✔✔

ღ♥ღ♥ღ♥ღ

<b>

 Две новеллы Булата Окуджавы

</b>

<b>Гений</b>

<i>

Это было задолго до войны. Я жил у тети в Тбилиси. Мне было двенадцать лет. Как почти все в детстве и отрочестве, я пописывал стихи. Каждое стихотворение казалось мне замечательным. Я всякий раз читал вновь написанное дяде и тете. В поэзии они были не слишком сведущи, чтобы не сказать больше. Дядя работал бухгалтером, тетя была просвещенная домохозяйка. Но они очень меня любили и всякий раз, прослушав новое стихотворение, восторженно восклицали: «Гениально!»

И вот однажды дядя меня спросил:

— А почему у тебя нет ни одной книги твоих стихов? У Пушкина сколько их было… и у Безыменского… А у тебя — ни одной…

Действительно, подумал я, ни одной, но почему? И эта печальная несправедливость так меня взбудоражила, что я отправился в Союз писателей, на улицу Мачабели.

Стояла чудовищная тягучая жара, в Союзе писателей никого не было, и лишь один самый главный секретарь, на моё счастье, оказался в своем кабинете. Он заехал на минутку за какими-то бумагами, и в этот момент вошел я.

— Вы ко мне? — широко улыбаясь, сказал он.

— — О, садитесь, пожалуйста, садитесь, я вас слушаю!..

Я не удивился ни его доброжелательной улыбке, ни его восклицаниям и сказал:

— Вы знаете, дело в том, что я пишу стихи…

===== 2

<i>

— О… — прошептал он.

— Мне хочется… я подумал: а почему бы мне ни издать сборник стихов? Как у Пушкина или Безыменского…

Он как - то странно посмотрел на меня. Теперь, по прошествии стольких лет, я прекрасно понимаю природу этого взгляда и о чем он подумал, но тогда… Он стоял, не шевелясь, и какая-то странная улыбка кривила его лицо. Потом он слегка помотал головой и воскликнул:

— Книгу?! Вашу?!.. О, это замечательно!.. Это было бы прекрасно!

— Потом помолчал, улыбка исчезла, и он сказал с грустью:

— Но, видите ли, у нас трудности с этим… с бумагой… у нас кончилась бумага… её, ну, просто нет… финита…

— А-а-а, — протянул я, не очень - то понимая, — может быть, я посоветуюсь с дядей?

Он проводил меня до дверей.

Дома за обедом я сказал как бы между прочим:

— А я был в Союзе писателей. Они там все очень обрадовались и сказали, что были бы счастливы издать мою книгу, но у них трудности с бумагой…

— А сколько же нужно этой бумаги? — по-деловому спросил дядя. — Килограмма полтора у меня найдётся. Ну, может, два…

На следующий день я побежал в Союз писателей, но там никого не было. И тот, самый главный, секретарь тоже, на его счастье, отсутствовал.

---------

ღ♥ღ♥ღ♥ღ

<b>

Любовь навеки

</b><i>

В ранней молодости я был поразительно влюбчив. И когда смотрел на предмет своей влюбленности, у меня вырастали крылья, и я понимал, что отныне это навсегда. И все это до той поры, пока не возникала другая.

Когда появилась Алиса Бошьян, я вздрогнул и понял, что это навсегда. Ее предшественница тотчас померкла. Алиса Бошьян была прекрасна. Высокая, стройная брюнетка с локонами, покоящимися на плечах, с зелеными глазами, с загадочной улыбкой. Я как брюнет обычно был склонен к блондинкам, но тут все блондинки показались заурядными.

Я жил тогда в Тбилиси у своей тети. Шел сорок пятый год. Тетя меня очень любила и была мне вместо матери. Меня как вчерашнего фронтовика легко приняли в университет и многое прощали. А прощать было что. Филология меня не очень возбуждала, но мысль о том, что я вчерашний фронтовик, что я жив, что мне в связи с этим все дозволено, что очередная пассия не сводит с меня глаз, что вечером мы пойдем с нею в парк Дома офицеров, — мысль об этом очень возбуждала меня.

