять опиум... » (В.Г.Белинский «Петербург и Москва», 1845 год)
Кстати, считается, что различия в наименовании «китайской травы» в России и в Западной Европе связано с тем, что наши предки общались с разными регионами Поднебесной. Русское слово «чай» происходит от китайского слова «ча» или «чае» — «молодой листочек» в северном, пекинском произношении. Английское же слово «tea», как и, соответственно, французское, итальянское или немецкое, происходит от китайского слова «тэ» (чай) — в южном, фуцзяньском диалекте.
В Советское время знаменитый магазин на Мясницкой (на время ставшей улицей Кирова) сохранял свое первоначальное предназначение, а вот в перестроечные годы пришел в упадок. Стоял даже вопрос о сносе обветшавшего здания. Спасла его наследница дома Перловых, правнучка Сергея Васильевича — Жанна Киртбая.
Благодаря ее упорству и целеустремленности удалось получить поддержку властей города и найти бизнесменов, готовых вложить средства в реставрацию здания — расходы взял на себя инвестиционный фонд «Финам». Реставрационные работы вел институт «Cпецпроектреставрация», и сделаны они были великолепно: историческое здание было восстановлено в первоначальном виде, все элементы декора и внутреннего убранства были сохранены или воссозданы.
К сожалению, Жанна Киртбая и глава «Финама» Виктора Ремша позже не сошлись во взглядах на собственность отреставрированного здания, возник публичный скандал, но это уже совсем другая история.
Главное, что благодаря их стараниям все москвичи и гости столицы имеют возможность наслаждаться удивительным домом, ставшим одной из достопримечательностей города.
P.S. А китайский чиновник Ли Хун Чжан дом на Мясницкой так и не увидел. Он остановился в особняке Николая Семеновича Перлова на Первой Мещанской и хозяин сделал все, чтобы дом дяди не оказался на пути сановника. Николай Семенович заключил выгодные сделки и даже был награжден китайским орденом «Двойного Дракона» 2-ой степени.</i>
https://www.google.ru/search?q=%D0%BC%D0%BE%D1%81%D0%BA%D0%B2%D0%B0+%D0%BA%D0%B8%D1%82%D0%B0%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9+%D0%BC%D0%B0%D0%B3%D0%B0%D0%B7%D0%B8%D0%BD+%D1%87%D0%B0%D1%8F+%D0%B8+%D0%BA%D0%BE%D1%84%D0%B5+%D0%BD%D0%B0+%D0%BC%D1%8F%D1%81%D0%BD%D0%B8%D1%86%D0%BA%D0%BE%D0%B9&newwindow=1&source=lnms&tbm=isch&sa=X&ved=0ahUKEwiY5qOavu3SAhXEbZoKHUZ_B70Q_AUICSgC&biw=1280&bih=591
</i>

http://moslenta.ru/article/2017/03/11/teahouse?utm_source=moslentafb&utm_medium=social&utm_campaign=etot-dom-izvesten-ne-tolko-kazhdomu-mosk
ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ

<b> Бессмертный барак </b>
 <i> 
Когда летом 1986 года по приглашению друзей я приехала в большой северный поселок Усть-Кулом, как и всякого сугубо городского человека, меня поразили бескрайние лесные просторы, обилие грибов, ягод, своеобразие северной архитектуры, а главное — открытость и доброжелательность людей. Стоя на высоком берегу Вычегды и с замиранием сердца оглядывая таежную беспредельность, я еще не осознавала, какой страшной трагедией полнятся эти леса.
Тогда, слушая рассказы старожилов о замерзших в тайге раскулаченных семействах, прибывших сюда на поселение и фактически выброшенных на снег в лютую северную стужу, встречая в лесу заброшенные погосты — все, что осталось от этих поселений (никто не жил дольше трех лет), я не думала, что через три года с новой силой зазвучит в моей жизни это название — Усть-Кулом. И от рассказа о замерзших детях, за помощь которым полагался расстрел, я перейду к свалочным ямам Центральной колонны Севжелдорлага Коми АССР в Княж-Погосте.
Сегодня много написано уже о зверствах и репрессиях, но, встречая все новые примеры проявления тоталитаризма, не перестаешь удивляться. В голодные послевоенные годы, окруженный со всех сторон лагерями, Усть-Кулом имел свой театр! Небольшой интернациональный коллектив был организован бывшими заключенными, опасавшимися селиться около больших городов, надеясь, что здесь о них наконец забудут. Об этом театре, уже свободных людей, поведала мне женщина, чью актерскую судьбу можно сегодня без всяких натяжек назвать крепостной. Тамара Владимировна Петкевич — актриса ТЭКа (театрально-эстрадного коллектива) Центральной колонны Севжелдорлага Коми АССР.

ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ
<i>
«КРЕПОСТНАЯ АКТРИСА»

продолжение

Молодость этой женщины прошла в лагерях. И все было в этой молодости — среднеазиатская жара и лютые северные морозы, физическое истощение и творческий поиск, встречи с прекрасными людьми и попрание человеческого достоинства. Молодость человека, прошедшая в нечеловеческих условиях: под пристальным вэглядом конвойных, под скрежет цепей, на которых бегали по проволоке вокруг лагеря собаки.

— Первая моя встреча с лагерным театром произошла именно в Коми, я была зрительницей. Лесоповал, истощение, цинга, лазарет, и там, в лазаретной колонне, куда меня после лечения взяли медсестрой, встретилась я с ТЭКом.

Помню торжественную тишину какого-то принаряженного зала — кто в чистом платке, кто с красивой тряпицей в волосах. «Поплыл» в стороны занавес из серых лагерных одеял, и зазвучала музыка. Давали отрывок из оперетты «Роз-Мари». Красивые и, как нам казалось тогда, нарядные люди пели. А мы плакали. Кто совсем тихо, кто громко, навзрыд. Мне свело спазмами горло. Дальше, в моих актерских странствиях лагерная аудитория будет и плакать и смеяться, но этот комок в горле я запомнила навсегда.

Тамара Владимировна Петкевич родилась в 1920 году в Петрограде. В 1937 году ее отца, директора торфяного предприятия, члена ВКП(б) с 1918 года, арестовали. Он был реабилитирован посмертно в 1956 году. Ей пришлось оставить Институт иностранных языков и уехать во Фрунзе. Там, в 1941 году, ее арестовали прямо на лекции в Медицинском институте. По 58-й статье она получила 7 лет лишения свободы, 3 года поражения в правах. И началась новая жизнь, жизнь обработчицы конопли в Киргизии. Тело покрывалось множеством саднящих ранок от мелких цепких колючек, разъедала руки вода, покрытая слоем белых червей. Затем работа кайловщицей в карьере. Далее север — работы на лесоповале.

— Тамара Владимировна. Как вы стали актрисой в лагерном театре?

— Чтобы понять, как я стала актрисой. надо представить, что такое вообще был лагерный театр. Не только лицемерие режима порождало такие театры, у этого явления была и своя реальная подоплека. Лагерное начальство скучало вдали от цивилизации и, подобно крепостникам XVIII века, придумывало для себя развлечения. Они гордились своими труппами и спорили, у кого лучше. Воркутинский лагерь с Ухтинским или с Интинским. А начинался театр так: обычно начальник политотдела листал дела, отбирал профессиональных актеров, музыкантов, а то и просто красивых людей (еще одна из родственных крепостным театрам черт).</i>

ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ
<i>

</i>
Наличие известных режиссеров, актеров или музыкантов во многом определяло и жанр театрального коллектива. Например: выслали Печковского — в Интинском лагере организовали оперную труппу. У нас в лагере драматическую труппу возглавлял режиссер Александр Осипович Гавронский. Встреча с этим человеком многое определила в моей жизни. Он окончил философский факультет Марбургского университета, филологический факультет Женевского университета и институт Жан-Жака Руссо. С 1916 года по 1917 год работал режиссером Цюрихского театра. В России им были поставлены такие фильмы, как «Темное царство», «Любовь», «Мост через Выпь».
</i>
<i>
Не имея актерского образования, я очень боялась, что мне не удастся встать вровень с такими профессионалами, как Николай Теслик, Ванда Мицкевич, Дмитрий Караяниди, Игорь Хрусталев. Меня рекомендовали в театр сами эаключенные «как свою актрису» — я к тому времени выучила и прочла своим товарищам рассказ Елены Конононко «Жена». Рассказ этот принес мне наш бригадир Гриша Батурин. Не знаю, что двигало этим простым, деревенским мужиком, когда он протянул мне обрывок газеты со словами: «Ты у нас интеллигентная, выучи». Могу только сказать, что я навсегда запомнила имя этого человека и сохранила добрую память о нем. Гриша Батурин отличался редкой порядочностью и никогда не обманывал при учете норм, при выдаче заработанного. В лагере это было очень важно, ведь царил полный произвол. Помню я и рассказ Елены Кононенко. Это была одна из первых попыток показать трагедию человека, вернувшегося с войны инвалидом.

