14 мар. 2019 г.

[]]] []]]
░╬░╬░╬░╬░
</b><i>

 Одни помнят ее по роли Агнессы Ивановны из фильма Шахназарова «Курьер», другие вспомнят тещу Воробьянинова из «Двенадцати стульев» Гайдая, третьи — Веру Фабиановну Чарскую из «Ларца Марии Медичи». А кому-то повезло увидеть ее на сцене, в театре Ермоловой. Но советские зрители и не знали, что Евдокия Урусова (1908 — 1996) была настоящей княжной, принадлежавшей к древнейшему знатному роду.
...Ее арестовали 17 июня 1938 г. на вокзале перед отходом «Красной стрелы», на которой театр выезжал на гастроли в Ленинград. Обвиняли в связях с фашистами, а она даже плохо представляла себе, что такое фашизм. Приговорили к 10 годам в исправительно-трудовых лагерях. Как стало известно позже, ее отец к тому времени уже умер в лагере.
Еще в дороге Эде довелось проявить свой характер. Она вспоминала, что в эшелоне вперемежку везли политических и уголовных. Наиболее отъявленные уголовницы начали грабить политических, отнимая все более или менее ценные вещи. Но когда подошли к ней, она одним ударом разбила окно, и в руке у нее оказался зажат кусок стекла... Налетчицы отступили.

</i>
┏┃┃┃┏┛⋱  
━┛━┛┏┛⋯ 
━┛. . .. .   &emsp; <b>   Марина Собе-Панек </b>   (ФБ)
 <b>
#Горький - Четыре жены буревестника революции.
Третья жена - Мария Андреева
</b><i>
Еще совсем недавно казалось, что жизнь буревестника революции известна нам до мельчайших подробностей. Биография его – скука смертная. Кто ж не знает эту биографию? Из рабочей семьи… Роман «Мать»… Верная жена… Сын Максим… Большевики, Ленин, Капри… «Над седой равниной моря ветер тучи собирает…»
Но вот на время открылись архивы, секретные ранее документы просочились в печать, чьи-то воспоминания ускользнули от цензуры, и выяснилось вдруг, что в реальности в жизни Горького все было несколько иначе.
Жены, любовницы, многочисленные дети – свои, приемные, прижитые на стороне. Жизнь полная страстей и противоречий. «Между тучами и морем…»
В девятнадцать лет он чуть было не застрелился.
Из-за любви.
Стрелял в сердце. Но пуля застряла в легких.
С этого рокового момента, вероятно, и начались все его проблемы с легкими.
И с женщинами...
***
Третью жену Горького звали Мария Федоровна Андреева. Она была актрисой, звездой МХАТа.
31 декабря 1902 года на Новогодней вечеринке во МХАТе Андреева объявила, что выходит замуж за Горького.
Строго говоря, официально выйти за него замуж Андреева никак не могла, потому что была женой статского советника Желябужского. Да и сам Горький все еще состоял в браке с Екатериной Павловной Пешковой. Просто в этот день Горький и Андреева решили, наконец, обнародовать свои отношения.

----------------
2
<i>
В честь этого события Горький преподнес Андреевой рукопись поэмы «Человек». По иронии судьбы дарственную надпись, в которой говорилось, что у автора поэмы крепкое сердце, из которого Мария Федоровна может сделать каблучки для своих туфель, первой прочла не Андреева, а беззаветно любящий ее Савва Морозов.
Всего пару лет спустя Горький писал из Италии, что его возлюбленную следует распиливать тупой пилой. Об этом Морозов уже не узнал. Он застрелился в 1905-ом, завещав свой страховой полис Андреевой…
***
В начале девятьсот пятого Морозов впал в жестокую депрессию. Вся жизнь разладилась. Рабочие Никольской мануфактуры бастовали, мать удалила Савву от ведения дел, жене от Саввы нужны были только деньги.
Впрочем, и большевики видели в Морозове исключительно глупую дойную корову. В своем кругу друзей у него не было. И Андреева его бросила…
Врачи поставили диагноз: тяжелое нервное расстройство и посоветовали поехать отдохнуть за границу.
Морозов послушался совета и поехал в Ниццу.
Там в «Ройяль-отеле» ночью 13 мая он пустил себе пулю в сердце.
Большая часть его состояния отошла жене. А страховку – 100 тысяч рублей - Савва Морозов завещал Андреевой.
***
С Горьким Андрееву в 1900 году познакомил Чехов.
Ради Горького Мария Федоровна ушла из семьи, бросив двоих детей. Ради Горького чуть позже ушла из театра.
Впрочем, если посмотреть на историю их отношений в несколько ином ракурсе, выяснится, что Мария Федоровна Андреева – женщина поразительной красоты и очень талантливая актриса - пожертвовала своей семьей и своей карьерой вовсе не ради писателя. Пусть даже и маститого. Пусть даже признанного в России и за границей.