И вот появилась Алиса Бошьян, и я вздрогнул, и уже через несколько дней решил познакомить ее с моей тетей. Всех предшественниц я тоже приводил к тете, и всем она давала самые возвышенные оценки.

===== 2

<i>

— Вот, — сказал я взволнованно, — знакомьтесь, это Алиса Бошьян.

— Я очень рада, — сказала тетя, — он столько рассказывал о вас, и с таким восхищением, что не терпелось познакомиться… О, вот вы какая!

Мы ужинали втроем. Было очень сердечно. Тбилисский вечер вплывал в окно. Как хорошо, что закончилась война!

Уже было довольно поздно, когда я отправился провожать Алису. Вернулся я не скоро. Вбежал в квартиру, бросился к тете.

— Ну что?! — почти закричал я. — Какова, а? Ты ведь не разочаровалась?

— Ну что ты, — сказала тетя и погладила меня по голове, — она великолепна! Какая фигура! А глаза!.. Да, кстати, может, конечно, мне показалось, но у нее немного кривые ноги… — и тут же поправилась: — Ножки… Да это, в сущности, такой пустяк!

— Конечно, — выдохнул я оторопело.

Спал плохо. Просыпался и думал про ноги Алисы. Подумаешь, думал я, какая мелочь! Утром, проснувшись, снова подумал о том же. Приехал в университет, встретил свою сокурсницу Катю Ломан. У нее были точеные ножки. Оглядел остальных сокурсниц. У всех были великолепные ноги. В конце коридора показалась Алиса. Я отчетливо разглядел, что у нее ноги действительно кривые. Не очень, но кривые.

…Через неделю, встречаясь, мы просто здоровались. Я проходил в аудиторию, усаживался рядом с Катей и, оглядев ее, понимал, что это навеки.

 ✔✔

✦

«В диалоге с жизнью важен не ее вопрос, а наш ответ.»

