7 авг. 2016 г.

<i> <b> Физики шутЮт, лирики хохочАт </b>         

 Сторожа на базарах зарабатывают тем, что следят за базаром.

 Если вы бедный, то вы работаете на лекарства, если богатый - то на адвокатов.

Как быстро летит время: не успел проснуться, а уже опоздал на работу.

Лучше пузо от пива, чем горб от работы.

Здоровый сон не только продлевает жизнь, но и сокращает рабочее время.

</i>
&emsp;  &emsp;<b>Помним</b>

&emsp;  &emsp; &emsp;  ❖    
<b>
&emsp;  &emsp; ''Алфавит инакомыслия''. Лариса Богораз
</b>
Радио «Свобода» «Поверх барьеров» с Иваном Толстым

&emsp;  &emsp;﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌
 <i>
<b>Иван Толстой: </b> В одной из песен Юлия Кима есть такие строки:

Доставай бандуру, Юра,
конфискуй у Галича.
А где ты там, цензура-дура?
Ну-ка, спой, как давеча.
Эх, раз, еще раз,
еще много-много раз,
еще Пашку,
и Наташку,
и Ларису Богораз!

Были времена, когда интеллигентный человек в России (точнее, в Советском Союзе) безошибочно понимал, кто такие Пашка и Наташка. Я сомневаюсь, что сейчас с этим будет просто. Литвинов и Горбаневская скоро будут восприниматься как далекие народовольцы какие-нибудь. А для вас, Андрей, когда прозвучало имя Ларисы Богораз?

<b>Андрей Гаврилов: </b> Имя Ларисы Иосифовны Богораз для меня прозвучало примерно как в песне Кима - в одной компании. Может  быть, я слышал про нее раньше, но в памяти это совершенно не отложилось. Несмотря на процесс Синявского  и Даниэля, несмотря на  обращения, связанные с процессом Гинзбурга и Галанского, не помню этой фамилии. А вот что касается демонстрации на Красной площади, - Литвинов, Горбаневская, Лариса Богораз и  их друзья - после этого, конечно, это имя я забыть уже не мог.

<b>Иван Толстой: </b>А я могу точно сказать, что впервые с именем Ларисы Богораз встретился осенью 76 года, когда моя невеста привела меня в свой дом и познакомила с будущей тещей. Теща без долгих слов спросила, не дав даже присесть: ''Гинзбурга знаешь? А Щаранского?''
Я несколько опешил, но имена эти почему-то знал, хотя регулярным слушателем западного радио в те годы вовсе не был. Так как-то, вся страна, по-моему, знала об этих людях. Вот в том разговоре мы и дошли до Ларисы Богораз и до демонстрации на Красной площади. И я был благосклонно принят в семье будущей жены.
Ларисе Иосифовне Богораз была отведена настоящая полноценная жизнь со всеми полагающимися драмами и утратами, но, что, вероятно, не менее важно, - она дожила до политических свобод, до новой России и успела внести свой вклад и в нашу жизнь. Так что и поговорить с ней о прошлых временах можно было совершенно не таясь.

Давайте по порядку. Одиннадцать лет назад в ее московской квартире я записал с нашей сегодняшней героиней большое биографическое интервью. Вот Лариса Иосифовна рассказывает о своей семье.
<b>
Лариса Богораз: </b>Мои родители с Украины родом, и отец, и мать, но из разных мест Украины.  Они советские партийные работники  активные, как это теперь называется... элита, что ли. Отец  занимался политэкономией (социализма, естественно), а мама  - идеологией (социализма,  естественно). Жили мы в городе Харькове, я там родилась и там прожила почти всю жизнь.

<b>Иван Толстой: </b> Вы урожденная...?

Лариса Богораз: У меня две фамилии, это тоже  отдельная история - Богораз-Брухман.  Дело было так. Когда я родилась, тогда  не  регистрировали браки,  брак не был зарегистрирован между родителями, но записали меня как Богораз в метрике. Потом отца арестовали, мама решила, что лучше мне носить другую фамилию, Брухман,  ее фамилию, и она вписала в метрику вторую фамилию сама. Потом началось антисемитское движение, и стало не очевидно, что хуже. Пока было по ее выбору -  в школу там записывать, -  она записывала то  одну фамилию, то  другую, в зависимости от ситуации. Поэтому у меня оказалось две фамилии. А когда я получала паспорт, никто уже ничего не спрашивал, писали, что написано  в метрике, — Богораз-Брухман. Такая у меня фамилия и сейчас. Но поскольку я заканчивала университет как Богораз, я уже привыкла к этой фамилии.

<b>Иван Толстой: </b>Судьба отца какая оказалась?

<b>Лариса Богораз: </b>  Он просидел на Воркуте до хрущевской амнистии. Хотя у него был  маленький срок, говорили, что пять лет - это на горшке можно отсидеть. Он освободился, вышел. Они с матерью  еще раньше, еще до его ареста, разъехались.  Когда отец освободился, я его не знала, его посадили, когда я была совсем еще  маленькая. А  мама продолжала работать.  Потом я познакомилась с отцом, который оказал на меня огромное влияние, просто очень большое, он был очень умный, мудрый еврей, знаете, из мудрых евреев, все понимал еще до ареста. Он не навязывал свою точку зрения, свою позицию, как-то корректировал ее слегка, а я была против его позиции, я была комсомолка  очень активная, очень  идейная комсомолка, что называется.

