~ °l||l°~
<b> Кунсткамера </b>~ °l||l°~
<b> <i>
Её величество переводчик! Рита Райт
Любовь Качан
</i></b>
☝☟
<i>
<b> </b>
Рита Райт (1898-1988) – известная переводчица и
писательница, блестящий знаток русской и иностранной литературы.
Она написала биографический роман о Роберте Бернсе (серия
ЖЗЛ), книгу «Человек из Музея человека», воспоминания о Маяковском, Пастернаке
и др.
Переводила таких разных писателей, как Марк Твен и Кафка,
Джон Голсуорси и Дж.К.Джером, Эльза Триоле и Натали Саррот, Генрих Белль и Грэм
Грин, Хемингуэй и Селинджер, Вильям Фолкнер и Курт Воннегут, а также, пьесы,
например, «Амадеуса» Шехтера, «Дневник Анны Франк» и многое другое.
Совет по переводам Колумбийского университета присудил ей
премию имени Торнтона Уайлдера.
☝☟
Рита Яковлевна называла его Румом или Румиком, очень
трогательно о нем заботилась и, приезжая в городок, всегда «таскала» его за
собой, что, порой, было для него довольно утомительным.
Помню такой забавный случай. Они с Юрием Борисовичем пришли к нам. Было шумное и веселое застолье,
в котором неутомимо царила Рита Яковлевна. Засиделись за полночь.
Притомившийся Юрий Борисович подремывал в кресле. В какой-то
момент он приоткрыл глаза:
– Я удивляюсь тебе, Риточка, ведь ты старше меня.
На что Рита Яковлевна шутливо-сердито возмутилась:
– Вот так всегда. Обязательно ему надо подчеркнуть, что я
старше. А я и старше-то всего на четыре года.
В письмах она всегда спрашивала о нем, особенно, когда
здоровье его ухудшилось:
– Хочу, чтобы Вы зашли к Руму – и написали мне ПОДРОБНЫЙ
ДОКЛАД – как он, что с ним, мы [она и её подруга Аля, о которой Ю.Б. сказал мне
однажды: «C’etait ma grande passion! (Это была моя большая страсть!) – Л.К.] –
немного встревожены его молчанием…
Я охотно выполняла её поручения. Мы были очень дружны с
женой Румера Ольгой Кузминичной и дочерью Танечкой. А с Ю.Б. было всегда так
интересно. В одно из моих посещений он подарил мне тоненькую брошюрку –
копию воспоминаний Лили Брик о Маяковском («Щен», 1942,
Молотовгиз).
Румер был двоюродным братом Осипа Брика, хорошо знал Лилю и,
так же, как и Рита Яковлевна, горячо любил Маяковского.
<b>
Маяковский
</b>
«В том, что умираю, не вините никого
и, пожалуйста, не сплетничайте.
Покойник этого ужасно не любил».
(Из предсмертной записки)
Ещё до встречи с Маяковским в «Окнах Роста» в 1920 Рита
Яковлевна пыталась переводить его стихи на немецкий язык. И когда позже, узнав
об этом, он предложил ей перевести «Мистерию-Буфф» для делегатов III Конгресса
Коминтерна, она с радостью согласилась. И очень гордилась, что этот её труд не
прошел бесследно.
Однажды, сняв с моей книжной полки 13-й том Маяковского, она
отыскала свою фамилию в именном указателе и сказала: «Вот где мое бессмертие!».
В течение десяти лет, до самой гибели Маяковского, она
находилась рядом с ним и Бриками, Лилей и Осипом. Своими рассказами о них она
для меня многое прояснила. В том числе, спасибо ей, изменила на лучшее мое
отношение к его музе - Лиле Брик.
Сейчас о ней кто только и как только не пишет.
Самый лёгкий и дешевый способ прославиться – оболгать
низкопробными вымыслами и толкованиями знаменитость. Увы, многие этим балуются.
Но хорошо, что можно почитать и первоисточники –
воспоминания тех, кто знают правду.
Давно опубликованы воспоминания Риты Яковлевны. Много позже
- Василия Абгаровича и Василия Васильевича Катанянов, мужа и «пасынка» Лили
Юрьевны. В 2000 году (Москва. Эллис Лак) была опубликована многолетняя
переписка Лили Брик с её младшей сестрой – Эльзой Триоле.
