<i><b>
░
Себастьян Жапризо скончался в
возрасте 72 лет в четверг 4 марта 2003 г. в больнице г. Виши.
</i></b>
<i>
Жан-Батист
Росси (таково настоящее имя писателя) родился в 1931 г. в Марселе, в семье
эмигрантов из Неаполя. Отец ушел из семьи, когда мальчику было шесть лет, и его
воспитанием, помимо матери, занимались бабушка и дедушка. Он отличался хорошей
памятью и успехами во французском языке, и его отдали учиться в иезуитский
коллеж святого Игнатия. Там Жан-Батист занимался боксом, химией и литературой,
и к этому же времени относятся его первые литературные опыты. После коллежа он
учился в Сорбонне. В 17 лет он пишет свой первый роман «Дурное начало», который
будет опубликован лишь пятнадцать лет спустя во Франции и США.
●
<b> Себастьян Жапризо. Купе смертников</b>
Поезд
прибыл из Марселя.
Это
был, как говорил железнодорожный служащий, в обязанности которого входил осмотр
коридоров и опустевших купе, «Фокеец [1] — 7:50, после которого можно и
перекусить». До него прибыл «Аннеси — 7:35», где на этот раз он обнаружил два
пальто, зонтик и протечку в отоплении. Наклонившись над расколотой гайкой
рычага, он через оконное стекло увидел, что «Фокеец» остановился напротив, на
той же платформе.
В
это субботнее утро начала октября воздух был на редкость холодным и прозрачным.
Пассажиры, возвращающиеся с Юга, где на пляжах было еще полно купающихся,
удивлялись, что вместе со словами приветствия изо рта у них вырывается белое
облачко пара.
Служащему,
проверявшему вагоны, было сорок три года, звали его Пьер, товарищи же прозвали
его Малыш, он придерживался крайне левых взглядов, мысли его были заняты
забастовкой, которая должна была начаться на будущей неделе, но сейчас,
поскольку все шло как и положено холодным субботним утром в 7 часов 53 минуты
на Лионском вокзале и он почувствовал, что проголодался, ему захотелось выпить
чашку хорошего кофе.
Вагоны
должны были простоять здесь не меньше получаса, и потому, выйдя из «Аннеси», он
решил выпить кофе, прежде чем примется за «Фокейца». В 7 часов 56 минут, держа
в руках дымящуюся желтую чашку с красной каемкой и сдвинув на затылок синюю
форменную фуражку, он уже горячо обсуждал с близоруким контролером и
чернорабочим-североафриканцем вопрос о том, насколько эффективной может быть
забастовка, начатая в среду, в тот самый день недели, когда никто, ну буквально
никто никуда не ездит поездом.
Он
говорил неспешно, спокойно, утверждал, что такие вот кратковременные забастовки
— это нечто вроде рекламы; главное — привлечь общественное внимание.
Собеседники признавали его правоту. С ним вообще легко соглашались. Он был
высоким, неторопливым, с медлительной речью и такими же медлительными жестами,
с большими спокойными глазами, из-за которых лицо его казалось удивительно
молодым. Он пользовался репутацией человека, которого не испугаешь, даже если
нападешь на него из-за угла, в общем, крепкого парня.
В
8 часов 05 минут он уже обходил коридоры «Фокейца», открывал и закрывал
застекленные двери.
В
четвертом вагоне второго класса, в третьем купе, если считать с конца, он нашел
позабытую там желто-черную косынку. Развернув ее, он увидел, что на ней
изображена бухта Ниццы, вспомнил Ниццу, Английскую набережную, Казино,
маленькое кафе в квартале Сен-Рош. В Ницце он побывал дважды: в двенадцать лет
в летнем лагере и в двадцать, во время свадебного путешествия.
Ницца.
В
следующем купе он обнаружил труп.
https://www.google.ru/search?q=%D1%81%D0%B5%D0%B1%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C%D1%8F%D0%BD+%D0%B6%D0%B0%D0%BF%D1%80%D0%B8%D0%B7%D0%BE&newwindow=1&sa=N&tbm=isch&tbo=u&source=univ&ei=MscUU8ToC4m84ASiqoHACQ&ved=0CCMQsAQ4Cg&biw=1067&bih=517
</i>
