8 апр. 2017 г.

░░|░░|░░|░░|░░|░░|░░|░░|

<b> Anatoly Golovkov

Израильские заметки

</b>
░░|<i> * * *
Мой соплеменник, друг, алкаш, сосед,
коль будешь в Ярке,
возьми мне огурцов на Песах,
хоть не ярки,
как муромский засол,
в них прежний дух Исхода,
и фараон пугается народа,
и пищи мало, и мельчает Нил,
как будто дьявол мимо проходил,
огни кибуца на бутылке водки востры,
молчит раввин, молчат в обнимку сестры,
там кроток день, но долог крик барана,

посередине месяца нисана. </i>|░░
<b> Сергей Плотов </b>

 (̅_̅_̅_̅(̅_̅_̅_̅_̅_̅_̅_̅_̅̅_̅()ڪے~            ☭  ★   ☭     
<i><u></u>
МОНОЛОГ НЕЗАМЕТНОГО ЧЕЛОВЕКА,
КОТОРЫЙ ПРОСТО ДЕЛАЕТ СВОЁ ДЕЛО,
КОГДА ПРИДЁТ ВРЕМЯ.

Кто-то строит дома, кто-то пишет тома,
Кто-то хлопок растит в Самарканде.
Тот гоняет «Газель», тот владелец газет.
Ну, а я – в похоронной команде.
Безусловно, жмуров по стране будь здоров –
Словно мух на июльской веранде.
Жил, шумел и затих… Но совсем не для них
Держат нас в похоронной команде.
Коль Большой Человек завершит свой пробег
(хоть бессмертен со слов пропаганды),
В океане людском всенародная скорбь –
Дело нашей умелой команды.
Мы тогда закатаем свои рукава
И распишем для каждого в банде:
Как печально смотреть, с кем о вечном тереть –
Знают всё в похоронной команде.
Там-то думают, что проживут лет по сто,
Будут вечно царить, как в Уганде.
Но не в курсе царёк, что о нём некролог
В сейфе ждёт в похоронной команде.
Этот любит мясцо, тот – вкрутую яйцо.
Третий вовсе сидит на баланде.
А потом – оба-на! Вот – Шопен, вон - стена…
В общем – я в похоронной команде.
</i>

ڪے~
&emsp;  &emsp; <b>Михаил Бару</b>
\ \
/ /
\ \
(o o)
\__/
|
^&emsp; <i> ***
При входе в Биологический музей имени Тимирязева я крепко зажмурился, пробежал с закрытыми глазами мимо залов с двухголовыми собаками, заспиртованным ухом кролика, языком фламинго, глазом кита, скелетом недоразвитого поросенка с удаленным гипофизом, поднялся по мраморной лестнице на второй этаж и там стал переводить дух, сидя на скамеечке и любуясь окаменевшими аммонитами, белемнитами, ракоскорпионами и зубами акул юрского периода. В одном из углов, под толстым стеклом я увидел невзрачных, величиной с ладонь, плеченогих моллюсков ордовикского и девонского периодов и вдруг вспомнил, что в детстве была у меня книжка... даже не книжка, а тонкая, пожелтевшая от времени, хрупкая брошюрка тридцатых годов издания, которая называлась «Руководящие окаменелости девонского периода». На самом деле она была не у меня, а в детской библиотеке нашего поселка. Я ее «зачитал», поскольку нужна она мне была, как говорится, до зарезу. Мне тогда было лет двенадцать или тринадцать и я готовился стать палеонтологом. Пришел я в библиотеку и, краснея и бледнея, пролепетал библиотекарю, которым была учительница на пенсии, что книжку потерял. Вчера взял, а сегодня утром проснулся и… принес замену. Толстый, оторванный от сердца, роман Шарлотты Бронте «Шерли». Не от моего, конечно, а от маминого. Перед тем, как роман оторвать я его полистал и понял, что лучшей замены «Руководящим окаменелостям» не найти – «Шерли» был бесконечно длинным и бесконечно нудным романом про любовь. Маме он был совершенно ни к чему – она уже была замужем за папой. Может быть, мама и была бы против, но в этот момент она была на работе. 
</i>
<i>
Пустое, образовавшееся на полке после изъятия романа я предусмотрительно заставил другими книжками. Мне повезло – библиотекарь была маминой знакомой и замену у меня не приняли. Велели отнести ее домой, а «Руководящие окаменелости» списали за ветхостью. Честно говоря, их, кроме меня, никто и не брал читать, если судить по почти незаполненному формуляру. Долго у меня эта книжка хранилась, пока не потерялась при каком-то из переездов.