<b>

Марина Цветаева

✔✔Олег Басилашвили

 ```•"._)~``   -漫~*'¨¯¨'*·舞~ ~舞*'¨¯¨'*·~

<i> 

«Это был японский университет, в котором учатся люди от 8 до 20 лет, из них готовят элиту японской власти, крупнейших бизнесменов, политических деятелей. В тот вечер полуторатысячный зал был наполнен, стояла идеальная тишина. Мы играли «Дядю Ваню». Японцы не очень понимали, что происходит на сцене, у них совершенно другое восприятие театра, ведь они привыкли к Кабуки, к Но.

После спектакля нам устроили небольшой ужин, на котором я разговорился с ректором университета. Я спросил, зачем они потратили большие деньги на перевозку декораций, артистов, на транспорт, установку, гонорары, если студенты все равно ничего не поняли из того, что увидели. Он сказал: «Да, я знаю это, но у меня есть ощущение надежды, что один или два человека, которые посмотрели спектакль, потом, когда вырастут лет до 25-30, вспомнят ту хрустальную ноту нравственного одиночества, которая витала на вашей сцене. И Япония тогда станет богаче». Я был совершенно потрясен этим ответом».

<b>

© Олег Басилашвили

✔✔Паганини

 ░░░░♫░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░♫░░░░

┼┼░░░░♫░░░░♫░░░░░░♫░░░░♫░░░░░

┼┼┼┼┼┼░░░░░░░░░♫░░░░░░░░

<i>

„Нужно сильно чувствовать, чтобы заставить чувствовать других.“

„Талант не любят, а гения ненавидят.“

„Способным завидуют, талантливым вредят, гениальным — мстят.“

„Великих не страшусь, униженных не презираю.“

„Я жив поистине только чудом…“

<b>

—  Никколо Паганини 

</b>

▂▂▂▂▂▂

Личность Никколо Паганини всегда приковывала внимание публики, одни видели в нем настоящего гения, другие же мошенника, отказываясь верить в такой необычайный талант. Даже сегодня никто не может отрицать тот факт, что он был настоящим Маэстро и хоть виртуозный скрипач ушёл в вечность, но его произведения, а также воспоминания о его феноменальном таланте остались. Вся жизнь великого музыканта окутана тайнами и недомолвками, сопровождавшими его повсюду.

Никколо Паганини (итал. Niccolò Paganini) родился 27 октября 1782 года в Генуе, в семье мелкого торговца, любителя музыки, 238 лет назад.

 ✔✔

┏◢◣┓

◢┛┗◣

◥┓┏◤

┗◥◤┛ &emsp;  <b> <u> 27 октября - ЭТОТ ДЕНЬ В ИСТОРИИ</u></b>

   ┌─╨─┐♫♪♫

╡Ò_ó╞

└╥─╥┘  &emsp;  27 октября 1927 г. 93 года назад 

<b>

В Москве открылся Центральный театр рабочей молодежи (ТРАМ), сегодня – «Ленком»

</b>

В 1927 году в Москве, в здании бывшего Купеческого клуба был создан Театр Рабочей Молодежи (ТРАМ), сегодня – Московский государственный театр имени Ленинского Комсомола, или «Ленком». Четыре года новый театр существовал на полупрофессиональных началах. В 1931 году коллектив получил статус профессионального театра. В 1932 году в ТРАМ была приглашена группа мастеров МХАТ – И.Судаков, В.Станицын, Н.Баталов, Н.Хмелев. В 1938 году театру было присвоено имя Ленинского комсомола.

 

В 1963 году главным режиссером стал Анатолий Эфрос, поставивший спектакли «В день свадьбы» В.Розова, «Сто четыре страницы про любовь» и «Снимается кино» Э.Радзинского, «Мой бедный Марат» А.Арбузова, «Чайка» А.Чехова и «Мольер» М.Булгакова.

 

Новый этап в жизни коллектива начался в 1973 году, когда художественным руководителем театра стал Марк Захаров.

 ✔✔Шопен

♪ ♫ ♬▁▂▃▄ |̲̅̅●̲̅̅|̲̅̅=̲̅̅|̅●̲̅̅| ▄▃▂▁♬ ♫ ♪

<i> 

Одевался Шопен всегда исключительно элегантно, придавая внешнему виду даже излишнее значение.

«Он одевался очень аккуратно, – пишет о нем Mathias. – Обычно на нем был темно-синий фрак, под ним белый жилет с золотыми пуговицами по последней моде; брюки жемчужного цвета с пряжками. Длинная шея обернута платком (галстуком), скрепленным зажимом с бриллиантом (этот предмет потом перешел по наследству от сестры Шопена Антонию Енджеевичу). Белоснежные рубашки из тончайшего батиста шили лучшие парижские белошвейки. Столь же безукоризненной белизны были всегда и перчатки.