В нашей труппе много играли Чехова. С ним связан и мой театральный дебют — роль Шипучиной в водевиле «Юбилей». Играли Островского. Вообще Гавронский любил классику. Конечно, был и современный репертуар, шел «Русский вопрос» К. Симонова. Много пели. Однажды, как рассказывал директор нашего театра С. Ерухимович, пришел он к начальнику политотдела принес репертуарный план. Тот осведомился, что это за песня «Рассвет» Леонкавалло. И узнав, что речь идет об Авpope, — одобрил. Каково же было его изумление и негодование, когда выяснилось, чт Аврора — богиня зари. Песню запретили.

— Что помогало вам выжить в лагере, участие в крепостной труппе?

— Если речь идет о «выживании», то в немалой степени именно это. Мы, конечно, стеснялись своей более легкой участи артистов, но и мы в любую минуту могли оказаться на общих работах в результате чисток, которые проводились среди артистов время от времени. Правда, из общей колонны могли и вернуть, когда, скажем, жены начальников огорчались, что в результате чистки театр потерял в качестве постановок. И в этом был парадокс нашего существования.

Но вообще-то устоять помогало многое. Во-первых, нас очень ждали товарищи на глухих лагерных пунктах. Им уже давно казалось, что на земле не может быть ни музыки, ни песни, ни рифмы. А мы приводили с собой маленький иллюзорный глоток свободы, глоток радости. Это помогало. Мне хочется, чтобы вы поняли главное, история создает ноповторимые, чрезвычайно хрупкие ценности культуры. На это уходят века, жизни поколений. И на разрушение этого была направлена вся мощь машины обезличивания.

Многое я могла бы вспомнить из того, чем одаривали люди. Приведу вам одно письмо художницы Маргариты Вент-Пичугиной. Маргарита оказалась на общих работах. «...Я прочла у Станиславского главу «Открытие давно забытых истин» из «Моя жизнь в искусстве». Он пишет о телесной свободе, экономии сил, об отсутствии всякого мышечного напряжения. Я использовала этот совет для себя. Пример: я носу носилки с глиной (на носилках глины в два раза больше, чем у товарок), напряжены только грудные мышцы, руки, что держат ручки носилок, а талия и ноги идут легко пружиня, как в танце. Все тело пружинит по мокрым прогибающимся доскам над мокрой речушкой. Только таким путем я ни капельки не устаю. Мне ничего не больно, мои носилки плывут, ровно качаясь с большой тяжестью, а душа пылает каким-то озорством. Костер и отдых мне не нужны. 130% нормы — мои»,

— Тамара Владимировна, я думаю, что сегодня, вглядываясь в мрачные страницы нашего прошлого, нам нужно сохранить именно эти «святые слезы». В противном случае мы рискуем перечеркнуть жизни целых поколений. Я слушаю ваш рассказ о лагерных театрах и думаю о том, что и моему деду, возможно, довелось встречаться в лагерях с подобным коллективом, возможно, и ему эта встреча хоть немного помогла. Он отбывал свой срок с 1941 года на лесоповале в Решотах Красноярского края.

— Скоро выйдет книга о лагерных театрах, ее готовит Союз театральных деятелей, предполагаемое название — «Театры Архипелага ГУЛАГ», возможно, из нее вы узнаете, какие коллективы работали под Красноярском.

— Ваши воспоминания войдут в эту книгу?
— Да, там будет глава, названная мною — «Случайная профессия».
— ТАМАРА Владимировна, а как далеко тянулся за вами лагерный шлейф, я имею о виду отношение людей, прием на работу?
— По-разному бывало. Были люди, которые не боялись помогать и заступаться за тех, кто сидел в лагерях. Например, Николай Черкасов своими письмами к начальнику лагеря буквально спас жизнь Гавронскому. Мы знали эти письма наизусть. А детская писательница Нина Гернет очень много помогала Тамаре Григорьевне Цулукидзе, замечательной грузинской актрисе, организовать кукольный театр в Севлаге для больных туберкулезом. Наш лагерь имел детприемник.