Палеонтологом я так и не стал. Готовился, готовился, ходил с остроносым геологическим молотком в большой котлован, который выкопали под строительство дома по соседству с нашим, собирал камни, хотя бы отдаленно напоминающие ископаемых плеченогих моллюсков… и стал химиком. Обычным завлабом с диссертацией и длинным списком скучных химических статей. Хорошо, что книжка потерялась – мне было бы теперь перед ней неловко. А мог бы стать палеонтологом. Мотался бы каждый год на раскопки в Монголию, в пустыню Гоби, искал бы там кости тираннозавров, диплодоков и трицератопсов, скрипел бы песком на зубах, пил бы чай с солью, молоком и бараньим жиром, ел бы монгольские бузы, играл бы на расстроенной экспедиционной гитаре и подмигивал молчаливым и строгим монгольским девушкам. Понавез бы из Улан-Батора вечных монгольских дубленок себе, жене и детям и они бы носили их до тех пор, пока не состарились. Защитил бы диссертацию или две, стал бы доцентом или профессором, заведовал бы лабораторией хищных ящеров юрского периода, читал бы лекции в университете. Приходил бы на них загорелый, мужественный, седобородый, как Хемингуэй, с красивым шрамом на щеке от клыка дейнониха или тарбозавра и двумя руками показывал бы величину бакулюмов у птеродактилей. Студентки упрашивали бы меня рассказать какой-нибудь случай из жизни в пустыне. Я бы приосанивался, закидывал ногу за ногу, закуривал трубку и… в один прекрасный день ко мне домой позвонили бы. 
</i>

<i>
Я открыл бы дверь, а на пороге стояла бы смуглая и улыбчивая монгольская девушка в высокой лисьей шапке и в кожаных сапогах с загнутыми вверх носами. Она сказала бы мне на своем гортанном, стремительном и двоякодышащем языке «Сайн байна уу. Миний нэр Байгалцэцэг. ээж хэлэхдээ таныг миний аав гэсэн тэр тэгээд энэ захиаг танд дамжуул гэсэн»*. И протянула бы, измятый от долгого лежания за пазухой, теплый конверт. И в этот момент выглянули бы из своих комнат дети. И вышла бы жена и подняла бы бровь или даже две брови и… я подумал бы: «Черт дернул меня стать палеонтологом. Стал бы, к примеру, химиком. Сейчас бы уже защитил диссертацию, заведовал бы себе спокойно химической лабораторией, ни в какие экспедиции не таскался бы, жил бы себе припеваючи в Москве и только по выходным выезжал бы на дачу в ближнем Подмосковье. И чай пил бы всегда с тульскими пряниками и никогда с молоком, солью и бараньим жиром. Так нет же! А все потому, что не надо было в детстве воровать книжки в библиотеке. В конце концов, если уж так хотелось украсть – украл бы книжку по химии. Да хоть бы бесхозный гривенник взял, который неделю валялся в старых папиных брюках. Вот теперь и расхлебывай – палеонтолог, твою…»
Тут я встал со скамеечки и поплелся на первый этаж, смотреть скелет недоразвитого поросенка, которому удалили гипофиз, чтобы хоть как-то успокоиться.
*Здравствуй. Меня зовут Байгалцэцэг. Мама сказала, что ты – мой папа. Она велела передать тебе письмо.

За перевод с русского на монгольский отдельное и огромное спасибо Otgoo Badam</i>
      ○        ●  ◕ 

&emsp;    <b>  Да здравствует всё то, благодаря чему мы, несмотря ни на что!   </b>  
                                                                                   
         &emsp ҈ ҈  ҈  ๑๑
&emsp;  &emsp ҈
 &emsp;  &emsp;  
&emsp;  &emsp;  
<b
Всем привет!
</b
   Чтобы узнать, сколько человек зарабатывает, не надо спрашивать, где он
работает. Надо спросить, где он отдыхает.
©
<i></i>
..╗╗
» <i>   &emsp;  – задумчивый</i>
.(.¯. )
.Ƹ̵̡Ӝ̵Ʒ
<b>
q ɯ ɐҺvоw ɯǝʎɓǝvɔ wоɯ о 'qɯиdоʚоɹ онжоwεоʚǝн Һ о
</b>
              ✷◗                                
<b>
Проразное  </b>
 

11. Глядя на вас начинаю понимать, что ничто человеческое Богу не чуждо. У него отличное чувство юмора.

