~ °l||l°~
<b> Кунсткамера </b>~ °l||l°~
<b> <i> Фазиль Искандер
ПИСЬМО
</i></b>
☝☟
<i>
Я глядел
на Костю и
чувствовал, что он почти ничего
не понимает.
Временами
лицо его озарялось догадкой, и
он как бы пытался ухватиться за
знакомое
слово, но сзади набегала толпа новых слов и уносила его куда-то.
Я чувствовал себя победителем. Кинотеатр
был совсем рядом. Из-за кустов
и деревьев
сквера доносился глухой плеск толпы,
стали попадаться покупатели
случайных
билетов. Увидев первого из них, я чуть не подпрыгнул от радости.
Возлюбленная моя
закусила губу. Из
радиолы над входом в кинотеатр
лилась
легкая мелодия "Сказок Венского леса".
-- Закаты
на Рейне, -- сказал я, повернувшись к капитану, -- так же
прекрасны, как
восходы в Швейцарских
Альпах... Эти фазаны
из нашего
фамильного
леса. Пробирен зи, битте! Мой егерь большой чудак.
В
этом месте я сделал
жест, указав на крону
одного из камфорных
деревьев, под
которыми мы проходили.
Спутники мои удивленно
подняли
головы...
-- Знаете ль вы край, где лимоны цветут?
-- спросил я у капитана, как
всегда, не
зная меры и не умея вовремя остановиться.
Капитан молчал.
-- Костя, ну что ж ты ему не отвечаешь? --
в отчаянье вставила наша
возлюбленная, когда
я остановился, чтобы
перевести дыхание. Она
была
оскорблена
за него.
--
А чего перебивать,
-- мирно заметил
Костя. -- Мне бы так на
экзаменах...
Осенью Костя собирался
поступать в одну
из ленинградских военных
академий. Мы
подошли к кинотеатру. Костя
обошел толпу, все-таки надеясь
что-нибудь
достать, но все было напрасно. Я ликовал, но, кажется, слишком
рано, а
главное, слишком откровенно.
Через полчаса мы были в парке на танцплощадке. Они, как обычно, пошли
танцевать, а
мы с ее сестрой остались сидеть на скамейке.
В те времена, как и во все последующие, я танцевал плохо.
Танцевальные
ритмы
застревали у меня где-то в туловище и до
ног доходили в виде смутных,
запоздалых толчков. Так что сестра ее, естественно, не стремилась со мной
танцевать.
Она просто сидела рядом, и мы о чем-нибудь говорили или, что было
еще
приятней, молчали. Изредка ее кто-нибудь догадывался пригласить, изредка
потому, что
обычно посетители танцплощадки принимали ее за мою девушку.
Так
мы сидели и в этот вечер, ни о
чем не подозревая. Но вот проходит
один,
второй, третий танец, а наших все нет.
-- Куда они делись? -- говорю я,
заглядывая в глаза сестре.
-- А
я знаю? -- отвечает она и, пожав плечами, смотрит на меня своими
сонными под
нежными веками глазами.
-- Давай обойдем, -- киваю я на
танцплощадку.
-- Мне что, давай, -- говорит она и, пожав
плечами, встает со скамейки.
Мы
обходим бурлящий круг
танцплощадки, я стараюсь высмотреть все
танцующие
пары и вижу, что их нигде нет. Я чувствую, как
тошнотное уныние
охватывает
меня.
--
Может, они в тир зашли?
-- говорю я неуверенно.
Она пожимает
плечами, и мы
направляемся в тир. Тир пуст.
Заведующий, опершись спиной о
стойку и
глядя в зеркальце, шлепает в
мишень из воздушного ружья пулю
за
пулей. Вот
уже четвертая в десятке.
-- Иду на интерес, -- говорит он, не
оборачиваясь и заряжая ружье пятой
пулей, -- я
одной рукой без упора, а ты двумя с упором?
-- Нет, -- говорю я и смотрю, как он и
пятую пулю всаживает в десятку.
Мы подходим к павильону прохладительных
напитков, но их и там нет. Мне
приходит в
голову, что. пока мы их ищем, они вернулись на наше место и ждут
нас. Я тороплю
ее, мы возвращаемся на свое
привычное место, но их нет. Я
решил
немного подождать их здесь. Но они не подходят. Вдруг на меня находит
волна подозрительности, мне
кажется, все они в сговоре
против меня. Я
начинаю всматриваться
в лицо своей
спутницы, стараясь угадать
в нем
выражение
тайной насмешки, но, кажется, ничего такого нет -- сонное чистое
лицо с красивыми
глазами под тяжелыми
веками. Я даже не могу
понять,
беспокоит
или нет ее то, что они исчезли.
-- А может, они где-нибудь там? -- киваю я
в глубину парка.
Она молча
пожимает плечами, и мы начинаем
обходить парк, заглядывая в
каждый уединенный
уголок, на каждую
скамейку. Мы даже зашли за памятник
Сталину,
думая, может, они сидят за ним на
верхней ступеньке пьедестала,
уютно
опершись спиной о полы его гранитной шинели. Но и тут их не было.
Наконец мы
оказались в самой уединенной
части парка, куда доносилась
притихшая
музыка, уже процеженная от своей навязчивой пошлости листвой
и
хвоей деревьев.
Мы подошли к скамейке, стоявшей
под кустом самшитового
деревца,
хотя уже
издали было видно, что на скамейке
никого нет. Но
почему-то
вдруг захотелось подойти к этой затемненной скамейке, окончательно
убедиться,
что ли... Подошли, постояли. Рядом со
скамейкой рос большой куст
пампасской травы.
Я почему-то приподнял и откинул
его нависающую гриву.
Заглянул под
нее, как если бы они
могли неожиданно упасть со скамейки и
закатиться
под этот куст.
-- Нету, -- сказал я и бросил странно
шелестнувший куст.
Я посмотрел на свою
спутницу. Она пожала плечами.
И вдруг
я ощутил
как-то
слитно и эту уединенную часть парка, и эту приглушенную музыку, и эту
взрослую свежую девушку
с тяжелыми веками
и яркими губами,
что-то
покачнулось в моих
глазах, я положил руки ей на плечи и в этот самый миг
почувствовал, как
тень какой-то большой и печальной
мысли пронеслась надо
мной и
скрылась.
-- Где
же они могут быть? -- спросил я, стараясь
вернуть себе то
странное
состояние, которое было у меня за миг до
этого. Но, видно, и она
почувствовала,
что во мне что-то изменилось.
-- А я знаю? -- сказала она, пожав
плечами, и это можно было понять как
слабую
попытку освободиться.
Я опустил руки.
Мысль, которая открылась мне в это
мгновение, так меня поразила, что я
весь
остаток вечера промолчал и где-то
возле двенадцати часов, проводив до
дому свою
подругу, продолжал над ней думать.
</i>
▻
Продолжение следует
      ~ °l||l°~ °l||l°~ °l||l°~ °l||l°~
°l||l°~ °l||l° ~