<i>
Дети заключенных, родившиеся в неволе, попавшие грудными в лагерь вместе с арестованными матерями, были буквально потрясены, увидев куклу-корову, куклу-курицу. Выяснилось, что они никогда не видели этих животных в натуре. Только куклу-собаку сразу убрали из всех спектаклей. Ее появление вызывало среди детей такой ужас, что их долго не могли успокоить. Так вот, Нина Гернет не только посылала для спектаклей свои сказки, она высылала клей, тряпочки, цветную бумагу, фольгу для изготовления кукол. Ведь в лагере ценилась каждая пуговица. А для первой куклы-ведущего Степки вольнонаемные пронесли в зону две голубые пуговки для глаз.

Были, конечно, храбрые люди, но, к сожалению, встречалось и иное. Нас, вышедших из заключения, опасались брать на работу. Режиссеры сразу отходили, узнав, откуда я. Врать я не умела, да и было это бесполезно: требовали репертуарный список, фотографии в ролях, рекомендации. Но вот однажды мне встретился режиссер щедринского театра Р. Пологонкин. «У вас глаза честного человека,-— сказал он, — беру вас в театр». Дальше была работа в Чебоксарах, Кишиневе. Однако театрального образования никакого толком не имела. В 40 лет я поступила в Ленинградский институт театра, музыки и кинематографии на театроведческий факультет, который закончила уже в 60-е годы. Вы спрашиваете, как далеко тянулся лагерный шлейф? Так вот, институт приглашал меня остаться, но преподавать мне не разрешили.

— Тамара Владимировна, вы выжили в самое страшное время, не изуверились, не озлобились, остались человеком. Что помогает вам жить сегодня? Что вы можете сказать нам сегодня, на изломе времен?

— Я думаю, что то, что пережили мы тогда, имеет прямое отношение и к сегодняшней жизни. Лагеря были одной из форм убиения грядущих поколений и их веры. Я люблю людей, люблю очень. Мне кажется, что мы, уцелевшие обязаны соединить времена. Я всегда помню тех, от кого не осталось даже крестов. У меня нет права забыть ни их муки, ни их страшную смерть. Творческое созидательное начало в человеке — бессмертно, душа — свободна. Молодежь должна осознать необходимость противостояния страшному призраку тоталитаризма, должна ориентироваться и на духовную сторону жизни.

Я смотрю на Тамару Владимировну и понимаю, что ей не нужны мои сочувствующие вздохи, мои соболезнования. Им, уцелевшим, вообще не нужна наша жалость. Они хотят лишь одного, чтобы мы сделали все возможное для того, чтобы их судьбы ие повторились.

И. ОБРАЗЦОВА
Опубликовано «Ленинградская правда» от 12.01.1990
  </i>
ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ ҳ̸Ҳ̸ҳ
<b> Дмитрий Свергун</b>

 (̅_̅_̅_̅(̅_̅_̅_̅_̅_̅_̅_̅_̅̅_̅()ڪے~            ☭  ★   ☭     
<i>
<u> ЕЖЕДНЕВНАЯ МАНТРА
</u>
Всем, льющим ненависть с экрана,
Кто обожает, бл@@ь, войну,
Кто, сука, дрочит на тирана –
Чтоб х@@ пророс у вас во лбу!

© Дмитрий Свергун
</i>
ڪے~
&emsp;  &emsp; <b>Михаил Бару</b>
\ \
/ /
\ \
(o o)
\__/
|
^&emsp; <i> Второй час ночи. Дом спит. Тихо. Только к соседу пришла его подруга и монотонно стучит ногой в его железную дверь, монотонно повторяя «Витя, блядь, открой…». Только сосед открывает, наконец, дверь и начинает кричать своей подруге «Какого хера ты долбишь в дверь среди ночи всех соседей сука перебудила уже». Только соседка не может остановиться и все повторяет и повторяет «Витя, блядь, открой…». Только во дворе, в густом тумане, истошно играет в чьей-то машине музыка и кто-то поет мужским женским голосом «ну пришли хотя бы смайлик на мой одинокий серебристый телефон». Только мотоциклисты с диким ревом проносятся по улице взад и вперед, соревнуясь в том, кто первый проломит себе голову, врезавшись в фонарный столб. Только туман, такой густой и такой плотный, что лучи света от фонаря под окном не разбегаются в разные стороны, как обычно, а образуют густую пушистую белую одуванчиковую шапку вокруг лампы. Только мысли такие сонные, такие спутанные и такие неповоротливые, что не разбегаются в разные стороны, как обычно, а образуют вокруг головы…, но в зеркале этого не видно, даже если направить свет лампы прямо на то место, где когда-то были волосы. Только сосед…

</i>
&emsp;  <b> Серебряный Век: Творцы, Творения, Эпоха</b>
 
<b>
Стихотворение, которое Борис Пастернак писал всю жизнь
</b> <u> </u>
Писатель, переводчик и один из крупнейших поэтов XX века — Борис Леонидович Пастернак родился 10 февраля 1890 года и, конечно, февраль был для него особым месяцем. Своё самое любимое и, пожалуй, самое знаменитое стихотворение «Февраль» он впервые написал в 1912 году, когда ему было 22 года. Первый куплет родился как будто его кто-то продиктовал. К остальному тексту он возвращался всю жизнь.

