<i><b>
Аркадий Бабченко. Девяностые
</b>
Как ни странно, но девяностые ассоциируются у меня не только с войной. Точнее, они с войной почти и не ассоциируются - вот что странно.
Хотя, безусловно, та война была абсолютно чернушной. Эталонным дерьмом, без примесей. В том числе и для меня. Отец умер от инсульта. Через две недели после него умерла бабушка. Вторая бабушка торговала шоколадками по электричкам, чтобы откупить внука от армии. Мама ездили за мной в Чечню, ночевала на блок-постах и все видела своими глазами. Август 96-го, затем дизелятник, уголовное дело по дезертирству, сводчатые подвалы в Лефортово, дурка, сортировка «Груза-200» на вокзалах в Москве… Блин, у меня даже собака тогда сдохла.
А до этого - девяносто третий, по Таганке ходят танки, расстрел Парламента осколочно-фугасными, трассера на Арбате, пьяная возбужденная толпа, горка густой артериальной крови с белыми сгустками из бедренной артерии на ступенях мрамора, избиение милиционеров под мостом и крики «убей его!»
А до этого - талоны. Талоны на все. На сахар, на крупу, на макароны, на сигареты, на водку, на туалетную бумагу. И пустые прилавки магазинов. и огромные ценники в сотнях тысяч неденоминированных рублей. И задержки зарплаты родителям - по полгода, по восемь месяцев. И инфляция, сожравшая всю зарплату, когда её наконец-то выплатили.
И какие-то странные зеленые волосатые яйца на вонючих загаженных спонтанных рынках у метро по шесть рублей штука. Столько стоил доллар тогда - шесть рублей. Только потом я узнал, что эти яйца называются «киви». А попробовал их вообще только в двухтысячных уже, наверное.
Пустой холодильник. Реально пустой. Совершенно нищенская зарплата мамы - учителя русского и литературы, и развал космической отрасли, в которой работал отец.
И еще джинсы-варенки. Двести рублей. Полторы маминых зарплаты. А она мне купила. Не знаю, с каких денег. Не знаю, как копила. Но я безумно хотел. Я чуть не заплакал тогда. Чуть не плачу и сейчас.
И девяносто восьмой, когда, уже вернувшись из армии, однажды за сигаретами я ходил три раза. Я курил тогда «Петр-1», он стоил пять тысяч неденоминированных рублей. Я взял пять тысяч и пошел в магазин. Оказалось, что с сегодняшнего утра они стоят уже по пять пятьсот. Я вернулся домой, взял еще пятьсот рублей, и пошел в магазин снова. Но пока я ходил туда-обратно, объявили обеденный курс доллара, и пачка стала стоить уже шесть тысяч. В общем, все как в «Черном обелиске» Ремарка.
Ну и братки, конечно же. Куда ж без них.
Вышел из школы - а по улице пули летают, народ жмется к подворотням и в телефонной будке на полу лежит что-то темное, мешковатое, и из него течет красная лужа.
В ресторане «Закарпатские узоры», или, в просторечии» «Шайба», что был рядом с моей школой, очередного авторитета ручной гранатой взрывали стабильно чуть не раз в месяц. Братки на черных джипах, расцвет гопников и шпаны с бейсбольными битами, бандитизм, черные риэлторы, новости про бабушек-пенсионерок в канализационных коллекторах, казанские, солнцевские, люберецкие, набержночелнинские, курганские, братва не стреляйте друг в друга и вообще запредельный уровень преступности. В реанимацию можно было попасть просто за то, что недостаточно быстро поехал на зеленый, например.
И гигантская, просто какая-то тараканья толпа проституток на Тверской, около Госдумы. Как они в прямом смысле слова оккупировали проезжавшие авто - как стаи обезьян на сафари, требующие бананов - и это было противно и страшно одновременно.
Так что какого-то особого умиления от девяностых я не испытываю. То еще времечко было, надо заметить.
Свобода? Да, конечно. Свобода.
Но только свобода не от слова «правовое демократическое государства». А от слова - безвластие. Это была свобода безвластия.
Делать, действительно, можно было все, что угодно. Но при этом, желательно, чтобы был еще и автомат в багажнике.
Ну и президент-алкоголик, коробка из-под ксерокса, первый «административный ресурс», голосуй или проиграешь конечно же -тоже.
Но, черт возьми…
Все-таки, черт возьми, было в тех временах что-то безумно свободное, что-то, осмысленное, нацеленное вперед.
Казалось, что все это - бандюки, нищета, инфляция, война, нувориши на «Мерседесах» у казино в нищей стране, старики-пенсионеры, талоны, стрелки, перестрелки, бандитский беспредел, ментовский беспредел - все это остаточные явления.
