~ °l||l°~ <b>
Кунсткамера </b>~ °l||l°~
<b>
    Федор Крюков, донской казак
</b>
<i>Сегодняшние
читатели едва ли знают писателя Федора Крюкова. Ни в Советском
энциклопедическом словаре, ни в Энциклопедическом литературном словаре мы не
найдем даже упоминания о нем. Правда, сейчас это незаслуженно забытое имя
начали вспоминать, но в основном в связи с так называемой проблемой авторства
«Тихого Дона». Как известно, некоторыми исследователями была выдвинута версия о
том, что роман о переломных событиях в судьбе донского казачества был написан
или, во всяком случае, начат именно Ф. Д. Крюковым. При этом М. А. Шолохову
отводится в лучшем случае роль соавтора выдающегося произведения XX века. Не будем сейчас касаться данной
версии, которая имеет и своих сторонников, и своих оппонентов. Однако полемика
вокруг авторства «Тихого Дона» выявила тот несомненный факт, что биография
Шолохова недостаточно изучена и что еще беднее сведения о жизни и творчестве Ф.
Д. Крюкова. Только недавно в нашей печати появились работы зарубежных авторов,
из которых можно узнать некоторые подробности его биографии. (Ермолаев Г.
(США). О книге Р. А. Медведева «Кто написал «Тихий Дон»?» — «Вопросы
литературы», 1989, № 8. Хьетсо Г.,
Густавссон С., Бекман Б., Гил С. «Кто написал «Тихий Дон»?» М., «Книга», 1989.)
Федор Крюков родился в 1870 году в семье атамана станицы
Глазуновская Усть-Медведицкого округа и вырос в типично казацкой атмосфере.
Получил историко-филологическое образование, много путешествовал по Донской
области, изучал ее историю и экономику; в 1906 году был избран в I Государственную думу, где защищал интересы
казачества. С начала 900-х годов Федор Крюков постоянно печатается в журнале
«Русское богатство» (с 1914 года — «Русские записки»), одним из официальных
издателей которого был В. Г. Короленко. Здесь публиковались произведения Г. И.
Успенского, И. А. Бунина, А. И. Куприна, В. В. Вересаева, Д. Н.
Мамина-Сибиряка, К. М. Станюковича и других писателей, известных своими
демократическими взглядами.
Рассказы, повести, очерки Федора Крюкова — «В камере 380»,
«Полчаса», «На речке Лазоревой», «Офицерша», «В глубоком тылу» и другие —
открыли широкому читателю малознакомую жизнь казачьего сословия: его историю,
традиции, быт. В 1907 году Крюков отдельно издал «Казацкие мотивы. Очерки и
рассказы», в 1910-м — «Рассказы». Произведения его далеко выходили за рамки
историко-этнографического исследования, в них чувствовался писатель, болеющий
за судьбы своего народа.
Поздней осенью 1914 года — уже шла первая мировая война —
Крюков покинул Донскую область, чтобы отправиться на турецкий фронт (хотя в
молодости был освобожден от воинской службы по близорукости). После долгого
путешествия он присоединился к 3-му госпиталю Государственной думы в районе
Карса, зимой 1916 года с тем же госпиталем находился в Галиции. Впечатления об
этом периоде своей жизни Крюков отразил во фронтовых заметках «Группа Б»
(«Силуэты»).
Потом писатель жил в Петрограде, был свидетелем февральской
революции.
В 1918—1919 годах Крюков — секретарь Войскового круга
(парламента донских казаков) и одновременно редактор новочеркасской газеты
«Донские ведомости». В эти годы он активно выступал против большевиков. Когда
весной 1919 года станица Вешенская стала центром Верхне-Донского восстания,
Крюков был среди тех, кто призывал повстанцев держаться до конца. А в сентябре
1919 года, когда фронт приблизился к станице Глазуновской, он вступил в ряды
Усть-Медведицкой белоказачьей части; примерно через месяц, вернувшись с фронта
в Новочеркасск, принял участие в заседаниях Войскового круга. До захвата
Новочеркасска большевиками Крюков ушел с отступающими белоказачьими частями. 20
февраля (4 марта по новому стилю) 1920 года Федор Дмитриевич умер от тифа или
плеврита в станице Новокорсуньской (или вблизи нее) на Кубани.