---------------------------
3
<i>
Хотя, статус Горького сыграл здесь свою роль. Известный писатель, получающий огромные гонорары, был очень нужен… партии большевиков.
Ведь именно партии, именно большевикам и делу революции отдала Андреева весь свой талант, всю свою энергию.
Ленин дал ей партийную кличку «Феномен». Не за феноменальную красоту, за удивительную способность добывать деньги для партийной кассы.
Роман Андреевой с Саввой Морозовым принес большевикам миллионы. А те сто тысяч рублей золотом, которые Мария Федоровна получила по страховому полису Морозова, она почти целиком отдала Ленину.
Роман с Горьким был, по сути своей, очередным партийным заданием Андреевой.
Позже Горький вспоминал, то ли смущаясь, то ли стыдясь: «К ним, к большевикам, я и примазался еще в 1903-ем году».
В 1903-ем году пьеса Горького «На дне» была переведена на немецкий язык. С огромным успехом она шла в театрах Дрездена, Мюнхена, Вены. В одном Берлине «На дне» показали 600 раз! Понятно, что гонораров у Горького в Германии накопилось немало. А ведь были еще и деньги от издательств – книги Горького пользовались огромной популярностью в Европе начала века.
«Тащите с Горького хоть понемногу», - наставлял Ленин своих соратников.
Но тащили помногу.
Агентом по сбору гонораров Горького в Германии был назначен свой человек – член большевистской фракции, постоянно живущий в Европе, Александр Лазаревич Парвус. Он расходовал гонорары Горького на закупку оружия для большевиков, на содержание партийной эмиграции, на собственные нужды. А вот класть хотя бы часть гонораров на счет Горького в банк все как-то забывал…
В 1904-ом году Мария Федоровна Андреева вступила в РСДРП. Рекомендацию ей дал сам Ленин. А в 1906-ом Андреева получила очередное ответственное задание партии. И вместе с Горьким выехала в Америку.

--------------------------------------
4<i>
***
Свой самый пролетарский роман «Мать» Горький написал в Америке - в горах Адирондака, в штате Нью-Йорк, в имении супругов Мартин.
Доктор Джон Мартин консультировал Горького по поводу туберкулеза.
Но вообще-то в Америку Горький поехал не лечиться и отнюдь не в творческую командировку. А по ответственному заданию партии и личной просьбе Ленина. Горький и Андреева должны были собрать деньги на будущую революцию в России.
Американцы оказались странным народом. Революция на другой стороне планеты их почему-то не интересовала. Но зато все американские газеты напечатали подробности личной жизни большевистских эмиссаров. Горького обвинили в двоеженстве. Андрееву презрительно называли любовницей, хотя сам писатель представлял ее и Марку Твену и Теодору Рузвельту не иначе как женой. Дошло до того, что в гостиницах их отказывались селить в один номер, заявляя: «Это вам не Европа!» Вот так и случилось, что незаконная чета Горьких была вынуждена поселиться в имении доктора - на отшибе, на границе с Канадой.
Денег Горький и Андреева собрали немного – около десяти тысячи долларов. Так что задание партии они провалили. Но зато после обличительных выступлений Горького, американское правительство отказалось предоставлять России заем в полмиллиарда.
Понятно, что возвратиться после этого в Россию ни Горький, ни Андреева не могли. И они поселились в Италии. На Капри.
На солнечный остров в гости к Горькому приезжали и Дзержинский с Шаляпиным, и Луначарский с Буниным, и Плеханов со Станиславским.