12. Говорите, говорите… я всегда зеваю, когда мне интересно!

13. Украсил бы ты мир своим отсутствием, пока я грех на душу не взял!

14. Из положительных качеств у тебя только «резус-фактор».

15. Я живу напротив кладбища. Будешь выпендриваться-будешь жить напротив меня.

16. Это тебя все любят? А, ну, да, любовь же зла…

17. Да что бы тебе в бане чайной ложкой можно было прикрыться!

18. — Девушка, скучаете? — Не настолько…  ©
</i>ܢ

̯͡
\ \
/ /
\ \
(o o)
\__/ 
|
^  &emsp;   <b> Учимся хамить красиво. 40 нестандартных ответов!            </b>

На каждую силу найдется другая сила. Когда человек полон злобы и обиды, не всегда выходит промолчать на его сквернословие. Иногда хочется ответить. Как же ответить, не выходя из себя и не опускаясь до уровня собеседника?
<i>
1.       Чтобы разговаривать с Вами на одном уровне, мне надо лечь!..
2. Я не знаю, что вы едите за завтраком, но это реально действует! Интеллект стремится к нулю!

3. Только не надо вынимать наушники из ушей. Не дай Бог сквозняком застудишь мозг изнутри.

4. Мне пора к психологу? Нет, конечно, большое спасибо за дельный совет, но не стоит ровнять всех по себе.

5. Рот будешь открывать у стоматолога.

6. Чтобы меня шокировать, вам придется сказать что-нибудь умное.

7. Еще один гудок с твоей платформы и твой зубной состав тронется.

8.Чтоб ты свою свадьбу в «McDonalds» отмечал.

9. Если бы мне доставляло удовольствие общаться с cyкaми, у меня бы давно уже была собака.

10. Ума как у ракушки.

</i>
´`)
,•´ ¸,•´`)
(¸,•´ 
———⎝⏠⏝⏠⎠———<b> Анри Волохонский</b> 
<i>
<b>Рай
</b>
Над небом голубым
Есть город золотой
С прозрачными воротами
И яркою стеной.
А в городе том сад,
Всё травы да цветы.
Гуляют там животные
Невиданной красы.
Одно как рыжий огнегривый лев,
Другое — вол, исполненный очей.
Третье — золотой орёл небесный,
Чей так светел взор незабываемый…
А в небе голубом
Горит одна звезда.
Она твоя, о Ангел мой,
Она всегда твоя.
Кто любит — тот люби́м.
Кто светел — тот и свят.
Пускай ведёт звезда твоя
Доро́гой в дивный сад.
Тебя там встретят огнегривый лев
И синий вол, исполненный очей.
С ними золотой орёл небесный,
Чей так светел взор незабываемый…

ноябрь-декабрь 1972
</i>
˙·٠•●
 (░(  <i>Лев Толстой очень любил детей. Однажды он играл с ними весь день и проголодался. “Сонечка, – говорит, – а, ангелочек, сделай мне тюрьку”. Она возражает: “Левушка, ты же видишь, я “Войну и мир” переписываю”. “А-а-а, – возопил он, – так я и знал, что тебе мой литературный фимиам дороже моего “Я”. И костыль
задрожал в его судорожной руке.))

© -<b> Даниил Хармс</b>  Литературные анекдоты</i>  

<i>
Человеческий мозг - как компьютер: прибор умнейший и совершенный - но пользователь, как правило, дебил.</i> ©

