Продолжение
<b>
Любовь и жизнь Анастасии
Цветаевой
Серебряный Стрелец</b>
<i>
В феврале 1913 года не стало
одного из неразлучных друзей – Бори Бобылёва. Он покончил с собой, отравился
цианистым калием. Приняв слишком большую дозу, умирал долго и мучительно. Его
место у камина опустело…
«Борис подчеркнуто бережно добр ко
мне, – вспоминала Ася о тех тяжелых
днях. – Я не таила от него любви Бори ко мне и моей к нему. Я не пряталась. Не
лгала. Не лукавила. Все было на виду, явно. Все было Борису ясно, любовь его
друга Бори ко мне — так понятна, упрекнуть можно было, только если бы мы
обманывали или если бы перешли черту. Мы не перешли ее, даже не подошли к ней.
Ни Боря, ни я не тянулись друг к другу физически. (Трудно поверить? Но — так.
Боря был юноша. Я — и до него, до Бориса так долго отвращалась физической
близости. Перешла черту только для Бориса и с ним. В эту область никто мною не
был впущен. Жена, я была верна Борису. И он это знал.)
Но сестра Бориса, Маруся, убедила его в
обратном, сказав, что именно потому Бобылев и покончил с собой. Борис почему-то
поверил и пропал. Почти на неделю. Мать с трудом нашла его на другом конце
Москвы в какой-то наспех снятой комнате. Он не возвращался к Асе – то ли от
стыда перед ней за то, что поверил клевете, то ли по другим причинам. Тогда
Миронов встал на защиту Аси и не расставался с ней ни на минуту, покидая ее
только на ночь. Жить на старой квартире, где все напоминало об ушедшем друге, о
разрушенном семейном счастье стало невозможно.
– Мне надо другую квартиру, – сказала
Ася Миронову. – И надо — скоро, чтобы
папа, придя, нашел уже все устроенным, чтобы не огорчать его ответами на
вопросы, слухами. Папу надо щадить. Вы поможете мне, Николай Николаевич?
Тот помог и с переездом – нашли другую
квартиру, в Борисоглебском переулке, во дворе дома, где позже поселится Марина,
и с перевозкой вещей. Они ходили с Асей по просторным комнатам, как будто этими
бесконечными шагами – почти до утра – пытались заглушить ужас пережитого, боль
и тоску потери. Шаги гулко отдавались в пространстве, за окнами темнела ночь, а
они все ходили и ходили, словно от этого становилось немного легче.
Ася смутно догадывалась, что полюбила
Миронова, но говорить об этом не решалась… Миронов первый признался ей в любви на
одном из бессчетных поворотов из столовой в переднюю. В глубокой ночи его голос
прозвучал медленно, тихо и безудержно. «Мне кажется, я тоже Вас люблю, – еле
слышно прошептала Ася в ответ на его признание, наполнившее ее безумным
восторгом и безотчетным страхом. – Но Вам сейчас лучше уехать». Он не спорил и
уехал в Иркутск к родителям. Он понимал, что его любимая женщина пока остается
женой Бориса, и совесть не позволит ей сделать никаких шагов в его сторону.
И Асю не покидало ощущение, что ее жизнь –
сплошная фантасмагория, что она совершенно одинока. Коля уехал – а что ему
оставалось в этой ситуации? Бобылев лежит на кладбище, под крестом, на котором
висит металлический венок из незабудок, заказанный для него Асей и Мариной.
Борис не появляется, а если появляется – быстро уходит. Он больше не любит ее.
Да и она его не любит. Она – восемнадцатилетняя женщина с маленьким ребенком –
всеми брошена. Так сложились обстоятельства, и с этим ничего нельзя было
поделать. Ася плакала целыми днями и бессонными ночами. А надо ведь как-то
выживать. Вставать утром. Начинать новый день. Заботиться о сыне. В душе тихим
эхом отдавались слова Миронова, сказанные при прощании на вокзале: «Ася, нам
нельзя вместе жить, но мы вместе умрем... И где бы мы ни были — мы позовем друг
друга...»…
Господи, зачем это было?