Наиболее существенные правки поэт внёс в стихотворение, когда ему исполнилось 38, а затем 55 лет — кризисные моменты в жизни человека, когда меняется его мировоззрение и происходит переоценка ценностей.

В 1945 году поэт включил в сборник «Избранное» новый вариант произведения, однако спустя десятилетие вернулся к прежней его редакции. Таким образом «правильный» с точки зрения самого Пастернака «Февраль» — это стихотворение в редакции 1928 года. Сравнивать его с более ранним вариантом очень интересно: меняется всего несколько слов, но какие разные ощущения от мгновения пойманы юношей и зрелым человеком!

Можно сказать, что это стихотворение — слепок изменчивой жизни, отражающий внутреннюю и внешнюю реальность через впечатления, пойманные «на лету».
<i>
***

Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.

Достать пролетку. За шесть гривен,
Чрез благовест, чрез клик колес,
Меня б везли туда, где ливень
Сличил чернила с горем слез.

Где, как обугленные груши,
На ветках, — тысячи грачей
Где грусть за грустию обрушит
Февраль в бессонницу очей.

Крики весны водой чернеют,
И город криками изрыт,
Доколе песнь не засинеет
Там над чернилами навзрыд.

1912

***

Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.

Достать пролетку. За шесть гривен,
Чрез благовест, чрез клик колес,
Перенестись туда, где ливень
Еще шумней чернил и слез.

Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей.

Под ней проталины чернеют,
И ветер криками изрыт,
И чем случайней, тем вернее
Слагаются стихи навзрыд.

1928

</i>
      ○        ●  ◕ 

&emsp;    <b>  Да здравствует всё то, благодаря чему мы, несмотря ни на что!   </b>  
                                                                                  
         &emsp ҈ ҈  ҈  ๑๑
&emsp;  &emsp ҈
 &emsp;  &emsp;  
&emsp;  &emsp;  
<b
Всем привет!
</b
Сплетни не обязательно любить, достаточно получать от них удовольствие.  ©
<i></i>
..╗╗
» <i>   &emsp;  – задумчивый</i>
.(.¯. )
.Ƹ̵̡Ӝ̵Ʒ
<b>
q ɯ ɐҺvоw ɯǝʎɓǝvɔ wоɯ о 'qɯиdоʚоɹ онжоwεоʚǝн Һ о
</b>
              ✷◗                                
<b>
Проразное  </b>
 
<i>
<b> Адвокат дьявола. </b>  Человек, который защищает что-то плохое, старается в хорошем непременно найти недостатки, любит дурно говорить о других; придирчивый, въедливый оппонент; завзятый обвинитель. В католической церкви со Средних веков при канонизации нового святого устраивается диспут между двумя монахами. Один всячески восхваляет умершего мученика или угодника – это «адвокат Божий». Другому же поручается доказывать, что канонизируемый немало грешил и недостоин такого высокого звания. Этот-то спорщик и называется адвокатом дьявола. ©
</i>ܢ

̯͡
[]]] []]] []]] []]]     


&emsp;[]]] 
<i>
 - Каким будет конец света?
- Над миром раздастся музыка завершения работы Windows. И всё исчезнет.
 </i>                    


&emsp;[]]] 
<i>
 1. Решаешь заняться спортом, чтобы похудеть.
2. Заводишь будильник на 6 утра.
3. Звонит будильник.
4. Не такой уж ты и толстый.
</i>                    


&emsp;[]]]
<i>
 Не хотелось бы вас разочаровывать - но, когда вы икаете, про вас никто не вспоминает.
</i>                    


&emsp;[]]]
<i>
 Иногда гости приходят так внезапно, что не успеваешь спрятать от них самое вкусное.
</i>                    
П