Эльза Триоле была не только музой Луи Арагона, поэта и
писателя, но и известной французской писательницей, лауреатом престижной
Гонкуровской премии.
И, наконец, через четверть века после смерти Лили Брик, были
опубликованы её воспоминания (Лиля Брик. Пристрастные рассказы. Нижний
Новгород. Деком.2003).
Но тогда, вскоре после смерти Маяковского, началась и до
самой смерти Лили Юрьевны продолжалась оголтелая кампания травли, доходившая до
абсурда в своем желании всеми правдами, а чаще неправдами, снизить роль «жидов»
Бриков в жизни поэта.
Мне не раз доводилось видеть и слышать, как яростно и
неутомимо маленькая, хрупкая и уже очень немолодая Рита Яковлевна защищала их
всех своим тонким «детским» голоском.
Она просто закипала, рассказывая о редакторе и авторе
безобразной, хулиганской (её характеристики – Л.К.) вступительной статьи к
шеститомному изданию Маяковского («Молодая Гвардия») или о музее, которым его
продолжали убивать.
<b>
Владимир Маяковский и Лиля Брик
</b>
Я видела эту тенденциозную экспозицию, где умудрились ни
разу не упомянуть имя музы поэта, тщательно вымарав не только все посвящения
ей, но и её самоё с фотографий, где она была снята вместе с поэтом. Зато там
доминировали огромный (во весь рост) портрет Татьяны Яковлевой с дочкой на
руках и стихотворение, посвященное ей.
Из письма (Голицино. 4 августа 1973 г.):
Радостью в юбилейном гаме и гуле о Маяковском была для меня
моя маленькая статейка в №7 «Юности» – я её написала за полчаса, в Дубултах, по
просьбе В.Ф. Огнева, случайно
вспомнившего обо мне, т.к. мы сидели за одним столиком !!! И я рада, что ничего не выкинули и что я
смогла фигурально дать по морде «дошлым гётеведам», которые при жизни не
осмелились бы.
Боюсь, что маяковеды меня возненавидят ещё пуще, но Лиличка
была бы ОЧЕНЬ РАДА – а мне только этого и хотелось…
Рита Яковлевна всегда оставалась верна им и себе.
Я запомнила нашу беседу за год до её смерти, когда Рита
Яковлевна сказала о строчке из письма Анны Ахматовой: «…салон Бриков планомерно
боролся со мной, выдвинув слегка припахивающее доносом обвинение во внутренней
эмиграции»:
– Это очень плохо и печально, потому что никто с ней не
боролся. Этого не было. Это очень неправильно и несправедливо!
<b>
Борис Вильде
</b>
О Борисе Вильде, бежавшем от советской действительности во
Францию и ставшем там одним из организаторов и героев Французского
сопротивления, Рита Яковлевна написала сначала пьесу, потом опубликовала
журнальный вариант книги «Человек из музея человека», а позднее доработала и
выпустила книгу в серии ЖЗЛ.
Материал для книги она собирала буквально по крупицам,
годами. Встречалась и переписывалась со многими людьми, знавшими героя книги –
Бориса Вильде, русского лингвиста и этнографа, героя французского
сопротивления, награжденного в мае 1985 года орденом Отечественной войны 1
степени (посмертно).Вильде и его подпольная группа были схвачены гестаповцами и
казнены. Его именем названа улица в Париже.
Она мне писала о своей работе над книгой о Борисе Вильде
несколько раз.
<b>
Дубулты. 24 марта 71 г.
</b>
У меня ужасно странная зима: в ноябре приехала в Ригу
поработать с театром над пьесой о Вильде. Они меня заперли на месяц в дивной
вилле, в лесу – 40 км от Риги. Пропала там до Нового года, приехала в Ригу –
встречали с дочкой у друзей – а с 10 января я уехала работать в Дубулты, в наш
Дом писателей.
Сначала я жила в тихом «Охотничьем домике» , а 5 марта
открыли новый корпус, и я переехала на 8-й этаж, в очень хорошую комнату –
огромное окно, лоджия – вид на море и реку, своя прихожая, свой душ и т.д. Я
тут уже сделала одну работу: выручала театр, пересказала для них пьесу Гоцци
«Зеленая птичка» – уже репетируют! – написала много набросков для 2-й пьесы,
что-то вроде литмонтажа из документов, стихов и т.д. – всё о Вильде – я Вам о
нем рассказывала?