【ツ】

 (
Есть два сезонных бедствия, падающих на наши непокрытые головы, как метеориты. Эти бедствия — урожай и зима. «Скорее всего»
Ненависть — иррациональная и темная — первичнее, чем ее объект. Она не порождается предметом раздражения. Она им только провоцируется. «Знаки внимания»
...Учить кого-либо любви к свободе не только бесполезно, но и невозможно. А если это и можно сделать, то лишь одним-единственным способом — являя и демонстрируя своим личным творческим и повседневным поведением, каковы бывают свободные люди. Свободу не преподают, ей не учат. Ею заражают. «Знаки внимания»
Да, о смерти написано много. Да, в литературе то и дело гибнут, тонут, застреливаются и закалываются, умирают от чахотки, холеры или горячки. Но даже если там не умирают, не лезут в петлю и не гибнут на дуэли, все равно всё — о смерти. Буквально всё, даже «травка зеленеет, солнышко блестит». Ибо смерть — это не тема литературы, это ее внутренняя пружина и, как это ни парадоксально, могучий гарант ее живучести. Все остальное текуче и изменчиво. Одна лишь смерть нас никогда не подведет — явится ровно в назначенное время. «Духи времени»
В мои годы, то есть в конце шестидесятых, откосить от армейской службы было как нечего делать. Сообщишь в процессе беседы с психиатром, что твой любимый художник — Ван Гог, а любимый писатель — Кафка, и полдела сделано. «Скорее всего» 
)
&emsp;&emsp;©  <b> - Лев Рубинштейн
</b>


[]]] []]] []]] []]]     

&emsp;[]]] 
<i>
  "Мебельная компания открыла вакансию испытателя дивана. Зарплата 73 тыс."
Плюнь в тех, кто сказал, что лёжа на диване ничего не добьёшься.
</i>                    

&emsp;[]]]
<i>
 Даже самую унылую комнату оживят самые обычные дети, красиво расставленные по углам.
</i>                    

&emsp;[]]] 
<i>
 Начальник на работе в конце дня говорит: "Ну что, товарищи, сходим домой?" Так и живем на работе и ходим домой…
</i>                    

&emsp;[]]]   
<i>
 Похмелье.. Лежу на полу. Мимо ползет паучок..
- Сволочь, не топай!
</i>                    
Всю жизнь он просто очень любил людей. Был героем на войне, но помогал гражданским немцам, за что долго сидел вместе с Солженицыным. Потом защищал уже самого Солженицына и других диссидентов, был правозащитником, распространял книги через самиздат. И был лишен советского гражданства. В новую Россию Лев Копелев не вернулся, будучи к тому времени гуманистом уже мирового масштаба.

<i> <b>
   &emsp;  БУРНАЯ И ПАРАДОКСАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ ЛЬВА КОПЕЛЕВА

Владимир Корнилов
</i> </b>
▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪
<i>
В Германии его узнавали на улицах. Стоило ему появиться на каком-нибудь сборище, скажем, на ежегодной Франкфуртской книжной ярмарке, как тотчас, будто из-под земли, вырастали телевизионные камеры и не отпускали его до самого вечера.

Для него – с его же подачи – создали Вуппертальский проект (обширную, рассчитанную на долгие годы программу, посвященную многовековым русско-немецким связям). Он стал профессором-исследователем, ему придали группу сотрудников, которую он шутливо назвал «бандой четырех».

Немецкие университеты наперебой приглашали его читать лекции. Книги его раскупались. Словом, в Германии у него была самая настоящая слава.

В России его тоже знали, но в основном в узком кругу. И хотя недавно в «Литературной газете» Евгений Евтушенко причислил его к трем или четырем самым значительным фигурам ХХ века, все же его известность на родине несравнима с его популярностью в Германии.

Таков один из парадоксов Льва Копелева.</i>

▪ ** ▪
<i>
• Он родился в 1912 году на Украине в семье агронома, каждое лето проводил в селе среди немцев-колонистов и немецкий язык знал с детства. Это предопределило выбор профессии: он стал германистом.

Есть два распространенных типа евреев: скептики и энтузиасты. Лев Копелев принадлежал ко вторым.

Учась в Москве, он подружился с Фрицем Платтеном, деятелем международного рабочего движения, организовавшим в 1917 году переезд Ленина в Россию, и эта дружба укрепила его коммунистические идеалы. Так с юности он разделил многие заблуждения своего времени.

Сегодня, когда исторический пример России многое высветил, этих энтузиастов легко судить. Но в годы копелевской юности людям, еще помнившим ужасы царизма и, наверное, не самым плохим людям (среди них было немало идеалистов!), казалось, что общество путем потрясений и переворотов можно переустроить для блага человека. Какой трагедией для них – и, увы! – не только для них обернулись эти наивные мечты! И куда они их завели, мы все знаем.