Все это не фундамент новой жизни, а осколки старой.
Острые, конечно же, осколки, которые еще больно режутся, которые еще мешают жить, ходить и радоваться жизни, но мы их подметем, очистим и построим все-таки новую нормальную жизнь и страну.
Было ощущение того, что что-то главное уже сделано, что-то главное уже произошло, и теперь осталось только доделать,довести до ума, докрутить, еще немного дотерпеть - и все будет нормально.
Но самое главное…
Люди перестали бояться других людей - вот что.
Люди перестали бояться выражать себя.
Тот взрыв свободного телевидения с запредельными рейтингами, взрыв настоящей политической журналистики, новостной журналистики, взрыв ток-шоу - а половина из них были такого качества, которое нынешним даже и не снилось, и даже политические ток-шоу были, что сейчас кажется вообще невозможным - да и не только телевидения, взрыв вообще всего - бизнеса, торговли, фермерства, каких-то безумных и небезумных изобретателей, рационализаторов, людей с горящими глазами и горящими идеями, взрыв в том числе и клубной культуры, то появление всевозможных фриков, всевозможных суб-культур, панки, байкеры, металлисты, позже депешисты, рэп, рейв, хардкор, «Гагарин-пати», «Армадилло», «Мастер», «Пропаганда» и даже «Голодная Утка» - о, и «Голодная Утка» тоже - тот взрыв всевозможных течений и направлений во всех сферах жизни общества, от фермерства до кислотных сообществ, от фриков до снобистских толкиенистов - вот что харатеризует те времена лично для меня.
Люди начали самовыражаться.
Делать то, что они хотят.
Кто-то - брать в аренду землю, кто-то - красить волосы в оранжевый цвет.
И при этом - удивительное дело - оставаться пусть и противоположными - но полюсами одного единого целого.
Это было время возможностей.
Общество было объединено каким-то общим вектором развития в этом своем Диком Западе лихих девяностых.
Ощущение, напрочь утерянное сейчас.
Вот чем характеризуются те года для меня.
Тогда у нас впереди было - будущее.
Неизвестно какое, но - будущее.
А сейчас у нас впереди - только прошлое.
Да и то - средневековое.
.
</i>
http://www.aboutru.com/2015/09/18411/
/////////////////////////////////
<i><b>
Поддавки
</b>
В фильме Сергея Эйзентшейна «Александр Невский» пеших тевтонских воинов, кнехтов, играют подростки. Благодаря этому выглядит естественно, когда один русский воин одним ударом валит десяток супостатов или сразу нескольких немцев насаживает на копье. Так достигается патриотический эффект в фильме, который спустя несколько лет после премьеры в 1938 году еще неоднократно выходил на советский экран во время войны для укрепления воинского духа и уверенности в победе над врагом.
Сегодня российская власть ведет непрерывную войну со своим главным и давним врагом – с либерализмом. За пределами страны оплот либерализма - США, тут все ясно и проблем нет: в радиоактивный пепел и точка. Тем более что на экранах российских телевизоров США ведут себя так, как и положено картонному тигру: бессильно скалят картонные клыки и безропотно корчатся под ударами наших патриотических политологов.
Либерализм внутренний давно изгнан из публичной политики. Немцов убит, Каспаров фактически изгнан из страны, пространство СМИ, в которых есть место либеральной точке зрения, исчезает на глазах. Но враг-то нужен! Должны же могучие путинские витязи кого-то побивать одним махом и по десятку насаживать на державное копье.
И тут на помощь приходит небольшая группа либералов по вызову, которые всегда готовы сыграть в поддавки с патриотами ради того, чтобы получить очередную порцию медийной известности и шанс на продолжение своей политической жизни.
Владимир Соловьев, конечно, далеко не Эйзенштейн, но вкус к созданию художественных постановок и всякой театральности, несомненно, имеет. Художественный вкус у Соловьева так себе, зато политический нюх развит чрезвычайно, чем он и живет и благодаря чему стал политическим шоуменом номер один.
В «Поединке» от 17 сентября 2015 г. сценарий разгрома либеральных псов и показательного утопления их во льдах Останкинского пруда был реализован со всей беспощадностью гибридно-военного времени. Со стороны путинской правды на бой вышел депутат Алексей Пушков, черное знамя либерализма защищали два известных телевизионных либерала - Борис Надеждин и Сергей Станкевич. По сути вот этими двумя и исчерпывается сегодня весь списочный состав либерального воинства, допущенного к демонстрации в телевизоре.