Даже из этих пунктирно изложенных биографических сведений
становится понятной причина замалчивания творчества писателя официальным
советским литературоведением.
Но вернемся немного назад — к сотрудничеству Федора Крюкова в
журнале «Русское богатство». В нескольких номерах за 1913 год в нем были напечатаны
главы «Потеха» и «Служба», входящие в большой очерк Ф. Д. Крюкова «В глубине»
(писатель публиковал его под псевдонимом И. Гордеев). Кроме этих глав, которые
мы предлагаем вниманию читателей, в очерк входят еще четыре: «Обманутые
чаяния», «Бунт», «Новое», «Интеллигенция». В целом это произведение рисует
широкую панораму жизни донского казачества; писатель остронаблюдательный,
Крюков подмечает специфические черты казачьего нрава, детали быта, особенности
красочного говора своих героев, отношение к воинской службе, курьёзные и
грустные явления их жизни.
Сегодня творчество Федора Дмитриевича Крюкова привлекает все
большее внимание. И прежде всего им интересуются потомки его героев. Недавно
созданное в Москве Казачье землячество планирует провести Крюковские чтения,
ускорить издание всех его произведений, в том числе и неопубликованных, чтобы
вернуть имя самобытного донского писателя Федора Крюкова русской литературе.
http://www.vokrugsveta.ru/vs/article/2420/
</i>
<b>Федор Крюков
(А. Березинцев – один из псевдонимов Ф.Д.Крюкова)
ГУЛЕБЩИКИ
(Очерк из быта стародавнего казачества)
</b>
I.
Старуха Панкратьевна в темным кубелеке и красном платочке
стояла под сараем у арбы с сеном и будила своего храпевшего во всю мочь сына,
расталкивая его за плечо.
– Филюшка! буде спать-то!.. ночь на дворе!
Но Филюшка, уткнувшись головой в шубу, свернутую шерстью
вверх, продолжал невозмутимо храпеть.
– Захвораешь, мой сердешный! встань, поди, разгуляйся!..
– Ммм...а? – промычал Филюшка, с трудом и удивлением раскрывая
один глаз.
– Поди, говорю, на улицу, разгуляйся!.. Вон девки песни
играют...
Филюшка поднялся и сел на арбе, протирая глаза.
– А мнe што?! На кой черт мне девки?.. – прохрипел он.
– Тьфу! зачем черное слово говоришь!..
Филюшка на это лишь помычал и продолжал протирать глаза
кулаками. Панкратьевна стояла и терпеливо ждала, пока он придет в надлежащее
чувство. Филюшка кончил протирать глаз и принялся ожесточенно скрести обеими
руками густую и спутанную шевелюру на голове. Только уже после этого он тяжело
спрыгнул с арбы и сказал, глядя в сторону:
– Мамушка!
– Чаво, мой соколик?..
– Дай мне три алтына – погулять хочу с казаками. Панкратьевна
помолчала с минуту, находясь в колебании,
дать или нет Филюшке требуемую сумму: она была скуповата.
– Ну-к што ж, возьми... – согласилась она, решивши, что для
праздника можно и побаловать сынка.
Филипп, вполне довольный, посвистывая, пошел в курень.
***
Солнце уже низко спустилось; летний жаркий день сменялся
теплым и тихим вечером. Тень от куреня протянулась через весь передний двор,
перешагнула на сенник и затерялась в высокой и густой конопле, зеленым лесом
смотревшей из-за старого плетня. На улице, с майдана, неслись звуки песни, шум
и смех. Был второй день Троицы. Вся станица гуляла, пела и веселилась.
Филипп нарядился в черные плисовые штаны с золотым узким
позументом по швам, в желтые сапоги с высокими, тонкими каблуками и с «рыпом»,
надел в один рукав красного сукна – кармазинного – кафтан, высокую черную шапку
с ярко-алым верхом и вышел на улицу. Заботливая мамушка примазала коровьим
маслом длинные, курчавые, торчавшие в разные стороны, волосы на голове Филюшки,
мазнула его тою же намасленной рукой по лицу, отчего оно стало блестеть и
лосниться.