----------------------
5
<i>
Ленин тоже любил бывать у Горького. Они ловили рыбу, ходили в Неаполитанский музей, ездили осматривать Помпеи. И, конечно же, вели бесконечные разговоры о политике.
Горький приезжал к Ленину в Берлин с ответным визитом. Там они ходили в зоопарк и театры, и тоже рассуждали о будущем России.
Если бы Горький не написал свою повесть «Исповедь», категорически не понравившуюся Ленину, они бы дружили и дальше. Но – вышла размолвка на почве научного социализма, которому Горький придал характер нового религиозного верования.

Андреева в это время тоже не сидела без дела. Она контролировала поступление горьковских гонораров в партийную казну, вела дневник их заграничного пребывания, переводила с французского какую-то книгу, ругалась с так называемой Каприйской школой большевиков и немного шила.
Ленин считал каприйцев провокаторами. Андреева писала про них своей сестре: «Богданов, Луначарский, Алексинский – вот кто мои враги, они сделали все, от клеветы до обвинения меня в сумасшествии, чтобы развести Алексея Максимовича со мной».
«Враги и провокаторы» про Андрееву и Горького говорили так: «Пока эта подлая цепная собака около него – мы бессильны».
В 1912-ом партия решила, что Андреевой пора возвращаться на родину. С Горьким пришлось временно расстаться. Впрочем, отношения их к тому моменту уже угасали.
В феврале 1913 года Горький тоже вернулся в Россию, поселился в Петербурге. Отношения с Андреевой шли к финалу. Но и после разрыва Андреева продолжала мягко направлять Горького в нужную ей и партии сторону.
После революции Горький и Андреева вместе возглавили комиссию по продаже на Лондонском аукционе ценностей, конфискованных у царской семьи.
Но это - совсем другая история.
╭━┻━┻┻━╬─╬━┴┻─┴─╯
┫┈┈┈┈┈╱▔▔╲┈┈┈┈┈
┫╱╲╱╲╱▏┈┈▕╲╱╲╱╲
┃▏╲▏╲▏▏┈┈▕▕╱▕╱▕
┫▏╲╲▂╱▔┻┻▔╲▂╱╱▕
┃╲▂╱▕┊▉┊┊▉┊▏╲▂╱
┫┈┈┈▕╰┳╯╰┳╯▏┈┈┈
┫┈┈┈▕╱▔▔▔▔╲▏┈┈┈
<i>
" ...И уже наутро Перельману раздались звонки его коллег: мол, какие творческие планы? Допиши-ка восемь человек в авторы статейки по секрету. Ты ж в науке, не в монастыре. Мы ж все вместе доказали эту… как там, говоришь? Пуанкаре?
Отключив мобильник от эфира, телефону оборвав шнурок, Перельман собрался за кефиром. Хорошо, что посмотрел в глазок! У него за дверью прямо в метре — журналисты, поп, какой-то мент, да еще какой-то Виктор Петрик с транспарантом «выкуплю патент!», да еще налоговый инспектор, и отец Кирилл, и дед Пихто, да студент Раскольников с конспектом и какой-то штукой под пальто, контактеры, репортеры, дуры, почтальоны с кучей барахла, и Каспаров с шахматной фигурой в виде двухголового орла.
Все гудели и чего-то ждали. Перельман сказал: подите вон! И услышал: «Перельман, вам дали в институте Клэя миллион! Миллион! И в долларах! Его ведь — не засунешь целиком в карман! Мы пришли помочь его освоить! Если вы не против, Перельман».
«Нам — крестьянам!», — попросил Зюганов. «Нам — ученым!», — возразил студент. «Нам — на нано, нам на нано, нано!», — спели под гармошку поп и мент. И какой-то пьяный бомж в халате все хрипел и кашлял: «Гриша, бля! Мы ж с тобой учились на физмате! Дай на пиво два в шестой рубля?» А один, забравшись на ступеньки, громко объявил, как только мог: «ПЕРЕЛЬМАН СЕБЕ ОСТАВИТ ДЕНЬГИ!!!», — и давай подмигивать в глазок..."
<b
Леонид Каганов.</b Ода Перельману.
 