Борис все же вернулся к жене после долгих
уговоров своей матери. Они с Асей пытались продолжать жить вместе, хотя бы ради
сына, но прежней жизни уже не было. Да и быть не могло. Слишком много произошло
страшного и непоправимого…
После смерти Ивана Владимировича в том же
1913 году Ася и Борис расстались окончательно. Они разошлись тихо, с
достоинством, без скандалов и сцен, оставшись друзьями. Пришли в Консисторию с
прошением о разводе, веселые, держась за руки. Священник долго не мог понять,
что эта дружная молодая пара и есть те самые супруги, которые разводятся.
У Аси появился новый – гражданский муж Маврикий Александрович Минц, у ее бывшего
мужа – новая жена, актриса Мария Кузнецова-Гринева. Ася подружилась с Марией,
которая ей очень понравилась, и сохранила эту дружбу на всю жизнь. А Борис
подружился с Маврикием Александровичем. Встретившись, они могли проговорить по
душам до рассвета…
Маврикий, или Морек, как звала его Ася,
приходил к ней каждый день. Он был старше ее на десять лет. Скромный человек с
застенчивой улыбкой и очень светлыми печальными глазами. Легкий, тихий,
непритязательный, неторопливый. Постепенно они врастали друг в друга, и Ася
чувствовала, что нестерпимая горечь уходит с души, что истерзанное сердце
оживает, что она рождается заново. С ним было легко – как во сне, тихо и
глубоко, как над колодцем, в котором не видно дна. Он относился к ней нежно и
бережно. Заботился, чтобы она вовремя ложилась спать. Часы, проведенные с ним,
были неповторимы. Ася и не знала, что такое бывает. Расставаться с каждым днем
становилось все труднее… Но в воздухе носилось: что-то должно было нарушить
этот странный завораживающий ритм…
Неожиданно принесли телеграмму: Коля Миронов просил Асю приехать в Тулу,
чтобы проститься перед его отправкой на фронт.
– Я люблю его и люблю Вас, – потерянно и
твердо сказала она Маврикию. – Что мне делать?
– Ехать, – ни минуты не колеблясь ответил
он.
Почти сутки Ася провела на Тульском
вокзале. Эшелон, в котором ехал Миронов, опаздывал. В сотый раз выходила она к
железнодорожным путям. И вдруг…
«Прямо ко мне, шагом, крупным и твердым,
полоща в ветре полы шинели, переходит пути человек в военной папахе, – писала Ася в романе «AMOR». – Не узнаю.
Помню его черноту, ее нет – папаха серая, весь в хаки, военный цвет. Одни брови
черные! … Я просто забыла Миронова. Стою, онемев. Чувствую ровно столько,
сколько надо – чтобы сойти с ума. … Но на моем щите – как некогда на щите моей
матери – начертано слово «долг»».
Сидя в купе за чашкой горячего чая, Ася
рассказала Коле все – о расставании с Борисом, о необыкновенной сновиденной
жизни с Маврикием. Она говорила, что Маврикий любит ее навсегда, так же как и
Коля. Она должна вернуться к нему. Она обещала. А что ждало Колю на войне? Об
этом было страшно подумать. Душу захлестнула отчаянная борьба. Может, она видит
его в последний раз? И что же – вот так встать и уйти и отпустить его на
смерть? Ася не смогла подняться с дивана, на котором сидела, и направиться к
выходу из вагона. Это было выше ее сил. Она осталась сидеть на месте. Эшелон
глухо вздрогнул, заскрежетал, тронулся с места и повез их к линии фронта…
В эшелоне Ася заболеет скарлатиной, три
месяца пролежит в больнице в Варшаве, откуда ее заберет вызванный телеграммой
Маврикий. Они поселятся вместе в городке Александрове, куда Маврикия
Александровича направили служить в учебную команду. Ему, еврею, несмотря на два
высших образования, офицерское звание было не положено. 25 июня 1916 года Ася
родит второго сына Алешу. В крестные отцы Алеше она запишет известного философа
Василия Розанова, с которым вела переписку, и тот считал свою юную
корреспондентку равным собеседником. Близкие отношения с мужем почему-то
прекратятся, но он примет это с достоинством и будет еще больше трогательно
заботиться о жене и детях.
… И тут с фронта вновь приехал Миронов.
Судьба подарила им с Асей еще шесть дней
безмерного счастья. Эти безумные дни, проведенные с Мироновым, едва не стоили
Асе жизни. Она в прямом смысле слова была на волосок от смерти. Маврикий
Александрович, в отчаянии, не видевший выхода из трагически-мучительной
ситуации, задумал отравить Асю, Алешу и себя. Он был инженером-химиком и хорошо
разбирался в ядах. Но в последний момент, когда все было готово, кто-то
незримый словно отвел его руку. Они остались жить.