Москва. Вторник. 30 мая 1972 г.
Масса интересного: из Франции – дневник Бориса Вильде, и
дневник милой Эвелины, с огромным письмом. Ждут меня, но когда??
Москва. 2 июня 1972 г.
Получила дивное письмо от Эвелины, её дневник и ДНЕВНИК
БОРИСА ВИЛЬДЕ – ИЗ ТЮРЬМЫ… Невероятно… Как будто вдруг я снова услышала голос,
знакомый мне по Диалогу – и заговорил он о самом своем сокровенном…
Ревела я, как маленькая…
Голицыно. 13 августа 1972 г.
За это время много напереводила всяких дневников,
документов, статей – для книги. Но увы! – моя «Звезда», приславшая договор мне
на подпись, обратно его НЕ ПРИСЛАЛА – что-то там заколодило…
Сентябрь 1972 . Москва
Съездила в Париж на 6 недель райской жизни, очень много
сделала, привезла всякие интересные книги, материалы по биографии Бориса Вильде, пластинки и т.д.
Москва (без даты, после 1979 года):
Я собираюсь на месяц в Прибалтику – писать книгу (вернее
дописывать журнальный вариант «Человека из Музея человека»). Заключила договор
с «Советским писателем» – после трехлетней канители. Договор отличный,
авансовый, так что я могу поехать в Дубулты и там отдохнуть от московской
суеты-сует…
<b>
Капитаны звёздных кораблей
</b>
Не было ничего удивительного в том, что выбрав для своего
выпускного сочинения за 8-й класс вольную тему «Капитаны звездных
кораблей", моя дочь писала в нем о Рите Яковлевне и о Маяковском, о
котором так много слышала сначала от меня, а потом от нее.
Своё сочинение она начала словами: «Я не считаю каждого
писателя или поэта капитаном» и закончила так:
«Я хочу пожелать нашей литературе побольше таких капитанов» (как Р.Я. и
М.– Л.К.).
Проверочная комиссия сочла это сочинение написанным не по
теме, и Иринке грозил «неуд». Но её
учительница литературы, Светлана Павловна Рожнова, сумела убедить комиссию,
что, хоть и не буквально, но они тоже могут считаться капитанами звездных кораблей.
Я сохранила это сочинение с отметкой «отлично». На память. Чтобы ни она, ни её
дети не забывали своих «капитанов» и тянулись за ними к звездам!
Потому что только память делает их бессмертными.
<b>
Курт Воннегут
</b>
Если вы обнаружите, что ваша жизнь переплелась
с жизнью чужого человека, без особых на то причин,
– пишет Боконон, – этот человек, скорее всего,
член вашего карасса.
Курт Воннегут, «Колыбель для кошки»
«Когда я прочитала «Колыбель для кошки», – говорила Рита
Яковлевна, – то поняла, что Воннегут – очень добрый и застенчивый человек.
Таким он и оказался на самом деле».
«Колыбель для кошки» (Cat's Cradle) в переводе Риты
Яковлевны вышла в 1970 году (М., «Молодая Гвардия»).
Эта карманного формата книжечка в бумажной розово-черной
обложке была, практически, первым серьезным знакомством русского читателя с
творчеством одного из самых интересных современных американских авторов –
Куртом Воннегутом.
«Колыбель для кошки» была первой книжкой Воннегута, которую
она подарила мне:
– Моей милой Любочке, – с окрепшей и возросшей любовью, – с
благодарностью за всё доброе и светлое, которое от нее шло ко мне… Рита Райт.
24 мая 1972 г. [Третий приезд…Весна… –Л.К.]
Эта удивительно человечная и добрая книга сразу стала и до
сих пор остается моей любимой воннегутовской. И подобно Ионе из «Колыбели для
кошки», теперь я тоже – боконoнист.
Я могла бы им стать и раньше «если бы кто-нибудь преподал
мне кисло-сладкую ложь Боконона». Ведь до книжки я только догадывалась о
закономерности случайностей, а, прочитав, уже почти поверила, что случается
только то, что должно случиться, как сказал бы Боконон.