&emsp;  &emsp;  &emsp;  &emsp;<b>Помним</b>

&emsp;  &emsp; &emsp; &emsp;   ❖  
<b>
&emsp; &emsp; &emsp;  Счастливая и печальная Симона Синьоре
</b>
&emsp;  &emsp;  &emsp;  &emsp﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌
<u><i></u>
Симона Каминкер родилась в 1921 году в немецком городке Висбадене. Ее отец был австрийским евреем, мать — француженкой. Через несколько лет после рождения Симоны семья переезжает во Францию, в парижское предместье Нейи. Андре Каминкер, юрист по образованию, переквалифицировался в журналиста и в силу профессии много путешествовал, занимаясь параллельно переводами текстов. Мать, женщина с сильным характером, самостоятельно воспитывала дочь и двух ее младших братьев. Во время Второй мировой войны немцы конфисковали дом Каминкеров и семья едет в Париж, в котором 19-летней Симоне мать подыскивает непыльную работенку — стенографисткой в местной газете Le Nouveau Temps. Отец военные годы провел в Англии, работая на радио. Биографы утверждают, что после 1945 года он и вовсе не вернулся в семью, оставив жене и детям только фамилию «богатого происхождения».

    Симона работает, а по вечерам посещает драматические курсы Соланжа Сикара. Она грезила телевидением, мечтая стать актрисой. Одного увлечения Хемингуэем, Фолкнером, Ремарком и Стейнбеком было недостаточно. Надо было с чего-то начинать. Небольшое уютное кафе «Флор» (в узких кругах его называли штаб-квартирой участников послевоенной интеллектуальной парижской революции) славилось своей богемной публикой, любившей не спеша потягивать остывший кофе и часами вести деловые переговоры. Здесь запросто можно было увидеть Жана-Поля Сартра, Гийома Аполлинера, Пабло Пикассо, Альбера Камю, Бориса Виана, а позже и саму Симону. Писатель Хорхе Семпрун так описывает молодую женщину: «…она была в такой степени хороша собой, что абсолютно все умолкали и в тишине все следили глазами за ее силуэтом, силуэтом молодой девушки, проскользнувшей меж столиков, к тому, кто ее ждал...».

    Очень скоро Симона уже начинает играть в массовках и эпизодических ролях. Поначалу режиссеры не могли разглядеть в белокурой девушке с ее величественной тяжеловатой красотой будущую звезду Симону Синьоре. (Синьоре — девичья фамилия матери, по другим источникам псевдоним взят в честь ее дяди, французского актера Габриэля Синьоре).

Может быть, мир так и не увидел бы «Золотой каски» с Симоной Синьоре в главной роли, если бы не встреча с режиссером Ивом Аллегре, который очень скоро становится ее мужем. Она начинает сниматься в фильмах супруга.

Внешне гражданский брак Аллегре и Синьоре выглядел безупречно: Она играла в его фильмах, у них росла дочь Катрин. Но что-то ей мешало быть до конца счастливой…
    Вторым и последним мужем, любовью и болью одновременно, становится известный и талантливый французский актер театра и кино, певец и сердцеед (перед красотой которого не устояла даже Эдит Пиаф) Ив Монтан.

    В книге «Солнцем полна голова» Монтан так описывал их встречу: «Посреди двора, окруженная легкокрылыми голубями, стоит молодая женщина. У нее необычайно светлые волосы. Она улыбается точь-в-точь, как улыбаются девушки на старинных картинах итальянских мастеров. Я знаю, что ее зовут Симона Синьоре; я никогда не видел картин, в которых она снималась; я не знаком с ней, но я знаю, что сейчас подойду к ней, стараясь не вспугнуть голубей, и скажу ей две-три фразы — просто так, все равно какие две-три фразы, чтобы она повернулась ко мне, две-три фразы, так, чтобы не вспугнуть голубей... Это был счастливый день. И всякий раз, когда я вспоминаю его, передо мной возникают светлые волосы, блики солнца, голуби и Симона в то самое мгновение, когда она взглянула на меня и поняла, что я иду к ней».

    Годами позже, когда Синьоре уже не было в живых, Монтан в своей книге воспоминаний дает иную трактовку их первой встречи: «Образ женщины с голубями мы не разрушали, чтобы не разочаровывать журналистов. Существует действительно фотография, на которой Симона, сидя на корточках, кормит голубей, пристально глядя на кого-то (может быть, на меня, но я за кадром)... Нас представили друг другу в «Золотой голубке», а уже на следующий день мы обедали вместе. За десертом, взяв ее за руку, я прошептал: «Какие у вас тонкие запястья!» — и с тех пор мы не расставались».