Но драма на этом не закончилась, вскоре
обернувшись настоящей трагедией. Весной 1917 года Маврикий неожиданно скончался
от острого перитонита. Он давно уже жаловался на боли в правом боку, но врачи
не распознали аппендицита. Ася с детьми отдыхала в Крыму у Волошина. Она даже
не успела на похороны, застав лишь свежую могилу. Потрясенная обрушившимся на
нее несчастьем, Ася вернулась в Коктебель, к Волошину, к его матери, – туда,
где ей было легче пережить свое горе. И где через два месяца так же внезапно и
страшно умер от дизентерии ее младший сын – годовалый Алеша. Нянька, по ли
нечяанно, то ли с каким-то умыслом дала малышу немытые вишни прямо из корзинки
проходившей мимо дамы. Коктебель, который Марина называла «местом моей души»,
стал для Аси самым скорбным местом на земле.
«Я стою на Дорогомиловском кладбище не в
силах что-либо понять… – напишет она в своем романе «Amor». – Еще нет младшему
года, когда в девять дней от гнойного аппендицита – ошибка врачей – умирает
Маврикий. А через шесть недель в Крыму умирает в пять дней наш сын, начавший
ходить, говорить, так на отца похожий! Я осталась в двадцать два года одна…
Алеша был веселый ребенок! Совсем здоровый. Зачем нужна его смерть? Где он? В
Бога, в иную жизнь я не верила. Здесь же – потерян смысл».
В этот кошмарный период ее первый муж
Борис бросил все дела и примчался к Асе, в Коктебель, чтобы ее поддержать. Привез ей, оставшейся без каких-либо средств,
свои последние деньги, полученные по завещанию матери. Помог перевезти их сына
Андрея, тоже заболевшего дизентерией, в Феодосию, нашел врача… Он спас ее…
Всего полтора года спустя они встретятся
снова, в Старом Крыму, в соседнем Коктебелю селенье, отрезанные от мира
гражданской войной. Она поселит его в
своем доме. Он заболеет тифом. И надеясь, что молитва спасет его,
грязно-размокшей крымской зимой, сквозь стужу и ветер, Ася из последних сил
проползет через несколько улиц на коленях до церкви, путаясь в подоле длинной
шерстяной юбки. Бог не уберег Бориса. По странному велению судьбы ему было
суждено умереть на руках у Аси, в возрасте двадцати пяти лет, в том самом
Крыму, где когда-то цвела под южным солнцем у моря их безумная любовь…
Пережив смерти сына и двух мужей, Ася
поверила во фразу «каждому воздастся»…
Жизнь в голодном Крыму в окружении могил
становилась невыносима. Благодаря хлопотам Марины, Ася с Андрюшей прорвалась в
Москву – больная, изможденная, потерявшая все зубы от голода и цинги. Она стала
работать, писать, переводить. Увлеклась мистическими учениями. Сблизилась с
Борисом Зубакиным, основателем тайной ложи розенкрейцеров, похожим на прямого
потомка Шекспира. Съездила к Алексею Максимовичу Горькому на Капри и в Париж,
где в последний раз увидела Марину, бывшую там в эмиграции…
В двадцать восемь лет Ася дала перед Богом
обет целомудрия, нестяжания, неедения мяса и запрещения лжи. По сути,
монашеский обет в миру. С тех пор близких отношений с мужчинами у нее больше не
было. Так закончилась женская история Анастасии Цветаевой, история ее земной
любви и страсти, увлечений и кружений сердца… Она могла влюбиться, но не
переступала известных рамок, загоралась, так как была очень темпераментной
женщиной, но подавляла себя, чтобы держать данное слово. Ее юношеский атеизм
давно испарился, уступив место глубокой, сосредоточенной вере в Бога.
Назревала совсем другая история – история
крепнущего духа, не сломленного допросами и лагерями, издевательствами
следователей и непосильным трудом, подступающей слепотой и страшной вестью о
гибели Марины. До начала другой истории оставалось несколько лет, а пока…
Как-то вернувшись домой, Ася от соседей
узнала, что в ее отсутствие два раза заходил и спрашивал ее «какой-то Миронов».