▪ ** ▪

Вера в переустройство мира не покидала Копелева и на фронте. Даже среди всех ужасов, унижений и бесчеловечности войны он наивно полагал, что его страстная пропаганда, маяковский слов набат, усиленный малой громкоговорящей установкой (чем-то вроде увеличенного милицейского матюгальника), способны обратить нацистов в интернационалистов.

Его друг литературовед Ефим Эткинд вспоминал, как столкнулся с Копелевым осенью 41-го года на Северо-западном фронте. Лежа в ста метрах от немцев, Копелев кричал в этот матюгальник:

– Германские солдаты, сдавайтесь! Мы, верные интернациональной солидарности и рабоче-крестьянскому братству, гарантируем вам жизнь, горячую пищу и теплое жилье! Да здравствует свободная от Гитлера Германия!


<i>
– Немцы нас немедля засекли, мины уже рвались вокруг, – рассказывал Эткинд, – но чем ближе они падали, тем веселей и отчаянней Лев кричал: «Германские солдаты! Ваш единственный выход спастись – это перейти на сторону Красной Армии!» Хотя спасаться впору было нам, а не немцам...

 ***

И однако этот энтузиаст, который, казалось бы, колебался и ошибался вместе со своим веком, в поворотные минуты истории, совершал единственно верные и вовсе не очевидные поступки. Внутреннее чутье доброго, самоотверженного и неординарного человека толкало его на противоход.

Так, весной сорок пятого Копелев, еврей и политработник, забыв эренбурговское, что «хороший немец – это мертвый немец», стал защищать мирное немецкое население от грабежа и насилия, за что поплатился десятью годами тюрьмы.

Той весной 45-го года он лишь догадывался, что почти вся его родня не успела уйти с Красной Армией и расстреляна оккупантами. Но, мне кажется, если бы Копелев и знал об этом, он бы все равно спасал мирных граждан. В ту пору даже лучшие люди, не оправившись от ужаса войны, еще призывали к ненависти, повторяли лозунги типа: «Дрожи, страна-душегубка!». Копелев в одиночку сумел среди бесчинств и мрака прозреть будущее «когда народы, распри позабыв, в единую семью объединятся...»

Они не объединились и по сей день, но эта вера помогла Копелеву подняться над свинцовой мерзостью жизни.

И вот, поплатившись за защиту безоружного населения собственной свободой и очутившись в лагере, Копелев не пал духом. Думаю, он не пал бы духом даже в пустыне Сахаре или на Марсе. Фантастическая восторженность и удивительное жизнелюбие отлично уживались в нем с потрясающей практичностью.

Германист, он устроился медбратом, – причем и тут не сплоховал, а наловчился так, что, когда я десятилетия спустя заболевал, он предлагал делать уколы или ставить банки.</i>


<i>
И в лагере, и в тюрьме, и на «шарашке» он вел себя как свободный человек. Он в неволе ухитрился не съежиться, а развернуться. Даже в тюрьме он умудрялся крутить романы. (Давид Самойлов, прочитав копелевские тюремные воспоминания, сказал, что их следовало бы озаглавить не «Хранить вечно», а «Ни дня без бабы...» Действительно, на их страницах любовных связей ничуть не меньше, чем в мемуарах Казановы.)

***

Выйдя на свободу, он тотчас окунулся в московскую оттепельную жизнь: писал, переводил, читал лекции в Библиотеке иностранной литературы и опять-таки без устали крутил романы. Одна из сотрудниц библиотеки вспоминала:

– Позвонив Копелеву домой, я услышала, что его можно найти по телефону такой-то дамы. Через некоторое время мне снова нужен был Лев Зиновьевич, но по новому телефону мне ответили, что его нужно искать уже по номеру другой дамы. Примерно за полгода телефоны несколько раз переменились. И, наконец, мне дали номер Раи Орловой, и тут я поняла, что других телефонов уже не будет.

С Раисой Давыдовной Орловой Копелев прожил больше тридцати лет. Они, дополняя друг друга, оказались на редкость дружной парой. Их объединяли и родственность профессии: оба занимались зарубежной литературой, Лев – немецкой, Рая – американской; и невероятное жизнелюбие; и никогда не утоляемый интерес к людям; и комсомольские идеалы их юности, и одновременно нелегкое с ними расставание...