Тема: Сирия, Асад, ИГИЛ и роль в этом во всем России, а главное, как нам строить отношения с миром. Позиция Пушкова проста и незатейлива, как удар сапогом в пах: США хотят уничтожить Россию и поставить ее вновь на колени, Асад - это законная власть в Сирии и единственный, кто бьется с ИГИЛ, а ИГИЛ - это орудие в руках США.
Эта позиция крайне проста для восприятия, а также для ее публичной защиты. А главное - она так часто транслировалась в СМИ, что для большинства телезрителей выглядит как набор аксиом.
Позиция Надеждина и его секунданта Станкевича выглядела как попытка защититься от ударов противника, подставляя под них наиболее уязвимые части тела. Оба телевизионных либерала все время подчеркивали, что они патриоты и полностью разделяют цели и ценности путинизма, что расхождения лишь в нюансах и деталях тактики.
Надеждин постоянно, на протяжении всей передачи, повторял, как он сильно не любит Америку, а также объяснял, как правильно надо было отжать Крым у Украины. Оказывается, Путин зря так демонстративно украл Крым и присоединил его к России. Умный Надеждин печалится, что с Крымом не поступили, как с Абхазией, то есть не подвесили его в качестве территории, отжатой у Украины, но не присоединенной к России. И тогда, полагает умный Надеждин, Крым лет через 20 все равно бы признали нашим, а так он наш, а мы получили за это санкции.
«Крым не ваш, а наш», - отрезал Соловьев, тем самым проведя границу между Надеждиным и Станкевичем с одной стороны и всей остальной Россией, которая вот уже полтора года празднует присоединение Крыма, а всякие надеждины только и думают о том, как испортить людям праздник. Кроме того, Соловьев справедливо упрекнул Надеждина в моральной несостоятельности, подчеркнув, что его предложение означает, что Россия должна была всех обмануть.
Надо отметить, что позиции двух телевизионных либералов довольно существенно различались. Если у Надеждина все-таки были какие-то попытки оппонировать представителю партии власти, например, в том, что стремление России любой ценой сохранить у власти кровавого тирана Асада вряд-ли может найти понимание на Западе, то Станкевич все больше указывал Пушкову на тактические просчеты в реализации той политики, которую он, видимо, считает правильной. Странно было бы предлагать пути достижения целей, если сами цели не разделяешь. Станкевич же упрекал Пушкова именно за то, что он, как и вся российская дипломатия, не смог расколоть западный истеблишмент, найти там «здравомыслящих людей», привлечь их на свою сторону, и тем самым переиграть Запад. То есть, по сути, обвинил Пушкова в том, что он плохо реализует путинский курс.
Особую роль во всей этой постановке был призван сыграть т.н. третейский судья, Карен Шахназаров, которого Соловьев постоянно называл «большим философом», с каковым определением сам Шахназаров был явно согласен, поскольку не только не возражал против такой характеристики, но и улыбался немного утомленно, как бы показывая, как нелегко быть большим философом в столь непростые времена.
Шахназаров, наделенный столь мощным титулом, успешно справился сразу с несколькими задачами. Во-первых, он резко повысил значимость данного «Поединка», назвав Надеждина и Станкевича «самыми мощными фигурами в либерализме». Это было важно, поскольку невелика цена победы над какими-то второстепенными фигурами во вражеском лагере. А вот если повержены «самые мощные фигуры либерализма», это обязательно зачтется и ведущему и всем, кто приложил руку к столь славной виктории.
Ну, и, расставляя точки над «i», Шахназаров проявил себя как философ поистине планетарного масштаба. Во-первых, он заявил, что если бы мы не взяли Крым, то там бы уже хозяйничал ИГИЛ. Да что в Крыму, ИГИЛ был бы уже в Краснодарском крае. Напугав таким образом телезрителей, философ Шахназаров объяснил им, что «нам Богом подарена такая страна», в которой, чтобы поднять уровень жизни, необходимо постоянно вмешиваться в дела других стран, в частности, в то, что происходит в Украине и в Сирии. Причину такого странного устройства этого божественного подарка Шахназаров не раскрыл, но ему все поверили, поскольку, как же можно не поверить такому большому философу.
В конце Соловьев с удовольствием подвел итог «Поединка»: со счетом 80 тысяч голосов против 10 тысяч победил Пушков. Впрочем, таким результатом были довольны все: и победители и побежденные. Поскольку они играли явно по разным правилам: партия власти играла, как обычно, без правил, а партия телевизионных либералов играла в поддавки. Тоже как обычно.
.
</i>
https://www.blogger.com/blogger.g?blogID=2339958653867382582&pli=1#editor/target=post;postID=7007942442909845543
