В апреле 2016-го я приехал с одним чемоданом в пустую квартиру, раскрыл компьютер и написал:
«Когда очень давно меня за всё хорошее выгнала одна жена, с которой, мы, впрочем, нынче дружны и переживаем за внуков, - клянусь, мое московское жилье выглядело куда хуже.
А теперь у меня есть конструктивистская вешалка для шмоток.
Фигурное стуло и китайский телек, что привезла приятельница Лена с другого конца страны!
Есть стол, про который бывший пехотинец Марк Вигман сказал: бросьте глупости, дядя Толя, 100 шекелей за такую вещь – не цена!
У меня полное право снова почувствовать себя пацаном.
Когда заходит библейское солнце, что ненавидел фараон, отпустивший моих предков, - можно проводить его, солнце еврейское, за холмы стаканом красного вина.
Не смотреть по телеку на охотнорядский зверинец, а найти любимый Mezzo с Рахманиновскими концертами.
Вспомнить, каково было Мандельштаму. Без пафоса только. В молчании. И с хрустальными его фонемами на зубах.
Перебрать в памяти друзей, которые остались где-то в России.
Здравствуй, новый дом.
Тебя достаточно, чтобы быть».
Вот так я тогда чувствовал. И наверное, не случайно.
Израиль изменил мою судьбу и поселился в сердце. Пусть сейчас нам трудно, как многим в мире. Но, возможно, в отличие от некоторых стран мира, мы умеем переживать беду не каждый по себе, а, символически говоря, взявшись за руки.
</i> |░░
░░|░░|❤️░░|░░|░░|░░|░░|░░|
<b>Anatoly Golovkov
</b>|░░<i></i> |░░
