<b> ̿' ̿'\̵͇̿̿\з=(•̪●)=ε/̵͇̿̿/'̿''̿ ̿   Пришло время великой
битвы под Оливье. Пора вспомнить о моем вкладе в кровопролитную дискуссию.
Alexander Genis
</b> <i>
Кубинку
населяли отставники. На старости их, как всех легионеров, жаловали землей — под
огород. Подмосковная почва, однако, была худосочной, и вся местная жизнь
вращалась вокруг навоза. Огородники брели за коровами и дрались за каждую
лепешку. Понятно, что самой влиятельной личностью в Кубинке был пастух. Хозяин
авгиевой конюшни, он гулял по буфету и позволял себе лишнее.
Усилия
оправдывал поздний, но обильный урожай. Лучше всего удавалась редиска. К обеду
ее подавали в ведре, но на третьей штуке аппетит кончался. От редиски спасались
грибами. Собирая их натощак, я научился ценить нашу неказистую природу, где
краше всех поганки. Все хорошие грибы, не считая смазливых маслят, простоваты,
как родственники. Одни шампиньоны от лукавого, но их никто и не брал.
Узнав, что
я научился отделять добро от зла, пионеры Кубинки приняли меня в тимуровцы. Это
тайное, но благотворительное, вроде масонов, общество ставило себе целью пилить
по ночам дрова для красноармейских вдов. Но, поскольку здешние отставники были
по интендантской части, они вовсе не собирались умирать, и мы удовлетворяли тягу
к подвигам тем, что обчищали их сады, давясь незрелыми, как наши грехи,
плодами.
Я до сих
пор не знаю, что побудило дядю Аскольда — взрослые милосердно звали его Аликом
— бежать из этого скудного рая в Египет. Возможно, он слышал о скарабеях. Так
или иначе, факт путешествия был неоспорим. Потрясенный увиденным, он ни о чем
не рассказывал. За него говорили нильские трофеи — крокодиловый портфель и
«Запорожец».
Полжизни спустя мне удалось набрести на дядины следы. В Асуане, считавшемся в Кубинке Багдадом, не было даже верблюдов.
<i>
Спрятанный от греха подальше магазин торговал коньяком на глицерине. Из закуски Асуан предлагал финики с налипшей от газетного кулька арабской вязью. Их продавали завернутые в черные мешки женщины с неожиданно бойкими глазами.
От
январского солнца не прятались только мальчишки. Распознав знакомого
иностранца, они чисто спели гимн советских инженеров: «Напиши мне, мама, в
Египет, как там Волга моя живет». Кроме разговорчивых, как попугаи, детей,
память о прошлом хранила единственная городская достопримечательность —
памятник нерушимой советско-арабской дружбы работы скульптора-диссидента Эрнста
Неизвестного. Монумент изображал лотос и не слишком отличался от фонарного
столба.
Убедившись,
что всё в Асуане связано с родиной, я отправился обедать в ресторан
«Подмосковные вечера», привольно расположившийся в бедуинской палатке.
— Грачи
прилетели! — приветствовал меня хозяин по-русски. В пыли ковыляли знакомые по
Саврасову птицы. Как американские старухи, они проводили зиму в тепле.
Ресторатору,
впрочем, было не до перелетных птиц. Простой феллах, он жаждал мудрости задаром
и получил ее в университете Патриса Лумумбы, изучая политэкономию социализма,
разочаровавшую его отсутствием раздела «Прибыль». Зато блондинки помогли ему
освоить русский язык, но и они не знали рецепта русского салата.
Я
признался, что тоже о таком не слышал.
— Этого не
может быть! — закричал араб, расплескивая чай из кривого стакана. — Его едят по
всей России, только называют по-разному: в Москве — «Фестивальный», в
Ленинграде — «Пикантный», на вокзале — «Дружба народов».
Тут меня осенило. Я встал от торжественности и сказал:
— Вы не знаете, о чем говорите. Нет никакого русского салата, есть салат «Оливье», и сейчас я расскажу, как он делается.
-----------------------------------
3
Салат этот по происхождению русский, но, как Пушкин, он был бы не возможен без французской приправы. Я, конечно, говорю о майонезе. Остальные ингредиенты вроде просты и доступны, но правда — в целом, а Бог — в деталях. Прежде всего надо выучить салатный язык. У огурца секрет в прилагательном: «соленый», а не «малосольный», для горошка важен суффикс, чтобы не путать его с горохом, в колбасе ценна профессия — «Докторская», картошка годится любая, яйца только вкрутую.
— И это
всё?! — вскричал темпераментный араб, замахиваясь на меня счетами.
— Это
только начало, — успокоил я туземца. — Сокровенная тайна салата — в соборности.
Если нарезать слишком крупно, части сохранят неотесанную самобытность.
Измельчите — она исчезнет вовсе. На вид салат кажется случайным, но произвол
ограничен искусством. Нет ничего труднее, чем солить по вкусу. Разве что варить
до готовности и остановиться вовремя. Мудрость удерживает от лишнего. А ведь
хочется! Щегольнуть, например, заемной пестротой креветки. Но улучшать своим
чужое — как рисовать усы Джоконде. Умный
повар углубляет, не изобретая, глупый пишет кулинарные книги.
— А кто же
такой Оливье? — спросил потрясенный хозяин.
— Сдача с
Бородина. Пленный француз, царский повар. Точно о нем известно лишь то, что его
не было.
Как и
хотелось Неизвестному, мы расстались с арабом друзьями. На память о встрече я
даже подарил ему книгу — шедевр своей бедной юности «Русская кухня для
чайников». Мы написали ее с другом наперегонки, страдая похмельем.
Неудивительно, что книгу открывал новогодний рецепт китайского супа от головной
боли. Но тогда я на нее не жаловался. Жизнь была насыщенной, а голова болела
только с утра, где бы ни просыпался.
https://www.novayagazeta.ru/articles/2012/12/26/52955-171-olivie-187-151-sdacha-s-borodina?fbclid=IwAR20UvzZ93YSh6MYcJhMIBea7hKv6a42A_4j9i2Z5U-or5KVfIQ769pQM_M