Целая цепь «случайностей», которые привели меня в Америку,
лишний раз подтвердила это.
И почти по Боконону произошла встреча Риты Яковлевны с
Воннегутом. Конечно, она очень хотела встретиться с ним, но долгое время это не
удавалось.
Москва. Вторник. 30 мая 1972 г.
Из Америки – смешное письмо от моего приятеля-сэленджериста:
я просила его узнать – приедет ли Воннегут, он ему написал, а Воннегутик
прислал этому Дону телеграмму:
«Наверное, никогда не попаду в Россию – не зовут. Ваше чудесное письмо заставило меня влюбиться в Риту (your excellent letter made me
fall in love with Rita)».
Вот – видали???!?!?
Надеюсь, мой Дон написал, что «Рите» уже не двадцать лет…
Но знаю, что он написал про переводы и про мой неугомонный
характер…
Голицино. 4 августа 1972 г.
Читаю всякие английские романы, американскую книгу моего
милого Воннегута «Завтрак для чемпионов» – и не знаю, что буду переводить,
когда кончу Вильде. Воннегута вряд ли разрешат…
Голицыно. 13 августа 72 г. Первый прохладный день.
Дача у нас огромная, прохладная, хорошая, но – что-то мне
мало работается: голова «сочинять» не может, хотя перевожу много.
Кстати, в «Просторе» – три рассказика Воннегута – но
редакция мне прислала ДВА (2!!!) экз., так что и «Простор» хватайте!!! (№5.1972
г).
о-о-о-о-о-о-
Теперь – тайные новости: мои бумаги уже вернулись из одной –
важной инстанции, пошли в МИД – насчет нового загранпаспорта – и на франц.
визу. Не знаю, что будет, но меня все «обнадеживают». Хотя я и не верю в такое
счастье, но всё же написала друзьям в Париж, что если всё выйдет, то я в
сентябре попробую прилететь.…
В ответ – чудесные письма, ждут, приготовили комнату, пишут
всякие слова.… Теперь остается только одно – ПОЛЕТЕТЬ ТУДА!
В Париж её пригласила французская писательница Натали
Саррот, книгу которой «Золотые плоды» она в то время переводила. Там она и
встретилась впервые с Воннегутом.
Москва. Сентябрь 1972
Ко мне в Париж
прилетал из Англии на 2 дня Курт Воннегут. Он прелесть и пишет мне дивные
письма…
Но про это лично (весной!!!.)
К счастью, Воннегута не сразу, но, всё-таки, «разрешили».
Книга вышла в 1978 году (М., «Худ.лит»). Кроме «Завтрака для
чемпионов», там ещё были «Бойня номер пять», «Дай вам бог здоровья, мистер
Розуотер» и «Колыбель для кошки».
Книгу, как обычно, невозможно было достать. И только через
год, когда Рита Яковлевна в очередной раз приехала в Академгородок, нам удалось
(по специальному звонку!) лично для неё достать пять экземпляров из каких-то
там фондов.
В самый последний момент я привезла их прямо в Аэропорт, где
она тут же одну мне надписала: «Любочке, другу и помощнику – с любовью – от
переводчицы и – по доверенности! – от автора, Курта Воннегута. Рита Райт. 6.
VI. 79 г. Аэропорт!»
Больше Рита Яковлевна в городок не приезжала. Всё-таки ей
было уже за восемьдесят.
Я нежно и искренне любила её и не пропускала ни одной
оказии, чтобы повидать её или передать весточку и какой-нибудь сибирский
гостинец: кедровые орешки и шишки, облепиховый сок … Все мои друзья перебывали
у неё, а те, которые жили в Москве, всячески старались облегчить ей быт.
Даже в свой родной Ленинград (теперь Санкт-Петербург или, в
обиходе, Питер) я ездила через Москву. А в перерывах между всё-таки редкими
встречами (не ближний свет!) были взаимные знаки внимания с оказией,
телеграммы, записочки, телефонные звонки, письма.
Письма Риты Яковлевны стоят того, чтобы их опубликовать
отдельно, настолько они информативны, эмоционально содержательны и просто
по-человечески интересны.
Она писала мне о своих творческих планах и текущей работе,
радостях и огорчениях, поездках и выступлениях. Рассказывала о своих друзьях и
расспрашивала обо всех, с кем подружилась и кого полюбила в Академгородке.