Ее словно током ударило. Сердце бешено заколотилось, и казалось, готово было
выскочить из груди. Они не виделись целых шестнадцать лет! Им уже под сорок!
Она и хотела, и боялась этой встречи. Звонок в дверь – и невероятно – на пороге
стоял прежний улыбающийся Коля, но все же неуловимо изменившийся, постаревший.
Он долго ходил по Мерзляковскому переулку, не решаясь подняться на четвертый
этаж и войти. Боялся, что увидит старуху. «А ведь ты совсем молодая!» – со
смехом заключил он, сжимая ее в объятиях.
Миронов приехал в командировку с Дальнего
Востока и намерения имел самые четкие: жениться на Асе и хотя бы вторую
половину жизни провести вместе. Он никогда не понимал Асю рядом с Борисом, но
не оспаривал ее, не добивался. Просто радовался тому, что она – есть. Жизнь
столько раз разводила их, заготовив на их долю сплошные разлуки и расставания.
Сколько же можно! Он заберет Асю и увезет ее с собой. Они наконец-то будут
счастливы. Но ведь Коля ничего не знал про данный Асей обет! Он прожил у нее
несколько недель и радовался, как ребенок, как будто его долгожданная семейная жизнь
с любимой женщиной уже началась. Но почему-то такое естественное для них обоих
желание близости – естественное, как дыхание – оставалось лишь желанием… Может
быть, Асю что-то смущает?
За те годы, что они не виделись, Коля
успел жениться, но жена оставила его и с их маленькой дочкой уехала в Шанхай. А
он вместе с другом занимался перевозкой товаров в Японию на шхуне «Конек-Горбунок», выучил английский
язык. Теперь они с Асей свободны, и ничто больше не помешает им быть вместе.
Правда, Ася? Она не ответила и как-то внутренне напряглась.
«Ты разлюбила меня?» – голос Коли дрогнул.
И тогда, гладя его по черным волосам, в которых уже вовсю серебрились нити
седины, Ася рассказала ему все. Что она дала слово. Что ей стоит неимоверных
усилий его сдержать, но поступить по-другому она не может – иначе перестанет
себя уважать. Что все кончено. Что они должны расстаться и на этот раз –
навсегда.
Два не совсем уже молодых человека не
сдерживали слез.
– Я скоро уеду, – говорил Миронов, бережно
целуя своего «маленького лорда Фаунтлероя» в лоб и глаза, – я не сделаю ничего,
о чем бы мы потом пожалели. Но знай, что я всю жизнь любил и буду любить только
тебя. Тебя одну…
Опять проводы, вокзал, поезд, горький,
отдающий паровозным дымком, запах разлуки. Теперь уже в последний раз. Трудно,
невозможно в это поверить, но это так. Она больше не сядет с ним в поезд и не
уедет за тридевять земель, на райские острова, где под голубым небом плещутся
ласковые волны… Волны их любви и счастья, теперь уже невозвратного,
невозможного… Странная, бередящая душу смесь грусти, тревоги, ожидания. Тревоги
за судьбу Коли. За свою собственную судьбу. А ожидание – чего? Новой встречи?
Но ведь ее больше не будет! Никогда…
Зачем все это было?
Всю силу любви к Миронову, переполнявшую
ее существо, Ася выплескивала за пианино. Она возобновила уроки фортепианной
игры и не отрывалась от клавиш своего старого темно-желтого инструмента.
Музыкальные волны заполняли комнату, напомнив о страстных звуках рояля, звучавшего
в гостиной Трехпрудного переулка, когда на нем часами играла мама. В
романтическом порыве, в отчаянной тоске по несбывшемуся…
«Не бросай никогда музыку, трудись у рояля
и, если взгрустнется, что меня уже нет на свете, – помни, что я продолжаю
любить тебя, и сыграй мне вслед – я услышу…», – завещала Анастасия Ивановна
своей внучке Оле Трухачевой.
Большой портрет Миронова стоял у Анастасии
Ивановны на полке до конца ее дней.
В том же памятном 1933 году ее впервые
арестовали. Но выпустили через два месяца – по ходатайству Горького. А в 1937
году для Аси начнется страшная эпопея – арест вместе с сыном в Тарусе, тюрьмы,
лагеря, этапы, пересылки, поселения – длившаяся почти двадцать два года.
