° 。 ° ˛˚˛ * _Π_____*。*˚
˚ ˛ •˛•˚ */______/~＼。˚ ˚
˚ ˛ •˛• ˚ ｜ 田田 ｜門 ღ ღ     <b>Михаил Бару</b>
 
<i>
Воспитывался я до четырех лет у няньки, Марии Сергеевны. В детские ясли
или сад тогда, как и сейчас, попасть было сложно - надо было долго стоять в
очереди, потом, уже попав в сад и быстро выпав из него по причине болезни,
долго сидеть на больничных, пока не научишься кашлять и сопли на кулачок
наматывать. Родителям моим всегда было некогда – им надо было пропадать на
работе. Мама круглые сутки ловила и перевоспитывала малолетних преступников, а
папа крепил обороноспособность родины в одном из почтовых ящиков, да еще и
преподавал в техникуме. Вот и отдали меня бабе Марусе и деду Ване, когда я еще
и не курил, не выпивал, не использовал ненормативную лексику, и вообще имел
крайне скудный словарный запас. И было мне у них щастье. Жизнь била ключом.
После непременной каши на завтрак мы обычно втроем садились играть в подкидного
или в домино. Карт в руки мне не давали по малолетству, но я, как мог, болел за
игроков, старательно повторяя за ними: «дурак ты Ванька – надо было с треф
зайти» или «эх, Маруська, ну есть вы, курские, против серпуховских…».
На этих
словах обычно случался полный «Ванькин» проигрыш и он должен был лезть под стол
кукарекать. С этим было строго. Дед кряхтел, злился, жаловался на судьбу
ветерана отечественной войны и … переводил стрелки на меня. «Марусь, а Марусь,
пусть Минька слазит, ему и нагибаться ни к чему».
Бабушка этих подмен не
одобряла. «Мне зачем ребенка доверили? Чтоб он под столом за тебя, олуха царя
небесного, кукарекал?» А я, тем временем, уже с удовольствием лез, вернее, шел
пешком и кукарекал и даже мяукал сверх программы, пока меня не вытаскивали
из-под стола чуть не за ухо.
//////////////////////////////////////////////////////2
<i>
Не будем, однако, отклоняться от основной темы.
Да, а тему-то я и не обозначил! А тема будет такая – моя первая рюмка водки.
Дедушка Ваня, как я уже сказал, был ветеран. Воевал он недолго – в первом же
бою, а так случилось, что первый бой его пришелся на танковую атаку немцев на
Курской Дуге, оторвало ему полноги. Вот так она и закончилась, его война.
На
праздники Победы исправно получал Иван Максимыч продовольственные заказы и
приглашения выступить в школе. Ну, и медали юбилейные, когда случались юбилеи.
Отмечали этот праздник, как водится, за накрытым столом. Само собой, и меня за
стол сажали. Мама, по причине работы в милиции, вечно находилась, выражаясь
милицейским языком, «в праздничном усилении», а папа, пока мама не вернулась,
отпускал меня праздновать, тем более что за мной, по такому случаю, приходил и
дедушка Ваня, и бабушка Маруся и их дочка Лариска, работавшая с папой на одном
заводе. Так что я умудрялся праздновать два раза на дню. Ну, а стол уж ломился
от закуски. Закуской называли любые блюда, если в центре стола стояла бутылка
«белого», как тогда называли водку. Первый тост был за Победу. Всем наливали по
граненому «лафитничку», а мне сладкого чаю в такой же. И мы чокались. Дедушка
Ваня чокался осторожно, поскольку его стопка была налита до краев, Лариска с
бабушкой «вежливо», а я - бесшабашно, поскольку любил звон «бокалов содвинутых
разом», да и чай свой пролить не боялся. Потом все аккуратно занюхивали водку
(а кто и чай) черным хлебом и налегали на квашеную капусту, соленые грибы и
хамсу в кольцах репчатого лука.