Со дня их знакомства прошло четыре дня, а это так много для тех, кто ощущал на себе всю силу любви. Они по-настоящему полюбили друг друга и уже не могли существовать порознь. Но Симона прежде всего была матерью и побоялась своим уходом травмировать маленькую дочь. Но второй Ив оказался немилосерден: «Или ты уходишь сейчас, или ты меня больше не увидишь… все это ни к чему, и звонить незачем». А ей незачем было жить без него. Она бросает мужа, собирает вещи и переезжает к Монтану, с которым начинает новую жизнь, полную испытаний и любовных перипетий. И только через два года, накануне Рождества, они сыграли небольшую свадьбу в городке Поль-де-Вансе, о котором впоследствии Ив будет петь в своих песнях. Синьоре с особым упоением описывала торжество: «Это была настоящая деревенская свадьба, как я мечтала. Я была счастлива, как девчонка в рождественское утро».

Первые годы совместной жизни были наполнены страстью и любовью. Они наслаждались обществом друг друга и не расставались даже на один день. Странное дело, но Симона Синьоре, чья карьера складывалась так успешно и многообещающе, решила порвать с миром кинематографа, к которому так долго и тяжело шла. Она захотела посвятить себя, свое время, тело и душу единственному человеку — Иву Монтану. Симона как верная супруга сопровождала мужа, популярность которого была в самом расцвете, в многочисленных поездках и турне по всему миру.

Она отказывается от голливудского контракта. «Без Монтана меня не заставили бы пройти от Винсенских ворот до Аньерских... Что уж говорить об Америке?».
    Трудно поверить, но она это сделала — объявила, что в кино сниматься не будет! Теперь Ив видел рядом с собой совсем другую Симону, чем ту, которую полюбил когда-то: она вязала, слушала мужа, разделяла его взгляды и мнения, готовила обеды, во время концертов стояла за кулисами, затаив дыхание от восхищения, буквально обожествляя своего Ива. На какое-то время она перестала быть Симоной Синьоре и стала просто женой Ива Монтана. Но были ли ему нужны такие жертвы? Однажды Монтан репетировал, а Симона вязала. Он пребывал в раздраженном состоянии — что-то не получалось. «Что это ты сидишь здесь и вяжешь?», — с укором спросил Ив. «Я здесь потому, что хочу быть здесь, а иначе я бы работала». На что Монтан ответил: «Легко сказать, а где же предложения?!».

А предложения по-прежнему поступали, несмотря на глупые отказы актрисы «во благо семейного очага». Ее недавно пригласили на очередную главную роль, от которой она уже успела благополучно отказаться. Симона позже напишет, что она встанет, аккуратно свернет вязание и возьмет телефонную трубку, все еще ожидая, что Монтан остановит ее. Но он не сделал этого. Она набрала номер и сказала, что согласна на роль Терезы Ракен. Ей ответили, что контракт можно подписать хоть завтра. Повесив трубку, Синьоре обернулась к Монтану и гордо произнесла: «Вот видишь?!».

    Симона Синьоре появляется на экранах в самых разных образах, демонстрируя общественности и мужу богатое актерское мастерство. Вершиной ее таланта называют фильм, снятый в 1953 году «Тереза Ракен» по роману Эмиля Золя. И опять приз за лучшую женскую роль — на этот раз на кинофестивале в Карловых Варах за «Салемских колдуний». Кинолента «Место наверху», или «Путь наверх», 1958 года была отмечена «Оскаром» и «Золотой пальмовой ветвью».

Ив и Симона прославились не только как актеры — они выступали как общественные и политические деятели против тоталитарного режима в Чили, Греции, Чехословакии, Польше и Советском Союзе. Еще в начале 50-х они «смотрят в сторону СССР с определенной надеждой и даже восторгом», еще отчетливо не разобравшись во внутренней политике страны. В то самое время Сергей Образцов, будучи в Париже, открыл для себя творчество Монтана, благодаря которому русский зритель очень скоро начнет слушать, а потом заучивать французские «монтановские» хиты. Ива Монтана приглашают выступить в Советском Союзе. По стечению обстоятельств, за несколько недель до их приезда, 24 октября 1956 года, советские войска входят в Будапешт. Супруги в замешательстве — после долгих споров и сомнений они все же решают осчастливить своим визитом хлебосольную Москву.