&emsp;       
✉▣
&emsp;        <b>Михаил ЖВАНЕЦКИЙ. Очень похоже на завещание
</b><i> 
Oбращение сатирика Михаила Жванецкого, и в этот раз он говорил серьёзно…
Бояться не надо!
Hу вот прошел еще один год. Опять доверились и опять опоздали.
- Как ваше мнение?
- А черт его знает.
- Что может быть?
- Все может быть.
- Что делать?
- Давай так: СТРАХ ИСПЫТЫВАТЬ МОЖНО, А БОЯТЬСЯ НЕ НАДО.
Хватит цепляться за эту жизнь. Как мы убедились – в ней ничего хорошего. Несколько раз вкусно, несколько раз хорошо. И это все.
Любое правительство либо нас сажает в помои, либо мы его сажаем туда. То есть оно нами руководит оттуда. И даже не руководит, а посылает и отнимает.
Что там было в этой жизни? Я вас спрашиваю, что там было в этой жизни… Много разной водки, поэтому ничего вспомнить невозможно…
- Миша, как вы меня не вспоминаете, мы же в поезде литра три выпили…
- Поэтому и не вспоминаю, сынок.
Ибо, как радость, мы пьем истово, до состояния ликования; как горе – пьем до состояния заглушения…
Да. Этого жалко. Водки с друзьями жалко. Водки на кухне, беседы рот в рот жалко. Любви на подоконнике жалко. Это только мы, это только у нас: лампочку в парадной хрясь и любишь, как ротный старшина, как бездомный кот, горящий изнутри.
Любви жалко, выпивки жалко. Возвращений. Блудных следов своих путаных с другом вдвоем мокрым утром туманным, нелетным, милицейским жалко…
Снега жалко тихого в лесу, шапочки меховой и личика под ним румяного, глазастого, переходящего в ножки нежные, скрытые под джинсовым панцирем…
Жалко. Да… За всю жизнь, за все годы, за все жизни моего деда, прадеда, отца, отчима, второго отчима и меня – ни одного толкового правительства.

---------------------------------------
2
<i> 
Оно что, присуждено? Оно что, там глубоко наверху решено, что мы должны мучиться?
Клянусь, из взаимоотношений с властью вспомнить нечего. Ну нечего!
Отнять и послать. Послать и отнять. И из нас же! Из нас же!! На моей жизни, из того, что я помню, никогда не мог сказать, что эта компания откуда-то приехала.
Ну рожи прошлые мы же все помним! Ну, еще раз напряжемся: рожи, те, что у киоска с утра, те и там, наверху. Как эти не могут двух слов связать, так и те. Эти – глаза маленькие, лицо большое, идей нет, и те – глаза маленькие, лицо большое, идей нет… Эти думают, чего бы с утра, и те… Ни разу никто не сказал правильно по-русски. Все через мат. Я сам матом могу. Все мы матом можем.
И чего дальше?
Сейчас некоторые наши из оголтелых кричат:
- Лучший генофонд уничтожен! Мы нашли виноватых! Давай за нами!
Куда ж за вами, если лучший генофонд уничтожен. А вы тогда кто? За вами пойдешь, опять морду набьют. Где же найти приличный генофонд?
Куда деваться человеку не совсем здоровому, но тихому и порядочному?
Почему у нас старый от молодого мозгами не отличается – вспомнить нечего.
Что-то есть типа мелочи в кармане: сырки в шоколаде за восемнадцать копеек, пол-литра за три шестьдесят две, фруктовое эскимо за восемнадцать копеек…
И только древние старики помнят по-крупному: глубокое и постоянное изменение нашей жизни к худшему. То есть непрерывное улучшение, приводящее к ухудшению жизни на основе строительства коммунизма, развитого социализма и недоразвитой демократии с нашим лицом.
Пишите мемуары. Мат, стояние в очередях, ожидание в приемных, долгие, бессмысленные разговоры с вождями и кипа собственных жалких заявлений:
“Прошу не отказать”, “Прошу учесть”, “Прошу обратить внимание”, “Прошу выделить”, “Прошу похоронить”…
И такая же дурная резолюция в левом углу: “Иван Васильевич, при возможности прошу изыскать”.
А я мать его в гроб!
----------------------------------------
3
<i> 
И такая же дурная резолюция в левом углу: “Иван Васильевич, при возможности прошу изыскать”.

