</b>
21 июня 2020
<i>
Сегодня 110 лет со дня рождения Александра Твардовского.
Поэт, военный корреспондент, общественный деятель, лауреат Ленинской и четырех Государственных премий СССР. С одной стороны – крупная фигура в партийно-советской иерархии, с другой – «неофициальный оппозиционер», борец за правду, почти 20 лет легендарный редактор журнала «Новый мир». Журнала, ставшего феноменом времени.
По мнению коллег, «выводил литературу и творческих людей из тупиков, в которые их загнали История, Время, Обстоятельства».
«Он был – богатырь, из тех немногих, кто перенес русское национальное сознание через коммунистическую пустыню», – сказал о Твардовском Александр Солженицын.
Если соцреализм можно представить с человеческим лицом, то это лицо Твардовского.
История его семьи — история бед нашей страны: родители вместе с братьями раскулачены и сосланы, родной хутор сожгли односельчане (как же надо ненавидеть людей, своим тяжелым трудом сумевших поднять хозяйство, чтобы сжечь чужой дом и отправить соседей умирать) брат в войну был в плену, за что получил 10 лет лагерей.
Твардовский проскользнул между сциллой и харибдой, между отречением от всего дорого ради карьеры и гибелью вместе с близкими, ради правды. Психика в таких случаях помогает иллюзий, что идея правильная, а твоя трагедия — отдельные ошибки. Как же сильна была религия социализма, что люди умирали с этой верой, и ничто, даже гибель и страдания близких, не отрезвляло.
===== 2
<i>
Для меня всегда было непостижимо, как сын раскулаченных может воспевать коллективизацию; как генералы после пыток шли воевать за пытавших и расстреливавших; как в лагерях продолжали писать письма Сталину… Насколько невыносимо людям осознание реальности. «Надо же во что-то верить», «должно же быть что-то святое» - часто приходится слышать до сих пор.
Лучшее произведение Твардовского – поэма «Василий Теркин».
Молодежи невозможно понять, насколько «Теркин» был феноменален: полным отсутствием идеологической пропаганды, упоминаний о Сталине и партии, негероичностью героя.
Молодежи невозможно понять, насколько «Теркин» был феноменален: полным отсутствием идеологической пропаганды, упоминаний о Сталине и партии, негероичностью героя.
Как невозможно объяснить битв за “какой-то журнал”, пробивание в печать каждого рассказа, партийные съезды, проработки…
«Есть много способов убить поэта. Для Твардовского было избрано: отнять его детище - его страсть - его журнал. Мало было шестнадцатилетних унижений, смиренно сносимых этим богатырем, - только бы продержался журнал, только бы не прервалась литература, только бы печатались люди и читали люди! Мало! - и добавили жжение от разгона, от разгрома, от несправедливости. Это жжение прожгло его полгода, через полгода он уже был смертельно болен и только по привычной выносливости жил до сих пор - до последнего часа в сознании.” Александр Солженицын «Поминальное слово о Твардовском». (Какое счастье, что этого не только нет, но нашим детям даже объяснить невозможно!)
«Есть много способов убить поэта. Для Твардовского было избрано: отнять его детище - его страсть - его журнал. Мало было шестнадцатилетних унижений, смиренно сносимых этим богатырем, - только бы продержался журнал, только бы не прервалась литература, только бы печатались люди и читали люди! Мало! - и добавили жжение от разгона, от разгрома, от несправедливости. Это жжение прожгло его полгода, через полгода он уже был смертельно болен и только по привычной выносливости жил до сих пор - до последнего часа в сознании.” Александр Солженицын «Поминальное слово о Твардовском». (Какое счастье, что этого не только нет, но нашим детям даже объяснить невозможно!)
Вся это “классовая борьба”, “социализм”, “соцреализм”, “преимущества социалистического строя” уже стали архаикой, а человеческое страдание понятно во все времена.
Мы уже забываем отчества тиранов, а Василий Теркин пережил их всех. Ибо он и есть общечеловеческое, а все остальное – осыпающаяся труха времени. А вот боль и быль “ряской времени” не затянет.
===== 3
<i>
Как жадно в рост идет трава
Густая на могилах.
Трава – права,
И жизнь жива,
Но я про то хочу сперва,
Про что забыть не в силах.
Так память горя велика,
Глухая память боли.
Она не стишится, пока
Не выскажется вволю.
Густая на могилах.
Трава – права,
И жизнь жива,
Но я про то хочу сперва,
Про что забыть не в силах.
Так память горя велика,
Глухая память боли.
Она не стишится, пока
Не выскажется вволю.
“Я убит подо Ржевом” пробирает до сих пор больше, чем все пафосные обелиски, опостылевшие парады и идеологические изыскания новых вождей.
“Густо было там народу -
Наших стриженых ребят...
И увиделось впервые,
Не забудется оно:
Люди теплые, живые
Шли на дно, на дно, на дно…”
Наших стриженых ребят...
И увиделось впервые,
Не забудется оно:
Люди теплые, живые
Шли на дно, на дно, на дно…”
Вот за эту правду о войне, которая противостоит героическому вранью и подлости “повторить” мы и помним Александра Трифоновича Твардовского.