////////////////////////////////////////3
<i>
Через тот самый временной промежуток, который,
как известно, должен быть небольшим, наливали по второй и поминали тех, кто не
вернулся. Нянька моя тихо перечисляла всех своих не переживших ту войну, в том
числе и моего дедушку Мишу, маминого отца, погибшего в сорок первом, под
Черниговом.
Мне налили чаю … и вдруг Лариска брякнула:
- Ма, ну что мы Миньке все чай-то наливаем как неродному! У
людей праздник, а у ребенка хрен пойми!
- Разбежалась, как же, - отвечала баба Маруся. - Малому
четыре года, а ты его спаивать удумала? Перед родителями ты будешь ответ
держать, свиристель?!
- Мать, ну ведь праздник же какой, - сказал дедушка Ваня. -
Не октябрьская. И деда его поминаем. Хоть капни ему в чай-то.
- Ну, вы точно - оба малахольные, - начинала сердиться
нянька. Вы мне здесь душу мотать, в честь праздничка, собрались? Я вас
спрашиваю?
И в этот критический момент я скривил губы и пустил слезу.
Крупную-прекрупную. Как настоящий крокодил бесстыдного мужского пола. И
отодвинул свой стакан с чаем. А точнее сказать, придвинул к бутылке. Баба
Маруся охнула, раскрыла рот, … потом закрыла, слабо махнула рукой и почти
прошептала:
- Да вы, как я погляжу, сговорились? Ну, черти окаянные, ну
… накапай ему отец. Дай я ему еще сахарку подсыплю, чтоб не так горько было.
Супиком заест, проспится, а там и родителям отдадим.
///////////////////////////////////////////4
<i>
Как же я тщательно занюхивал! И носом, и судорожно открытым
ртом, и, кажется, даже ушами. Суп я доесть не смог, хотя, поначалу, вовсю
размахивал ложкой. Как-то сразу потеплело, расплылось и закружилось. Упасть
лицом в тарелку и насупить брови мне не дали – вывели из-за стола, умыли и
уложили спать. Я проспал и чай с плюшками, и праздничную игру в подкидного, и
обычную перебранку по поводу очередного проигрыша дедушки Вани. Как к подъезду
подъехала мама с праздничного дежурства на лихом милицейском воронке я тоже не
слышал. Мама позвонила и ей открыла нянька. После взаимных поздравлений с
праздником, мама спросила:
- Где Мишка? Почему не встречает? Небось, от подкидного
оторваться не может?
- Спит он, Михална. Умаялся. Дай дитю протр… выспаться. Я
приведу его.
- Да ладно, сказала мама, ничего страшного, сейчас разбудим.
Ее провели в комнату, где я спал на сундуке, в котором
хранилось ларискино приданое на случай возможного замужества.
- Ну, Миш, Миш, вставай, пора домой идти, - будила меня
мама.
Я мычал, отпихивал мать руками и отворачивался к стенке.
Мама начинала терять терпение.
///////////////////////////////////////////5
<i>
Тут на сцену выступил дедушка Ваня.
- Ты это, Михалн, не серчай, мы люди простые, ну и праздник
опять же. Такой, значит праздник. Ну, сама понимаешь… выпимши он. Дай мужику
проспаться. Вот. А как он, значит, очувствуется – так мы его сразу тебе…
Домой меня привели, когда уже начало темнеть. С большим
пакетом пирогов с капустой, плюшек и банкой соленых помидоров. Больше я не пил
аж до шестого класса, пока не пошел на день рождения к своему однокласснику,
где его мать здорово напоила нас домашним вином из черной смородины. Помню, что
мой, совершенно не выпивавший, отец тогда сказал, обращаясь к маме:
- Нет, ну ты посмотри, куда он катится?! Сначала праздник
Победы (ты не забыла!), теперь день рождения одноклассника, скоро и без повода
начнет закладывать за галстук!
Я представил себе, как буду закладывать за свой
единственный, пионерский галстук и… промолчал.