Казалось, Копелев был рожден для оттепели. Он тотчас ей поверил, восстановился в партии, стал членом бюро московского отделения союза писателей и закоперщиком всех антисталинских акций; работал старшим научным сотрудником в Институте истории искусств, писал книги и статьи о Гете, Томасе Манне, Брехте, Леонгарде Франке, Вайнерте, Штритматтере. Купил квартиру в кооперативном писательском доме, и двадцать с лишним лет мы с ним соседствовали и приятельствовали.
  </i>
***
<i>
Но оттепель оказалась короткой. После ареста Синявского и Даниэля для московской, в основном литературной, интеллигенции наступила эпоха подписантства. Копелев вновь не остался в стороне. Он не только подписывал коллективные письма протеста против преследования инакомыслящих, он и в одиночку выступал в немецкой печати со статьями, предупреждая западную общественность о возрождении сталинизма.

Расставаться с прошлым всегда трудно, но Копелев расставался с ним достойно: он преодолел не только партийные догмы, но еще и боязнь иностранца.

Это был первый шаг к открытому обществу, и сделал его именно Копелев. Его широкая, неуемная натура реализовалась в самых разных областях жизни, но есть область, в которой ему принадлежит безусловное первенство и в которой никто не сделал столько, сколько он и Константин Богатырев. За это Копелева исключили из партии, а Константина Богатырева убили – проломили в подъезде голову, и через полтора месяца он умер.

Советский интеллигент 60–70-х годов, любя западную литературу, увлекаясь западным кино, восхищаясь западной демократией, живого иностранца, тем не менее, побаивался, поскольку понимал, что даже за знакомство с ним, просто за его визит к вам домой, вас ждут нешуточные неприятности, вплоть до вызова на Лубянку. И советский интеллигент, немало от властей претерпевший, нередко думал, а стоит ли того беседа с западным человеком?

Лев Копелев так же, как Богатырев, пробивал эту стену страха и отчуждения, которая была, на мой взгляд, не менее прочной, чем Берлинская.
</i>

<i>
Он знакомил западных общественных деятелей и писателей, журналистов и телевизионщиков с русскими диссидентами и писателями, и благодаря этим связям на Запад уходили рукописи, правозащитные письма, а с Запада приходила помощь арестованным диссидентам.

Копелев дружил с половиной Москвы, и в его доме Восток и Запад, может быть, впервые в России учились понимать друг друга в живом общении.

► Полностью читать  http://www.lechaim.ru/ARHIV/113/kornilov.htm
</i>
▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪ ** ▪ ◦ ◦ ▪
<i> 
Лев Копелев. Письмо Солженицыну. Публикация в журнале "Синтаксис" № 37, 2001.
http://imwerden.de/pdf/syntaxis_37_pismo_kopeleva_solzhenicynu.pdf

</i>
ههههههههههههه هههههههههههههه ه
ههههههههههههه ه
<b>
Избранные цитаты Виктора Черномырдина
</b>
<i>
Виктор Степанович Черномырдин родился 9 апреля 1938 года.
Один из ярчайших представителей новой российской государственной элиты. Возглавил Правительство РФ в самое тяжелое, переломное время. Вопреки прогнозам скептиков поддержал и продолжил демократические преобразования и либерализацию экономики. Во многом именно благодаря Виктору Черномырдину Россия прошла лихие 90-е, пусть по тонкой ниточке, пусть нелегко, где-то, возможно, немного коряво...

Но прошла! Выжила. Возродилась.

Они подняли страну из руин. Эти люди, эта команда.

Трудно быть Богом, но удержать на плаву страну во время глобальных перемен, да еще и при 8-долларовой нефти - это надо действительно быть гением!

### 

А

А вот что касается, доживёт не доживёт — да все мы доживём. Доживём. В какой конфигурации? Должно быть, в хорошей конфигурации. И не надо делать из этого какой-то трагедии. (о выборах 2000 г.)
-
А кто попытается мешать — о них знаем мы в лицо! Правда там не назовёшь это лицом!
-
А мы еще спорим, проверять их на психику или нет. Проверять всех! ( О депутатах Госдумы)
-
А раньше где были? Когда думать было надо, а не резать сплеча семь раз… А сейчас спохватились, забегали. И все сзади оказались. В самом глубоком смысле. А Черномырдин предупреждал.