Филипп был немного повыше среднего роста, широкоплеч, коренаст
и обладал богатырской силой. Руки у него были широкие, толстые и черные; когда
он сжимал кулаки, то сам приходил в смущение от непомерной величины их. Лицо у
Филиппа было очень некрасивое: смуглое, мазаное и рябое; нижняя губа была
толстая и большая, нос тоже толстый и огромный. Неровная, редкая и некрасивая
борода росла у него тремя черными кустиками. Не смотря на свою силу, не смотря
на успешное ведение хозяйства, ловкость в стрельбе и удачу в походах и на охоте
– главные качества, за которые казак в старину приобретал уважение и в станице
и во всем войске, – Филипп чувствовал себя несчастным и одиноким, и был таковым
на самом деле.
Ему шел уже двадцать седьмой год, а ни одна еще девка в
станице до сих пор не ответила благосклонно на его искания. «Филя Губастый»
везде получал отказ, и даже кривая Катька Корноухова оскорбила его, когда он
раз, в порыве нежности, облапил ее своими богатырскими руками.
– Уйди, губастый чорт! – отбиваясь, кричала она: – с своей
рожей сидел бы под рогожей!...
Девки над ним потешались, над его губой главным образом, а
затем уже и над всей фигурой, которая по виду была чрезвычайно неуклюжа и
неповоротлива. Казаки – товарищи тоже вышучивали его, а при ссорах называли
«девкиным сыном», и Филипп, вообще довольно терпеливо сносивший все насмешки,
свирепел при этом и гонялся с кулаками за обидчиком: это было самое больное
место его. Мамушка любила его, и он любил мамушку, но с затаенной скорбью
догадывался, что мамушка, такая суровая и строгая на вид, имела в молодых годах
«бескорыстный грех», как поют в казачьей песне, и, благодаря этому греху,
Филипп увидел свет Божий: никогда он не знал своего родителя и никогда мамушка ему
ни слова не говорила о нем. Часто он задумывался над вопросом, кто был виною
его появления на свет, и ни к каким удовлетворительным результатам прийти не
мог, отчего страдал, страдал молча и безропотно, но мамушку, все-таки, любил и
почитал, как подобает.
II.
Филипп направился по улице туда, откуда неслись звуки песен,
шум, детский визг и смех, и через нисколько минут вышел на майдан.
Майдан кипел жизнью и весельем. Из большой станичной избы
доносились пьяные, шумные песни: там гуляли и пили старые казаки, самые
почетные в станице, которым не ловко было сидеть и пить в кабаке вместе с
молодежью. Из кабака, находившагося неподалеку, в кривом и узком переулке,
несся смешанный, глухой гул множества голосов. На самом майдане кружился
карагод*. Нарядные девки и молодые замужние казачки в красных, голубых и желтых
сарафанах с серебряными позументами, с серебряными «понизями» и шапочками на
головах, взявшись рука за руку, медленно ходили кругом; молодые казаки в синих
черкесках, в красных коротких бешметах или в одних желто-красных рубахах,
обшитых узким галуном, в высоких черных и белых папахах, в кучки стояли возле и
разговаривали, искоса поглядывая на карагод; старухи в темных кубельках с
красной обшивкой, сидели на завалине и на бревнах, наваленных в одном конце
майдана, и вели мирную беседу, поглядывая на молодежь; ребятишки в кумачных
рубахах бегали, догоняя друг друга, кричали, смеялись и дрались... Все
пестрело, двигалось, кричало, смеялось и пело... Казаки иногда разрывали
кружившийся карагод, сходили в него и пели вместе с девками:
Как во поле яровый хмель
Вился, извивался.
Перевейся, яровый хмель,
а мою сторонку:
На моей ли стороне
Приволье большое,
Что приволье-то большое,
Луга зеленые...
☝☟
Полностью читать http://kuvaldn-nu.narod.ru/kryukov/kryukov-gulebschiki.html
      ~ °l||l°~ °l||l°~ °l||l°~ °l||l°~
°l||l°~ °l||l° ~