Я не знаю, почему она выбрала для переписки меня, хотя была
этому несказанно рада. Но она обязательно через меня передавала всем приветы,
подробно перечисляя каждого.
Рита Яковлевна была очень милым и добрым, необыкновенно
интересным и обаятельным человеком, доброжелательным, но не терпящим лжи и
фальши, верным и заботливым другом.
<b>
Голицино
</b>
В последние годы Рита Яковлевна любила отдыхать и работать в
Доме творчества в Голицыно. Каждый раз, бывая в Москве, даже очень короткое
время, я обязательно навещала её там.
Однажды за обеденным столом в Голицино я стала свидетельницей, как она и её
давняя подруга Аля (та, о которой говорил мне Румер) заспорили между собой,
настаивая каждая на своей версии, кто в кого был сильнее влюблен. Видимо, эти
воспоминания грели их души. Вполне возможно, что многое в этих воспоминаниях
несколько преувеличено.
Последний раз я была в Голицино 4 октября 1987 года. Мы
провели с Ритой Яковлевной чудесный день вместе. Она была по-прежнему
неугомонной. Предлагала познакомить меня с Анастасией Цветаевой, которая жила
рядом с ней.
Впрочем, она, по-моему, недолюбливала Анастасию Ивановну за
её обывательские суждения о Марине. Вроде, «Марина была очень упряма... Она
хотела, чтобы её читали те, кто не читал, любили те, кто не любил, признавали
те, кто не признавал». Или: «Марина - стремительная и бурная река, которая сметает всё на своем
пути, а я тихое, спокойное течение».
Я была совершенно солидарна с Ритой Яковлевной. У меня
неприязнь к младшей сестре возникла после прочтения её воспоминаний о старшей,
которые я, прочитав, немедленно убрала из своего дома.
Я и вообще-то не люблю читать о поэтах. Предпочитаю читать
их самих. Там всё уже сказано, без всяких искажений и толкований. Наша же с
Ритой Яковлевной пристрастность была следствием нашей верной и страстной любви
к Марине.
Рита Яковлевна говорила о ней:
– Это был человек страшной и страстной фантазии.
На мое: «Тяжек путь русского поэта, да и не только», она
наизусть прочла из М. Волошина:
Тёмен жребий русского поэта.
Неисповедимый рок ведет
Пушкина под дуло пистолета,
Достоевского – на эшафот.
Может быть такой же жребий выну,
Горькая детоубийца – Русь!
И на дне твоих подвалов сгину.
Иль в кровавой луже поскользнусь...
Короче, я отказалась от встречи с этой, заслуживающей, если
не любви, то самого искреннего и глубокого уважения женщиной. Хотя бы за её долгожительство
и умение, в отличие от старшей сестры, сопротивлятся жизненным обстоятельстам и
побеждать их.
Мне просто хотелось подольше побыть с Ритой Яковлевной, не
терять ни одной минуты из нашей беседы. Несмотря на весьма преклонный возраст,
память у неё была прекрасная. Она вспоминала разные подробности из своей долгой
и такой интересной жизни: о себе и о тех, кого хорошо знала.
Рита Яковлевна
рассказывала мне о Каменском, с которым у неё была любовь.
Упомянув статью «Свыше всех разлук» (Тарковский о
Цветаевой), поведала о своих отношениях с ним.
Арсик – хороший поэт, но человек он двуличный....Мы с ним
очень дружили, он мне первой читал свои стихи, это я могу клятвенно
подтвердить... <…>
Он очень любил сдирать с женщин всё, что можно. Я говорю это
грубо, но делалось это очень мило: расстегивались пуговички, целовалась
шейка...<…>
Человек он был с двойным дном...<…>
Последний раз я видела Арсения, когда уже ходила с
Маргариткой... <…>
А Танька Тарковская – страшная жадина. И ко всем его ревновала.
Рита Яковлевна рассказала о встрече в Гурзуфе с Ковалевым,
который стал её мужем. Она уехала с ним во Владивосток и там родила свою
единственную дочь Маргариту.
И о многом другом.
Человек живет, пока жива память о нем.
Вспомните и вы .
Для того и пишу.
</i>
▻
https://www.proza.ru/2012/02/29/434