<b>Андрей Гаврилов: </b>Лариса Иосифовна всегда очень откровенно,  честно и открыто говорила о своей  жизни, тем не менее, не хочу, чтобы можно было подумать,  будто она потомственная диссидентка, она столько видела, она  всех знала и очень легко подумать, будто  в связи с тем, что ее семья была репрессирована, она с детства сразу готова была идти на баррикады. Ничего подобного. Я  хочу напомнить ее собственный  рассказ о 1946 годе. Лариса Богораз на первом курсе и, как она сама говорила (я сейчас прочту несколько  слов из ее интервью):

"На семинаре мы должны были одобрять постановление Жданова об Ахматовой. Юлий Даниэль сказал: какой это дурак станет вдруг одобрять это постановление? Я сказала, что я. Он спросил меня: а вы читали Пастернака? Я сказала: нет. А Ахматову? Я сказала: нет. А Зощенко читали? Нет. А хотите почитать? Я сказала: да. Он стал читать мне Пастернака. И я... я ничего не поняла в этих стихах. Абсолютно ничего. Я не подготовлена была к восприятию поэзии. Однако я поняла, что всё, что говорится в докладе Жданова, не имеет никакого отношения к поэзии".

Кстати, после этого на семинаре Лариса Богораз  все-таки выступила в духе постановления Жданова, и ее разгромили те, кто на первом  курсе учились рядом с ней, но были старше ее, потому что прошли войну, - те, которых она называла ''ребята-фронтовики''. Они ее  разгромили в пух и прах, и можно сказать, что  здесь у нее и появились зерна сомнения в правоте  этой самой линии. Но больше, честно говоря, мне  по душе ее фраза ''я сказала, что хочу почитать Ахматову и Зощенко''. Я  думаю, что вот это хотение почитать того, кого ругают, это желание самой разобраться, докопаться до сути и есть то, что определяет людей независимых, свободно инакомыслящих.
----------------------------------------------------------------
----------------------------------------------------------------
<b>Иван Толстой: </b>
В 1965 году, когда арестовали ее мужа, писателя Юлия Даниэля, Лариса Иосифовна на пару с женой Синявского Марией Розановой стенографировали в зале суда. А поскольку делать это было запрещено и приходилось постоянно скрывать бумагу и карандаши, то записи поневоле выходили неполными и вечерами две соломенные вдовы сопоставляли свои заметки и вспоминали пропущенное.
Мы сейчас не будем останавливаться на деятельности Юлия Даниэля, ему будет посвящена самостоятельная программа в серии ''Алфавит инакомыслия'', сегодня же просто краткий отзыв Ларисы Иосифовны о своем первом муже:

Лариса Богораз: У него был талант. Талант не писательский, я имею  в виду, а талант общения с людьми. Она был всегда центром общения  - и до ареста на свободе, и в лагере,  и после лагеря тоже. Вот это тот талант, который в этой книжке проявился, - талант  общения. Ему  все было интересно, все люди были интересны. Поэтому он был интересен многим.

Иван Толстой: В Мордовском лагере с Даниэлем сдружился другой заключенный - Анатолий Марченко. Выйдя на волю, он стал вторым мужем Богораз.  Его книга о лагере "Мои показания" до известной степени написана в соавторстве с Ларисой Иосифовной.
Стенограмма суда и дополнительные материалы по делу Синявского и Даниэля, собранные Александром Гинзбургом в ''Белую книгу'', привели в лагерь и его, и тогда Лариса Багораз с Павлом Литвиновым впервые адресовали свой протест не власти, а "мировой общественности". Это обращение вызвало вал индивидуальных и коллективных писем протеста - то, что назвали "эпистолярной революцией" весны 1968-го, из чего потом родилась "Хроника текущих событий".
Весна длилась не долго. 25 августа, после повторного осуждения Марченко, после ввода советских войск в Чехословакию, Лариса Богораз вместе с друзьями и единомышленниками вышла на демонстрацию на Красную Площадь.
<b>
Андрей Гаврилов: </b>Чего я не знал и что меня потрясло сейчас, когда мы готовились к программе, посвященной Ларисе Богораз... Казалось, я довольно много читал, я, наверное, прочел   практически все за  годы моей жизни, что было связано с именем  Ларисы Богораз, и была одна деталь, на которую я  преступно не обратил внимание, и  только пару дней назад, готовясь к программе, я это заметил.  Дело в том, что Лариса Богораз, это все отмечали, была патологически честным человеком -  настолько, что она не лгала даже следователям во время допросов. Это не значит, что она отвечала на их вопросы, это не значит, что она честно все рассказывала. Просто в большинстве случаев она замыкалась и говорила, что на вопрос отвечать не будет. Но не лгала.
Так вот, 22 августа 1968 года Лариса Иосифовна Богораз предупредила дирекцию института, в котором она работала, о том, что она объявляет   забастовку в знак протеста против ввода войск в Чехословакию, а 23 августа передала в профком и в дирекцию института об этом письменное заявление.
На демонстрации на Красной площади, как мы знаем, было мало человек, но, тем не менее, это люди, которые перевернули историю, то есть она была не одна. Но я не знаю второго случая в нашей истории, чтобы человек объявил, особенно в 1968 году, забастовку в связи с Чехословакией или чем-то похожим, и написал об этом письменное заявление.

Полностью читать  http://www.svoboda.org/content/transcript/24342004.html ◄╝
</i>

••••••••••••••••••••••••