Следователь ухмылялся: «Теперь Горький уже за Вас не заступится» (за год до
этого великий писатель умер). Ее мучали многочасовыми допросами, не давали
спать, запирали в узкий бокс, где можно было только стоять, а стоять – после
допросов – сил не было. И в этих нечеловеческих условиях хрупкая болезненная женщина не сломилась, не
потеряла достоинство и присутствие духа. Отказалась отвечать на вопросы после
того, как следователь назвал ее стервой. А самое главное – никого не оговорила.
Ее совесть была чиста.
Вот фрагмент из сохранившихся протоколов
ее допросов:
Следователь: «Кто такой
Зубакин?»
А. Цветаева: «Мой друг. Он —
поэт, скульптор, талантливый импровизатор и философ. Познакомилась с ним в 1922
году в Союзе писателей в Москве. Сблизила нас общность этических и философских
взглядов, а также отношение к религии и искусству. Наша дружба и личное общение
продолжались до самого последнего времени, хотя в последнее время переписка и
встречи стали редкими».
Следователь: «Каких философских
и религиозных взглядов держится Зубакин?»
А. Цветаева: «По своим
философским взглядам Борис Зубакин — идеалист. Он интересуется каббалой,
мистикой и вопросами древних религиозных учений. Я разделяю эти взгляды
Зубакина».
Следователь: «Назовите фамилии
Ваших и Зубакина знакомых, разделяющих философские и религиозные взгляды
Зубакина».
А. Цветаева: «Из таких лиц
мне известны Валентин Николаевич Волошинов и Леонид Федорович Шевелев. Оба эти
лица — ныне умершие».
Следователь: «Кто еще
разделял философские и религиозные взгляды Зубакина из известных Вам лиц?»
А. Цветаева: «Кроме
Волошинова и Шевелева, лиц, разделявших взгляды Зубакина, я никого не знаю».
Конечно, Ася знала всех – ведь она была
секретарем и ближайшим помощником Зубакина. Но она промолчала. Никаких
признаний выбить из нее не удалось.
В родную Москву Анастасия Ивановна
вернулась лишь в 1962 году. Сначала ее поселили в комнате в коммунальной
квартире, а потом дали маленькую однокомнатную квартиру на Большой Спасской.
Главное место в жизни Анастасии Ивановны
занимала литературная работа. Ей было уже за девяносто, а она продолжала
писать, печаталась, вела обширную переписку, помогала людям, кого-то куда-то
устраивала… Скольких людей она принимала за день – сосчитать невозможно! И для
каждого у нее находился совет или просто доброе слово.
Самым большим желанием Анастасии Цветаевой
было любить людей действенной любовью. Марина говорила о том же: «Любовь – это
поступок». Анастасия Ивановна была очень
требовательна к другим, но в первую очередь к себе. Аскетом, строжайшим,
деспотичным властителем собственного существа запомнили ее современники.
Литературный труд ей казался легче
физического. Анастасия Ивановна заботилась о том, чтобы ее сын с женой, уже
пожилые, не перетрудились на дачном участке, где они выращивали овощи, ягоды,
зелень. «Не надрывайтесь вы так, – говорила она. – Я напишу, заработаю».
Вышли ее знаменитые, несколько раз
переиздававшиеся «Воспоминания» – уникальная мемуарная проза, занявшая особое
место в русской литературе; роман «AMOR», рассказы о животных «Непостижимые»,
повесть «Моя Сибирь», сборник мемуарных зарисовок «Неисчерпаемое»…
Цветаева была прекрасной переводчицей,
немецкий и французский языки знала с детства, английский учила, начиная с 1927
года, и преподавала в Тимирязевской академии, увлеклась японским и испанским. С
испанского с наслаждением начала переводить в лагере. Первые стихи написала на
английском языке, и читавшие их англичане говорили, что это классика. Потом уже
стала писать на русском. Все ее стихи были написаны в лагере. Свой поэтический
сборник Ася назвала «Мой единственный». Она говорила, что у настоящего поэта
много сборников, а она не поэт, потому у
нее и сборник всего один. Когда Ася узнала о смерти Марины — два года это
страшное известие от нее скрывали, — рифма от нее ушла. А в восемьдесят лет
Анастасия Ивановна снова вернулась к стихам. «Мне восемьдесят лет, еще легка
походка»…
Она ходила очень быстро, буквально летела
вперед. С собой носила палку, но никогда на нее не опиралась. А в другой руке
была авоська с плащом и калошами на случай смены погоды.