Впрочем, всё, что он носил – будь то жемчужные запонки на манжетах или маленькие дамские часы, – отличалось изысканным изяществом.

Не менее щепетильно относился он и к обуви. Один-единственный мастер во всем Париже мог ему угодить. Меньше повезло лучшим портным Парижа: он беспрестанно на них жаловался, дескать, шьют все плохо и ни один заказ не сидит по фигуре так, как бы ему хотелось.

Перед каждым концертом, рассказывает Tarnowski, заказывалось сразу несколько фраков у разных портных. Получив их, он примерял один за другим – но ни один, по его мнению, не сидел на нем хорошо. Случалось, в последний момент, когда ему уже надо было выходить на публику, он в отчаянии заставлял своего друга и ученика Гутманна снимать фрак и облачался в него, хотя это фрак был раза в два шире и гораздо длиннее, чем ему требовалось.

===== 2

<i>

(Из письма Фонтане, написанного 03.10.1839 перед приездом Шопена из Ноана в Париж:

«…я забыл попросить Тебя заказать мне шляпу у моего Дюпона на Твоей улице. У него есть моя мерка, и он знает, какие легкие мне нужны. Пусть сделает по фасону нынешнего года, непритязательную, потому что я уже не знаю, что вы теперь носите. Кроме того, загляни мимоходом к Дотремону, скажи, чтобы срочно сшил мне серые штаны. Сам выбери темно-серый цвет – штаны зимние, что-нибудь приличное, без полосок, гладкое и эластичное. (….). И еще скромный черный бархатный жилетик с каким-нибудь мелким некричащим рисунком, что-нибудь очень скромно-элегантное»).

Перед своими учениками, приходившими с утра к нему домой, Шопен никогда не представал в неопрятном виде. Напротив, даже самые ранние ученики всегда находили его аккуратно одетого, выбритого, с уложенными волосами.

Ведь первым утренним посетителем Шопена, еще до завтрака, всегда был парикмахер!

Шопен знал толк не только в мужской, но и в дамской моде. Одного взгляда на платье ему было достаточно, чтобы определить, в каком магазине оно куплено или у кого сшито.

Квартира Шопена со временем превратилась в настоящий музей мебели, ковров, картин, безделушек. Она больше походила на будуар богатой парижанки или даже дорогой куртизанки, чем на обиталище артиста, с той только разницей, что все предметы были подобраны с отменным вкусом. Всюду были ковры и портьеры; даже на роялях лежали искусно вышитые атласные покрывала. По стенам висели зеркала в больших резных золоченых рамах, красиво обрамленные гравюры (включая портрет Коперника); на консолях и этажерках вдоль стен стояли памятные мелочи, начиная роскошными дарами короля Луи-Филиппа и семьи Ротшильдов и кончая скромными, но такими дорогими для Шопена подарочками от родителей и сестер. (На каждое Рождество, да и при любой оказии Шопен тоже отправлял родным посылки в Варшаву).

===== 3

<i>

Кое-что из этого было недоступно взглядам гостей; и уж тем более он не любил, когда кто-нибудь брал эти вещи в руки.

Даже прозаичный ящик для обуви был изготовлен из редкой породы дерева и богато инкрустирован позолоченной бронзой и жемчужинками - это был шедевр столярного искусства. (Ящик, как и многие другие предметы, оставшиеся после Шопена, и уцелевшие в пожаре дворца Замойских в 1863 году, оказались у Антония Енджеевича, племянника композитора).

Шопен был обладателем и вещей поистине исторической ценности. Так, у него стояло великолепное кресло короля Владислава IV (XVII век).