Б

Были у нас и бюджеты реальные, но мы все равно их с треском проваливали.

В

В нашей жизни не очень просто определить, где найдешь, а где потеряешь. На каком-то этапе потеряешь, а зато завтра приобретешь, и как следует.
-
В харизме надо родиться.
-
Вас хоть на попа поставь, хоть в другую позицию — все равно толку нет!
</i>

<i>
-
Ввяжемся в драку — провалим следующие, да и будущие годы. Кому это нужно? У кого руки чешутся? У кого чешутся — чешите в другом месте.
-
Вечно у нас в России стоит не то, что нужно.
-
Вообще, странно это, ну, просто странно. Я не могу это ещё раз, я не знаю и не хочу этого. Это не значит, что нельзя никого. Ну, наверное, кого-то, может быть, и нужно. Кого-то вводить, кого-то выводить
-
Вот мы там всё это буровим, я извиняюсь за это слово, Марксом придуманное, этим фантазёром.
-
Все это так прямолинейно и перпендикулярно, что мне неприятно.
-
Вы посмотрите - всё имеем, а жить не можем. Ну не можем жить! Никак всё нас тянет на эксперименты. Всё нам что-то надо туда, достать там, где-то, когда-то, устроить кому-то. Почему не себе?! Почему не своему поколению?! Почему этот, как говорится, зародился тот же коммунизм, бродил по Европе, призрак, вернее. Бродил-бродил, у них нигде не зацепился! А у нас - пожалуйста! И вот - уже сколько лет под экспериментом.
-
Всю теорию коммунизма придумали двое евреев…. Я Маркса с Энгельсом имел.

Г

Говорят, наш спутник без дела висит. У нас много чего висит без дела, а должно работать!


Е

Его реакция, она всегда, увидим, будет этот или не будет. Если не будет — значит, такая реакция. Если будет — то никакая реакция. (о Примакове)
-
Если я еврей — чего я буду стесняться! Я, правда, не еврей.
-
Есть ещё время сохранить лицо. Потом придётся сохранять другие части тела.
</i>

<i>
З

Зачем нам куда-то вступать? Нам не надо никуда вступать! Мы обычно уж если начнем куда-то вступать, так обязательно куда-нибудь и наступим!
-
Здесь вам не тут!

И

И знаю опять, как можно. А зачастую, и как нужно.
-
И с кого спросить, я вас спрашиваю? Эти там, те тут, а тех до сих пор никто ни разу…
-
И те, кто выживут, сами потом будут смеяться.

К

К сожалению, мертвыми душами выглядят некоторые наши коллективные члены.
-
Клинтона целый год долбали за его Монику. У нас таких через одного. Мы ещё им поаплодируем. Но другое дело — Конституция. Написано: нельзя к Монике ходить — не ходи! А пошел — отвечай. Если не умеешь… И мы доживем! Я имею в виду Конституцию!
-
Когда трудно, мы всегда протянем… То что надо. (о «руке помощи» Украине)
-
Кто говорит, что правительство сидит на мешке с деньгами? Мы мужики и знаем, на чем сидим.
-
Кто мне чего подскажет, тому и сделаю.
-
Курс у нас один — правильный.

Л

Локомотив экономического роста — это как слон в известном месте…

М

Много денег у народа в чулках или носках. Я не знаю, где — зависит от количества.
-
Моя жизнь прошла в атмосфере нефти и газа.
-
Мы будем проводить иностранную политику иностранными руками.
-
Мы до сих пор пытаемся доить тех, кто и так лежит.
-
Мы помним, когда масло было вредно. Только сказали — масла не стало. Потом на яйца нажали так, что их тоже не стало.
-
Мы хотели как лучше, а получилось как всегда. (6.08.1993, на пресс-конференции по поводу денежной реформы июля-августа 1993)