Лифт Анастасия Ивановна
ненавидела и никогда одна на нем не ездила. Поднималась пешком по лестнице и на
девятый, и на одиннадцатый этаж! При этом на промежуточных площадках отдыхала,
чтобы восстановить дыхание, и двигалась дальше. «Лестница – это жизнь», –
говорила она. В метро на эскалаторе не стояла, ходила и вверх, и вниз.
Терпение и труд все перетрут, повторяла
Цветаева. Всего нужно добиваться самим. Сначала что-нибудь сделай, а уж потом
получи. Отдай – и тебе все вернется в десять раз больше…
Ее друзья предсказывали, что Анастасия
Ивановна доживет до ста лет, но она только отшучивалась: «Боюсь этой
трехзначной, нечеловеческой цифры. Наверно, буду походить на ведьму».
У ее удивительного голоса были разные
оттенки. Уютные, теплые, доброжелательные – для друзей. С людьми официальными –
учтивые, но — бывало — и холодные до ледяных. По-особому она разговаривала с
животными, которых очень любила. Часто можно было услышать «душенька» и
обращение на «Вы» к какому-нибудь бродячему псу с несчастными глазами или
ободранному дворовому коту. Но совершенно по-особому она читала стихи. С ясной,
глубокой мелодией, временами напоминающей по звуку виолончель…
Сын Цветаевой Андрей Борисович Трухачев
ушел раньше нее. Ему исполнилось восемьдесят. Он был очень талантливым человеком,
прекрасным рассказчиком, рисовал, писал стихи. Обладал энциклопедическими
познаниями, цитировал целые книги наизусть.
Как-то зимним вечером, возвращаясь к себе домой в Орехово-Борисово от
Анастасии Ивановны, он почувствовал себя плохо. Андрей Борисович успел набрать
код и упал около своего подъезда. С ним случился инсульт. Через два дня его не
стало.
Для нее это был страшный удар. Из нее
словно стержень вынули. Они были очень дружны, и характеры у них были во многом
похожи. Анастасия Ивановна называла сына Андреюшкой, а он ее Асенькой и
непременно на Вы. Она пережила смерть Андрея тяжело, но мужественно, сказав,
что жизнь продолжается, и она напишет свои записки о нем и назовет их «Памятник
сыну». Но уходящие силы не позволили ей довести задуманное до конца. Позже этот сборник был издан.
На сороковой день пришло много народа.
Анастасия Ивановна сидела, опустив голову и сжав руки между коленей, в кресле,
подаренном ее сводной сестрой Лёрой – Валерией Ивановной Цветаевой. «Вот и
случилось то, чего я больше всего боялась», – сказала она.
Спустя три месяца Анастасия Ивановна
тяжело заболела. Она мужественно боролась до конца. Очнувшись, могла спросить:
«Я в своей квартире?» Номер квартиры был 58 – как печально знаменитая
политическая статья. Перед смертью она просила свою внучку Олю: «Смотри на
меня. Ты – единственное, что у меня осталось». Олин старший сын Андрей делал ей искусственное
дыхание. А младший, Гриша, стоял на коленях и молился.
За несколько дней до конца она сказала,
что видит дверь с надписью «Анастасия», но там занято, там Марина и Андрей. А в
день смерти она увидела, что место там освободилось…
…Она умерла 5 сентября 1993 года,
немного не дожив до своего девяносто девятилетия, в воскресенье, что по-гречески звучит
«анастасия», в день Отдания праздника Успенья Пресвятой Богородицы. Похоронили
ее в день праздника Сретения иконы Владимирской Божией матери, а сороковой день
со дня смерти ее пришелся на день Покрова. Еще одно знаковое совпадение – по
радио в тот день как раз шла передача о семье Цветаевых. Когда передача
закончилась, Анастасии Ивановны не стало. Последними ее словами, обращенными к
внучке, были: «Оля, зачем…»… Дальше Оля не расслышала…
(С)
Елена Ерофеева-Литвинская. Из книги "Сценарий для богини. 11
сенсационных историй о любви"
</i>
 
   
  <b> ❖ • ❖ • ❖</b>
