<i><b>
░ О Викторе НЕКРАСОВЕ
"Бог ты мой, как трудно быть
русским писателем. Как трудно жить по совести…"
</i> </b>
▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪ ** ▪ ◦ ◦
▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪
<i>
Виктор Некрасов родился 17 июня 1911 года в Киеве.
Его отец был банковским служащим, мама – врачом. Родители
Некрасова были в дружеских отношениях с Лениным и Луначарским. Они много лет
прожили за границей. Виктор Некрасов жил с родителями также несколько лет в
Париже, потом семья вернулась в Киев.
Некрасов учился на архитектурном отделении Киевского
инженерно-строительного института, и одновременно - в театральной студии при
театре российской драмы, которую окончил в 1937 году. Два года перед Второй
мировой войной Некрасов работал актёром в разных театрах. На фронте Некрасов
служил в должности полкового инженера, заместителя командира саперного
батальона в Сталинграде, на Украине и в Польше. После Сталинградской битвы
Некрасов, как он сам говорил, "с чистым сердцем и помыслами" вступил
в партию, но первые сомнения относительно своего решения у Некрасова появились
уже в 1946 году после постановления о журналах "Звезда" и
"Ленинград".
Некрасов дважды был серьёзно ранен, и оказался в госпитале в
Баку. После длительного лечения его комиссовали как инвалида, так как пальцы
его правой руки почти не двигались, и врач посоветовал разрабатывать их
самостоятельно – например, брать карандаш и ежедневно рисовать или писать.
Тогда Некрасов решил создать нечто вроде любимого романа "На Западном
фронте без перемен" Ремарка, только события он перенес в Сталинград, где
воевал, и где впервые был ранен. Он начал работу в Баку, а окончил в Киеве,
назвал роман "На краю земли" и предложил нескольким киевским издательствам.
Ему везде отказали, и он отправил ее по почте приятелю в Москву, чтобы тот
пристроил написанное, но указал на конверте неправильный номер дома.
В Москве по адресу, который указал Некрасов, жила Мира
Соловейчик. Женщина удивилась, получив рукопись от незнакомого киевлянина, и
отдала произведение известному тогда литературном критику Владимиру
Александрову, с которым дружила. Тот увидел, что из неумелого романа может
получиться интересная повесть, если ее сократить и переделать, и с такими
рекомендациями вернул рукопись автору.
Некрасов переписывал сочинение ночью на кухне, при свете
керосиновой лампы, потому что днем работал журналистом в газете "Радянське
мистецтво". Его мама Зинаида Николаевна сетовала на сына за ночное
творчество, та как керосин был недешев, а Виктору, чем больше он писал, тем
меньше нравился результат. И если бы не требование Александрова показать ему
повесть, он бы рукопись не переделывал. Переписав произведение, он снова
отправил его в Москву. Александров дал прочитать повесть главному редактору
журнала "Знамя" Всеволоду Вишневскому. Так в 1946 году повесть вышла
под названием "В окопах Сталинграда".
₰
Сталинград и Колыма (Читая Шаламова)
Считается, что война одно из самых страшных
испытаний, которые выпадают на долю человечества. Может быть, даже не «одно
из», а самое страшное.
Что и говорить, война страшна. Страшна потому, что
это смерть. Тысячи, сотни тысяч, миллионы смертей. И опустошенные земли,
разрушенные и захваченные врагом города, и рабство, унижение покоренных. И
жестокость, ненависть, которую в тебе воспитывают. «Убей немца!» — к этому
призывали. И снайперы, убившие наибольшее количество немцев, получали звание
Героя Советского Союза.
Я довольно хорошо знаю войну. Сталинград считался
самым кровавым местом всей второй мировой войны. «Инферно ин Сталинград», -
писали в своих газетах немцы: — «Сталинградский ад». Подсчитано, что до начала
нашего наступления немцы сбросили на Сталинград ни больше ни меньше как миллион
бомб, совершили более ста тысяч самолетовылетов. Сколько погибло с обеих сторон
— никто точно не знает. Много...
Война — это, конечно, страх и ужас. Я пережил одну
из самых страшных бомбежек тех лет — 23 августа в Сталинграде. За один День
город был фактически полностью уничтожен. И страшнее всего была полная
беспомощность и бессилие. Зенитки умолкли.
Потом началась позиционная война. Тоже нелегкая. И
Мамаев курган, на котором я провел более четырех месяцев, считался самым
опасным, самым ответственным участком обороны.
И все же в войне, при всем ее ужасе, было нечто, что
придавало силы. Ясность цели — там враг, и его нельзя пропустить. Это было
главное, заслонявшее все остальное, даже былые злодеяния Верховного
Главнокомандующего.
₰
Виктор Некрасов
Дом Турбиных
Андреевский спуск – одна из самых «киевских» улиц
города. Очень крутая, выложенная булыжником (где его сейчас найдешь?),
извиваясь в виде громадного "S", она ведет из Старого города в нижнюю
его часть – Подол. Вверху Андреевская церковь – Растрелли, XVIII век, – внизу
Контрактовая площадь (когда-то там но веснам проводилась ярмарка – контракты, –
я еще помню моченые яблоки, вафли, масса народу). Вся улица – маленькие, уютные
домики. И только два или три больших.
Один из них я
хорошо знаю с детства. Он назывался у нас Замок Ричарда Львиное Сердце. Из
желтого киевского кирпича, семиэтажный, «под готику», с угловой остроконечной
башней. Он виден издалека и со многих мест. Если войти в низкую, давящую
дворовую арку (в Киеве это называется «подворотня»), попадаешь в тесный
каменный двор, от которого у нас, детей, захватывало дух. Средневековье…
Какие-то арки, своды, подпорные стены, каменные лестницы в толще стены, висячие
железные, какие-то ходы, переходы, громадные балконы, зубцы на стенах…
Не хватало только стражи, поставившей в угол свои
алебарды и дующейся где-нибудь на бочке в кости. Но это еще не все. Если
подняться по каменной, с амбразурами лестнице наверх, попадаешь на горку,
восхитительную горку, заросшую буйной дерезой, горку, с которой открывается
такой вид на Подол, на Днепр и Заднепровье, что впервые попавших сюда никак уж
не прогонишь. А внизу, под крутой этой горкой, десятки прилепившихся к ней
домиков, двориков с сарайчиками, голубятнями, развешанным бельем. Я не знаю, о
чем думают киевские художники, – на их месте я с этой горки не слезал бы…
Вот такой вот есть Андреевский спуск. Есть и был. На
нем ни одного нового дома. Таким – с крупной булыгой, с зарослями дерезы на
откосах, с двумя-тремя неизвестно, как и для чего посаженными немыслимо
кривыми, валящимися прямо на улицу американскими кленами, с маленькими своими
домиками, – таким он был десять, двадцать, тридцать лет тому назад, таким он
был и в зиму 1918 года, когда «Город жил странною, неестественною жизнью,
которая, очень возможно, уже не повторится в двадцатом столетии…».
≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡
http://www.livelib.ru/author/27772/quotes
≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡
❐
Портреты
и картинки
Какое же у Виктора Платоновича прекрасное лицо!
</i>