А я мать его в гроб!
Давай вспоминать дальше, чтоб оправдать неистовое стремление к этой жизни.
В тридцать лет начинается поправление резко пошатнувшегося здоровья на фоне непрерывного уменьшения выделений на медицину.
- Вам надо на операцию. Собирайте вату, бинты, шприцы, капельницы, гималезы, гидалезы, банку крови. Лежите с этим всем. Мы вас разрежем и поищем внутри. Нам тоже интересно, отчего вы так худеете.
Полная потеря интереса к своему здоровью со стороны больных и врачей сделала нас одинаково красивыми. Про рты я рассказывал, творожистый цвет кожи упоминал, запах изо рта описывал. Сутулая спина и торчащий живот дополняют внешний облик строителя коммунизма.
Что ж, я так думаю, цепляться за эту жизнь. Когда и как мы переживем сегодняшних начальников, чтоб увидеть светлую полоску, я уж не говорю – почувствовать…
И так тонко складывается ситуация, что при гражданской войне мы опять будем бить друг друга: то есть беспайковый – беспайкового, низкооплачиваемый – бесквартирного, больной – больного.
Ведь все мы и вы понимаете, что до них дело не дойдет и дачу их не найдешь.
И опять дело кончится масонами, завмагами. армянами и мировой усталостью, которая и позволит всем вождям от районных до столичных снова занять свое место. Что они немедленно сделают с криком:
“Дорогу пролетариату! Народ требует! Народ желает, чтобы мы немедленно сели ему на голову!”
А мы с вами расчистим им путь своей кровью. Такие мы козлы, не умеющие жить ни при диктатуре, ни при демократии.

------------------
4
<i> 
– Не готовы наши люди, – говорят вожди. – Не готовы! Жить еще не готовы. Помирать не хотят, а жить не готовы.
Вот я и предлагаю: не бояться помереть в этом веселом и яростном мире.
Врагов не бояться. Кто бы ни пришел – уголовник или патриот, вождь или сексот.
Кто первый ворвется в квартиру – он и перевернется.
Свобода стоит того, а эта жизнь того не стоит. Мужество рождается от трусости. Первый пострадает, второй задумается.
И меньше сидеть дома. Легче идти на контакты. Настало время контактов и политических знакомств. Искать своего, порядочного, которому тоже жалеть не о чем. Искать легко – по лицам. У порядочных есть лица, у непорядочных и там и там вместо лица задница… И сходиться.
Все уже ясно. Когда появится правительство, удовлетворяющее нас, – нас не будет. Когда появятся законы, разрешающие нам, – нас не будет.
А когда они войдут в действие – и детей наших не будет.
Поэтому первое. Свалки не бояться – тогда ее не будет.
Землю брать – тогда она будет.
Свободу держать зубами.
Вождей, живущих с нами параллельно, угробивших нашу юность, – давить.
И ничего не бояться. Хватит кому бы то ни было когда бы то ни было распоряжаться нашей жизнью. Каждый сам знает, когда ее закончить.
М. Жванецкий