<i><b>
░ День памяти АНДРЕЯ СИНЯВСКОГО
</i></b>
<i>
Александр Генис
Правда дурака
Андрей Донатович был прямой антитезой Абраму Терцу. Тот —
черноусый, молодцеватый, вороватый, с ножом, который, как с удовольствием
отмечал его автор, на блатном языке называют «пером». Синявский же — маленький,
сутулый, с огромной седой бородой. Он не смеялся, а хихикал, не говорил, а
приговаривал. Глаза его смотрели в разные стороны, отчего казалось, что он
видит что-то недоступное собеседнику. Вокруг него вечно вился табачный дымок, и
на стуле он сидел, как на пеньке. Я такое видел только ребенком в кукольном
театре. С годами Синявский все больше походил на персонажа русской
мифологии—лешего, домового, банника. Это сходство он в себе культивировал, и
нравилось оно ему чрезвычайно. «Ивана-дурака», одну из своих последних книг, он
надписал: «с лешачим приветом».
Поразительно, что человек, которого уважали следователи и
любили заключенные, мог возбуждать такую вражду. Между тем Синявский—
единственный в истории отечественного инакомыслия—умудрился трижды вызвать бурю
негодования.
Первой на него
обиделась советская власть, решившая, что он ее свергает. На самом деле
Синявский был тайным адептом революции, хранившим верность тем ее идеалам, о
которых все остальные забыли.
Второй раз
Синявского невзлюбила эмиграция, вменявшая ему в вину «низкопоклонство перед
Западом». И опять — мимо. Синявский, за исключением, может быть, одного
Высоцкого, которого он же и открыл, был самым русским автором нашей
словесности.
Третий раз
Синявский попал в опалу как русофоб. Характерно, что Пушкина от Абрама Терца
защищали люди, которым так и не удалось написать ни одного грамотного
предложения.
Остроумно
защищаясь, Синявский с достоинством нес свой крест. Бахчанян, с которым Андрей
Донатович был на «ты», изобразил эту борьбу в виде поединка фехтовальщика с
носорогом.
С этим
зверем связана наша последняя встреча. Мы гуляли по нью-йоркскому Музею
естественной истории, и Андрей Донатович вспоминал, что в детстве у него была
одна мечта —жить в чучеле носорога.
● Полностью
читать http://ec-dejavu.ru/s-2/Sinyavsky.html
</i>
₰
<i>
Андрей Донатович
Синявский — несомненный русский европеец
хотя бы потому, что почти тридцать лет прожил во Франции. К тому же он стал
всемирно известен после своего процесса и осуждения советскими властями за
тайную публикацию на Западе сочинений Абрама Терца — его литературный
псевдоним, а лучше сказать, подпольная кличка. При этом все знавшие Синявского,
хотя бы только раз видевшие его поражались тому, какой он, так сказать,
древнерусский, с его дремучей бородой. Но внешность дело десятое, мало ли кто
сегодня ни носит бороды. Синявский был русским прежде всего по его культурным
интересам и всему духовному складу. Это и делало его подлинным европейцем.
Постараюсь объясниться.
Мы узнали что-то о
сочинениях Абрама Терца только после ареста Синявского и Даниеля и нескольких
статей в советской печати со всякого рода разоблачениями. Трудно было составить
сколь-нибудь адекватное представление о писателях по этим статьям. Но одна
цитата из Абрама Терца, приведенная как свидетельство чудовищного цинизма этого
антисоветчика, помню, мне понравилась. Кто-то у него, говоря о нехватке продовольствия
в СССР, предлагает использовать закон повторяемости филогенеза и онтогенеза:
человеческий зародыш проходит стадии общей эволюции животного мира, например,
на каком-то этапе представляет рыбу. Персонаж Терца предлагал построить
абортарии промышленного масштаба и решить таким способом продовольственный
вопрос. Это, конечно, реминисценция из Свифта, предлагавшего искоренить голод в
Ирландии, пуская в пищу приплод бедняков. Но советскую власть интересовала не
литература, а законопослушание граждан: за недозволенные публикации за границей
Синявский получил семь лет.
Борис Парамонов
</i>
Скованные одной цепью. Синявский и Даниэль
http://rutv.ru/brand/show/episode/120198
<i>