Концерты проходили с аншлагом. Старые москвичи до сих пор помнят выступления Монтана. На заработанные деньги Симона купила в ГУМе (в отделе для иностранцев) «две шкурки сибирского соболя», которые на протяжении многих лет будут украшать ее одежду.

Ив Монтан по-настоящему ощутил себя признанным актером, когда в один прекрасный день его разбудил телефонный звонок — в трубке он услышал незнакомый голос: «Хотите сниматься с Мэрилин Монро?». Голливудская блондинка готовилась к съемкам в фильме «Займемся любовью», а делать «это» захотела исключительно с Ивом Монтаном. «Я хочу видеть в главной роли только его», — капризничала актриса, которой, впрочем, быстро уступили продюсеры и сценаристы. Монро с мужем Артуром Миллером, а Ив с Симоной становятся соседями по бунгало на знаменитом бульваре Сансет в Лос-Анджелесе. Кокетка Мэрилин порой напрочь забывала о чувстве стыда и элементарном женском достоинстве. Она с первого взгляда «положила глаз» на сексуального красавчика с бархатным голосом, похожего на ее второго мужа Джо Ди Монжо. Монро не упускала возможности уколоть его супругу хоть в чьих-то глазах, будь это даже собственная подруга: «А Симона совсем некрасивая. Клянусь, он женился на ней из-за карьеры». О как глупо ошибалась эта перекрашенная в блондинку шатенка. Ив Монтан на протяжении всей жизни по-настоящему будет любить одну женщину — Симону! Они вчетвером репетировали тексты, ужинали, обсуждали последние новости, и в общем-то сдружились семьями.

    Ненакрашенная Мэрилин, заколов наверх волосы и надев легкий халатик, раскрывала секреты: «Взгляни-ка! Все думают, что у меня длинные ноги. Но ведь у меня некрасивые колени, и я небольшого роста».
    Но Симона писала: «Ту Мэрилин, которая смотрит на нас с обложек, я видела за время нашего соседства только трижды. Но это уже была легенда — жеманная и мурлыкающая».

Миллер и Монро едут в Нью-Йорк, а Монтан и Синьоре идут на церемонию вручения премии «Оскар». Имя Симоны Синьоре стояло рядом с такими звездами, как Элизабет Тейлор, Кэтрин Хэпберн, Одри Хэпберн. Мэрилин на прощание, лицемерно скривив ротик, произнесла: «Желаю удачи. Я верю, что ты его получишь!». Синьоре получила «Оскар», а на церемонии пел Ив! Мэрилин была вне себя от злости на Симону, у которой было все: «Оскар», Ив, ум, красота, дочь, друзья. Мэрилин не могла ей простить этого…
    Симона едет сниматься в Италию вместе с Марчелло Мастроянни. Артур Миллер тоже уехал, Мэрилин и Ив остались наедине.

О интрижке Монтана и Монро Симона узнала на пляже — из газет! «Вы думаете, он еще вернется?» — задавали бестактные вопросы журналисты. Она отвечала «да», хотя мало верила в их будущее. «Это было ужасно, — напишет он. — Потом все улеглось. Но только внешне. Я видел, что она разбита, глубоко опечалена сознанием того, что десять потрясающих лет, которые мы прожили вместе, оказались омрачены. Я раскаивался... Жизнь не переделаешь, надо продолжать жить».
    Симона оказалась мудрой и сильной женщиной, она не хлопнула дверью и не ушла от Ива. «Я никогда не стану судить о том, что произошло с моей подругой и моим мужем, которые работали вместе, жили под одной крышей и, стало быть... делили одиночество», — сказала она.
    В августе 1962 года, обедая в ресторане с друзьями, Симона узнала о смерти Мэрилин. «Если бы она знала, сколь мало я ее ненавидела», — произнесла тогда Симона.

В последние десять лет жизни Симона пишет книги «Будет ли завтра радостным?» и «Ностальгия уже не та». Еще раньше создает роман «Прощай, Володя», повествующий о тяжелой судьбе еврейской семьи в нашей с вами стране — в Украине.
    Она по-прежнему любила Ива, жила с ним и зачастую находила утешение в выпивке. К концу жизни Симона практически ослепла, «катаракта отнимала у нее внешний мир». В возрасте 64 лет Симона Синьоре умерла. Ив страдал и не переставал повторять: «Я хотел умереть раньше Симоны». Во время своих выступлений он еще целых шесть лет, на которые пережил жену, оставлял в восьмом ряду пустое место — «ее место».

 </i>
&emsp; &emsp;  

&emsp; &emsp;