Как только он видел что-нибудь стоящее – он тут же покупал это, не считаясь с ценой, будь то предмет мебели, фарфор, картина, бронзовая статуэтка или книга в редком дорогом переплете. Но одних только подарков у него было примерно на сумму сто тысяч франков. На дарах короля Луи-Филиппа всегда стояла надпись: «Philippe, roi de France, à Frédéric Chopin».

Енджеевич пишет: «Я помню чашку, блюдце и длинную ложку – подарок короля. Чашка исключительно тонкой работы была украшена тремя барельефами - портретами самого Луи-Филиппа, его жены и дочери. Знаток таких редкостей Neugebauer оценивал этот гарнитур в несколько тысяч франков».

Публикация Наталья Зимянина

✔✔

 ° 。 ° ˛˚˛ * _Π_____*。*˚

˚ ˛ •˛•˚ */______/~＼。˚ ˚

˚ ˛ •˛• ˚ ｜田田｜門ღღ&emsp;  &emsp; <b>Михаил Бару

</b>

<i> "Похолодало. На кухне жарят принесенные днем из лесу подосиновики с молодой картошкой и луком. Грибами пахнет даже собака, крутящаяся у всех под ногами. В комнате на столе стоят закрытые полчаса назад банки с вареньем из черной смородины и черники. Когда они остынут их нужно будет убрать в погреб. Скоро позовут ужинать. Ты пойдешь, наешься жареной картошки с подосиновиками, выпьешь чаю с черничными пенками и вернешься к себе. Станешь смотреть в окно, на оранжевые кисти рябины, на закатное солнце, на малиновые облака, на коров, возвращающихся по проселочной дороге домой, на мальчика, вытирающего тыльной стороной грязной руки такой же грязный сопливый нос, и греть руки о включенный масляный радиатор. Насмотревшись, возьмешь толстый том Тургенева или Чехова, откроешь его, закроешь, отложишь в сторону и станешь думать о том, как бы все это описать — и запах подосиновиков, и пенки от варенья, и закатное солнце, и рябину, и корову, и мальчика… но не так, чтобы получился обычный натюрморт, пахнущий грибами и жареной картошкой, а так — чтобы целый ряд мыслей безнадежных, но грустно-приятных, чтобы вдруг нашло беспричинное чувство радости и обновления, чтобы дрогнула дорога, чтобы вскрикнул сопливый мальчик, чтобы видно было, как что-то пылит и сверлит воздух вдали, чтобы чудным звоном заливался… Посидишь над ноутбуком, посидишь, пошевелишь пальцами над клавиатурой, равнодушно поглядишь на потолок и… достанешь из буфета бутылку рябиновой настойки, выпьешь рюмку и пойдешь спать, на ходу ругая себя за то, что переел грибов до невыносимой тяжести в желудке, а вместо искр по всему телу у тебя страшная изжога".

Михаил Бару и его новая книга "Вопросы буквоедения"

  ✔✔Бах

┈┏━┓┈┈┈┈┈┏╯┈┈┈┈┏╯┈

┈┣━┫┈┈┈┈┈┣╯┈┈┈┈┣╯┈

╭┫╭┫┈┈┃┈╭┫┈┈┃┈╭┫┈┈

╰╯╰╯┈╭┫┈╰╯┈╭┫┈╰╯┈┈

┈┈┈┈┈╰╯┈┈┈┈╰╯┈┈┈┈┈

<i><b> 
 Сын Иоганна Себастиана Баха, Карл Филипп Эмануэль, рассказывал об отце:

</b> 

«Отец начинал работать над чем-нибудь новым, если не было службы в соборе, только после чашки крепкого кофе, для приготовления которого он собственноручно, не доверяя никому, размалывал ровно пятьдесят зёрен. Взбодрившись кофе, он выкуривал две трубки подряд.

Что случалось потом, надо было слышать, но не надо было видеть. Он редко проигрывал вышедшие из-под пера куски, от которых мы приходили в трепетный восторг. Проиграв, оставался недовольным, на него накатывались бешенство либо меланхолия. Его нельзя было трогать. С одежды его буквально сыпались искры, отчётливо видные при ярком свете. Мне он, когда приступы заканчивались, несколько раз открывался, что совсем не помнил себя, что путал день с ночью, потому и зажигал свечу, что пером его по бумаге водил не он сам, а человек, стоящий сзади.

Это, впрочем, не человек. Это Свет. Такой же Свет окутывал отца, когда он импровизировал на клавесине или органе. От отца мне известно, что когда король Фридрих Великий купил у славного мастера Зильбермана пятнадцать клавесинов, и, проведя по анфиладам дворца, попросил импровизировать на каждом, то был потрясён не только игрой, но светом, исходящим от мастера.

