О, СВЯТЫЕ МУЧЕНИКИ КОГНИТИВНОГО ДИССОНАНСА!
Они просто испереживались из-за того, что Кульчицкий съел кота и пропил протезы.
О Михаиле Кульчицком, погибшем в 23 года талантливом поэте, Давид Самойлов пишет в своем дневнике 1946 года:
"В женщинах он был неразборчив и вообще как-то добродушно нагл, весело циничен, неопрятен и велик ростом. В нем чувствовалось что-то раблезианское.
Жил он одно время с ресторанной официанткой или что-то в этом роде. Затем решил с ней порвать. Они расстались. Этим бы и дело кончилось, если бы К. не распустил слух, что его бывшая возлюбленная — гермафродитка. Женщина была взбешена и грозилась ему отомстить. А он говорил весело и небрежно: «Я же не мог сказать, что с ней жил. Разве можно компрометировать женщину?»
У профессора Тимофеева из Литинститута была кошка. Жирный, балованный кот, любимец семьи, часто гулявший по двору герценовского дома. Однажды (это было в начале войны) кот исчез.
Горю хромого профессора не было конца.
В это время Кульчицкий хотел сделать подарок одной своей знакомой (Миловидовой). Он подарил ей шкурку «туркестанского тушканчика», мех, по его словам, превосходный и редкий в наших местах.
Из тушканчика была сделана чудесная муфта, с которой девушка явилась на лекцию.
Тимофеев похаживал на костылях между партами, и вдруг все заметили, что взор его прикован к муфте. Он читал лекцию и неотступно, как прикованный, глядел на муфту. После лекции он подозвал Миловидову к себе. «Что за мех?» - спросил он. - «Это туркестанский тушканчик». - «А где вы его взяли?» - «Мне его подарили». - «Кто?»
Было наряжено следствие. Вызван Кульчицкий. Его взяли на арапа. «Ты съел кота!» - сказал ему один из комсомольских деятелей. «Съел, - отвечал смущенный Кульчицкий. - Но откуда тебе это известно?»
За каннибальство Кульчицкий был исключен из института, кажется, в третий раз (с формулировкой «за безнравственность»).
Один раз он был отчислен за продажу презервативов в баре № 4 на плошали Пушкина.
Был у него друг, Ройтман, инвалид, человек сугубо ему преданный. Перед тем как ехать на фронт, К. у него жил. Они вместе проедали скудное имущество хромого.
В день перед отъездом К. пришел к своему другу, нагруженный покупками. «Ты меня кормил, - сказал он, - теперь я решил накормить тебя на прощанье».
Друзья весело провели вечер. Под конец раздобревший К. обнял своего друга и сказал: «Дорогой, я должен перед тобой покаяться. Но я знаю, ты меня простишь. Уж очень мне хотелось угостить тебя напоследок. Я продал твою протезную обувь»."
***
Ну и что? Да ничего. Талантливый поэт, автор нескольких прекрасных стихотворений и одного просто классического - да, был вот таким хулиганом, скандалистом, выпивохой, грубияном... От этого его стихи хуже не стали, а его смерть на войне не стала менее героической.
Не надо брезгливо говорить: "Ах, лучше бы мы этого не знали!"
Нет, лучше бы знали. Потому что жизнь - это не мрамор в шоколаде.
<b>
Denis Dragunsky
</b><i>
ГОЛОВОКРУЖИТЕЛЬНАЯ ДИАЛЕКТИКА МОРАЛИ
Сергей Чупринин
пишет:
Критик Федор Чапчахов был вольнодумцем, но ровно до той
поры, когда грянул нобелевский скандал с Пастернаком. Тогда он напечатал в
журнале «Дон» оскорбительную статью о «Докторе Живаго».
Друзья недоумевали, но Чапчахов им сказал:
«Пастернаку моя статья уже все равно не повредит, а я получу
гонорар и куплю на него те старые книги Пастернака, которых у меня пока нет».
На самом-то деле великолепная фраза.
Чем-то похожа на историю поэта Кульчицкого и инвалида
Ройтмана, у которого он жил, пил и кормился за его счет, а перед отъездом на
фронт вдруг устроил щедрый ужин («хочу, брат, тебя как следует угостить на
прощание!»). Но, как выяснилось к утру, все это он купил, тайком продав
протезные ботинки инвалида.
В юности мне рассказывали про одного знакомого – он развелся
с женой, предварительно по доверенности сняв с ее сберкнижки почти все деньги,
оставив буквально рубль, чтоб не закрывать счет. Но потом много лет посылал ей
подарки на 8 марта и на день рождения.
Диалектика, я же говорю.
