✏
✑ ✒ ✏
✑ ✒ ✏
✑ ✒ ✏
✑ ✒ ✏
✑ ✒ ✏
✑ ✒ ✏
✑
❐
ИЗ ОБРЫВКОВ СТАРЫХ ЖУРНАЛОВ…Ъ
✏
✑ ✒ ✏
✑ ✒ ✏
✑ ✒ ✏
✑ ✒ ✏
✑ ✒ ✏
✑ ✒ ✏
✑
<b> ㋛ Актёрские байки
Виктор
Шендерович
«Изюм из
булки»
</b>
<b>
«Почтальоны»
</b>
☻
<i>
Несоответствие
человека собственному (божьему) дару давно стало притчей во языцех, — но, в
сущности, какая нам разница, хороший ли человек почтальон, доставивший нам
ценное заказное письмо? Главное: от кого оно и в каком виде доставлено, правда?
К этому тезису
есть довольно яркие иллюстрации. Тонкий, весь в полутонах и рефлексиях писатель
при близком знакомстве оказывается чудовищным быдлом. Как же так, позвольте, но
ведь это же он написал?..
Он. Но — как
бы это сказать? — не вполне сам.
Просто он
хороший почтальон.
Или великий
почтальон — как Гоголь, к которому за пределами этого почтового ведомства, судя
по многочисленным свидетельствам, лучше было близко не подходить.
Антон
Павлович Чехов, поднимавший белый флаг над мелиховским домом, чтобы окрестные
крестьяне знали: приехал доктор, и можно получить бесплатную помощь, — не
норма, а какое-то прекрасное этическое отклонение.
Но не будем
о грустном. Лучше я расскажу о пианисте Николае Петрове.
Однажды я
имел честь выступать с ним в одном благотворительном концерте — и даже
оказаться в одной гримерной. Мы коротали время до выхода на сцену (каждый
своего, разумеется) и травили анекдоты. По счастью, дам в гримерной не
оказалось, и анекдоты пошли самые демократические, без купюр. Грузный Николай
Арнольдович трясся от смеха. Вместе с ним и его смехом тряслись стены
гримерной. Когда анекдоты рассказывал он сам, слово «жопа» было одним из самых
приличных. Земной Петров двумя ногами стоял на земле и весь состоял из мяса,
как Фальстаф.
В какой-то
момент, прислушавшись к динамику, он начал одевать свой безразмерный фрак —
скоро было на сцену. И вдруг выбыл из числа присутствовавших в гримерной! Я не
сразу заметил это и еще по инерции адресовался к нему, но как будто
звуконепроницаемый стеклянный колпак накрыл Николая Арнольдовича. За номер до
своего он покинул помещение, и я поспешил за ним, заинтригованный.
Петров стоял
за кулисами, серьезный и немного торжественный: он ждал выхода. Подойти к нему
с разговорами было немыслимо. Попытка рассказать анекдот могла стоить жизни.
Мысль о том, что этот строгий, отрешенный от мирского господин во фраке умеет
смачно употреблять слово «жопа», не приживалась в сознании.
Потом его
объявили. Петров вышел на сцену, коротко поклонился, сел за рояль и поднял
глаза. При первых же звуках двадцать четвертой сонаты Моцарта глаза эти начали
наполняться слезами, а лицо приобрело безмятежное детское выражение. Нежная
полуулыбка бродила по губам. Он смотрел в сторону тех кулис, где стоял я, но не
видел ни меня, ни кого бы то ни было еще. Что видели эти глаза, не знаю, но
что-то такое видели…
Взгляд на
клавиатуру он не опустил, кажется, ни разу. Ноты появлялись и исчезали — сами.
Последняя
нота не сразу вернула Николая Арнольдовича на землю. Он еще немного посидел,
приходя в себя, потом встал и поклонился. Улыбка, которая сияла на его лице в
этот момент, уже не была лунатической — это была улыбка человека, хорошо
сделавшего свое дело и принимающего благодарность от понимающих сограждан.
Провожаемый
овацией, Петров пошел за кулисы, занавес закрылся, и на сцене началась
перестановка, а я опрометью бросился через закулисье, чтобы поскорее сказать
Николаю Арнольдовичу, как это было хорошо (а то он не знал).
Но я
опоздал. Петров уже разговаривал со скрипачкой из «Вивальди-оркестра», легко
приобняв ее за талию. Наследственный его бас заполнял закулисье, скрипачка
смеялась… В то, что этот грузный рогочущий человек только что, почти не приходя
в сознание от счастья, исполнил двадцать четвертую сонату Моцарта, не верилось
ни секунды.
Почтальон
сделал свою работу и оттягивался пивком.
Нечто
подобное, наверное, происходило и с самим Моцартом. Неудивительно, что Сальери,
ничего о «почтальоне» не знавший, постепенно наливался ядом…
</i>
☻
☻ ☻