Нам отец сказал, что во дворце, когда касался клавиш очередного клавикорда, ему становилось невыносимо светло, жарко, чудилось, что роскошь залов разлетается на куски. Вернувшись домой, он записал по памяти наигранную королю фантазию и передал в дар, с посвящением. Отец скончался от мозгового удара. В последние дни были у него странности, не присущие нашему крепкому роду».

By Андрей Сергиевский.

 ✔✔Жанна Кальмон.

[̲̅Ф̲̅][̲̅и̲̅][̲̅г̲̅][̲̅а̲̅][̲̅с̲̅][̲̅е̲̅] 

] [̲̲̅̅Ф̲̲̅̅и̲̲̅̅г̲̲̅̅а̲̲̅̅с̲̲̅̅е̲̲̅̅]  [̲̅В̲̅][̲̅ы̲̅][̲̅н̲̅][̲̅о̲̅][̲̅с̲̅] [̲̅м̲̅][̲̅о̲̅][̲̅з̲̅][̲̅г̲̅][̲̅а̲̅] 

<b> 

История жизни: Жанна Кальмон.

</b> <i> 

Жанна Кальмон установила мировой рекорд продолжительности жизни — 122 года и 164 дня. Видимо судьбе просто нравилось, как живет мадам Кальмон.

Жанна — француженка, она родилась в Орли. Когда построили Эйфелеву башню, ей было 14 лет. В это время она встречалась с Ван Гогом, «Он был грязен, плохо одет и хмур» заявила она о художнике в 1988 году в честь его столетия в одном интервью. В 85 лет она занималась фехтованием, а в 100 ездила на велосипеде. Жанна Кальмон в 114 лет снялась в кино, в 115 перенесла операцию на бедре, а в 117 — бросила курить. И не потому, что плохо себя чувствовала. Просто ей, почти потерявшей зрение, было неприятно каждый раз просить прикурить.

В свои 90 лет Жанна, у которой не осталось наследников, заключила договор с 47-летним юристом Раффри: он должен был унаследовать дом cтaрушки за то, что будет каждый месяц до ее смерти выплачивать ей ренту. Стоимость дома примерно равнялась сумме, которую он выплатил бы за 10 лет. Однако судьба не сдержала улыбки. Раффри не только платил Жанне в течение 30 лет, но и умер раньше нее, в свои 77, а выплаты по закону продолжила его вдова.

Изречения мадам Кальмон:

«Бог обо мне позабыл!»

«У меня всего одна морщина, и я на ней сижу».

«Я влюблена в вино».

«Я была немолода уже сто лет назад».

Когда Жанну на 120-м дне рождения спросили, каким, по ее мнению, окажется будущее, мадам дала гениальный ответ: «Очень коротким».

✔✔Александр Пятигорский

♨ ♨

<i>

 «Я коллекционер, собирающий интересных людей. Не умных, не талантливых, не успешных, но — интересных. Главный признак интересного человека: он ведет себя и думает как никто другой. Он ненавидит быть вместе. Сегодня люди вокруг — коммунисты, завтра — фашисты, послезавтра — благонамеренные либералы. Но интересный человек — это метафизический индивидуалист, и он бывает с другими только для того, чтобы манифестировать себя самого.»

<b> 

Александр Пятигорский

✔✔

¸¸♬·¯·♩¸¸♪·¯·♫¸¸

<b> 

Владимир Высоцкий

 </b><i>

Красивых любят чаще и прилежней,

Весёлых любят меньше, но быстрей,

И молчаливых любят, только реже,

Зато уж если любят, то сильней.

Не кричи нежных слов, не кричи,

До поры подержи их в неволе.

Пусть кричат пароходы в ночи,

Ну а ты — промолчи, помолчи,

Поспешишь — и ищи ветра в поле.

Она читает грустные романы.

Ну, пусть сравнит, и ты доверься ей.

Ведь появились чёрные тюльпаны,

Чтобы казались белые белей.

Не кричи нежных слов, не кричи,

До поры подержи их в неволе.

Пусть поэты кричат и грачи,

Ну а ты — помолчи, промолчи,

Поспешишь — и ищи ветра в поле.

Слова бегут, им тесно — ну и что же!

Ты никогда не бойся опоздать.

Их много — слов, но всё же, если можешь,

Скажи, когда не можешь не сказать.

Но не кричи этих слов, не кричи,

До поры подержи их в неволе.

Пусть кричат пароходы в ночи.

Замолчи, промолчи, помолчи,

Поспешишь — и ищи ветра в поле.