<i>
Н

На ноги встанем — на другое ляжем
-
Надо же думать, что понимать.
-
Надо всем лечь на это и получить то, что мы должны иметь.
-
На любом языке я умею говорить со всеми, но этим инструментом я стараюсь не пользоваться.
-
Нам никто не мешает перевыполнять наши законы
-
Народ пожил — и будет!
-
Нас пытались нагнуть, но неудачно.
-
Наш президент — он уже, по-моему, лет пять или десять денег в глаза не видел. Он даже не знает, какие у нас деньги.
-
Не надо умалять свою роль и свою значимость. Это не значит, что нужно раздуваться здесь и, как говорят, тут махать, размахивать кое-чем.
-
Некоторые принципы, которые раньше были принципиальны, на самом деле были непринципиальны.
-
Но мы подсчитаем, и тогда все узнают. И мы в первую очередь. А если кто слишком умный, пусть сам считает, а мы потом проверим. И доложим, куда попало.
-
Но пенсионную реформу делать будем. Там есть где разгуляться.
-
Но я не хочу здесь все так, наскоком: сегодня с одним обнялся, завтра с другим, потом опять — и пошло-поехало. Да так и до панели недалеко…
-
Ну столько грязи, столько выдумки, столько извращений отдельных политиков! Это не политики, это… Не хочется мне называть, а то сейчас зарыдают сразу.
-
Ну, кто меня может заменить? Убью сразу… Извините.

О

Обвиняют в чем? В коррупции? Кого? Меня? Кто? США? Чего они там вдруг проснулись?

П

Помогать правительству надо. А мы ему по рукам, всё по рукам. Ещё норовим не только по рукам, но ещё куда-то. Как говорил Чехов.
-
Посты вице-премьерские в такое время, как наше, — это все равно, что столб, на котором написано: Влезешь — убьет!
-
Правительство — это не тот орган, где, как многие думают, можно только языком.
-
Президент показал и ещё покажет.
-
Прогнозирование — вещь сложная, особенно когда речь идет о будущем.
</i>

<i>
Р

Работающий президент и работающее правительство — так это ж песня может получиться.
-
Рельсы мы за шесть лет проложили, теперь дело за локомотивом. И чтобы рулевой был… с головой. Чтобы не вагоны им двигали, а он их тащил.

Реформы в России — это не автомобиль. Захотел — остановился, захотел — вновь сел и поехал! Так не бывает!
-
Рубль при мне обвалился? Вы что, ребята? Когда ж вы это успели всё? Наделали, значит, тут кто-то чего-то, теперь я и рубль ещё обвалил! (о кризисе 1998 г.)

С

С налоговым сюрреализмом надо кончать.
-
Сегодня ничего, завтра ничего, а потом спохватились — и вчера, оказывается, ничего.
-
Сейчас историки пытаются преподнести, что в тысяча пятьсот каком-то году что-то там было. Да не было ничего! Все это происки!
-
Сейчас там что-то много стало таких желающих все что-то возбуждать. Все у них возбуждается там. Вдруг тоже проснулись. Возбудились. Пусть возбуждаются. Что касается кредитов - то понимаете, что касается кредитов и механихмов распределения - о чем они здесь? Где? Почему? Что и как они могут знать?
-
Стоит только Чубайсу рот открыть, ему тут же насуют, будьте любезны.

Т

То, что там заявляют вот те, кого вы называете, я их даже не хочу называть этим словом, — их не должно быть там.

У

У меня к русскому языку вопросов нет.
-
У нас ведь беда не в том, чтобы объединиться, а в том, кто главный.
-
Умный нашелся! Войну ему объявить! Лаптями! Его! Тоже! И это! Сразу как это всё! А что он знает вообще! И кто он такой! Ещё куда-то и лезет, я извиняюсь. (о предложении Зюганова объявить войну НАТО)
-
Учителя и врачи хотят есть практически каждый день!
</i>

<i>
Х

Хотели, как лучше, а получилось как всегда (о первой чеченской войне)
-
Хочу глубоко поблагодарить за выраженное доверие по поводу назначить меня послом на нашего соседского брата Республики Украины.

Ч

Чем мы провинились перед Богом, Аллахом и другими?
-
Черномырдину пришить ничего невозможно.
-
Что я буду в тёмную лезть. Я еще от светлого не отошёл! (По поводу участия в теневом кабинете)

Э

Эти выборы обернулись для нас тяжелым испытанием. Это никогда больше не должно повториться.
-
Это не тот орган, который готов к любви.
-
Этот призрак… бродит где-то там, в Европе, а у нас почему-то останавливается. Хватит нам бродячих.

Я

Я всегда думал, почему Косыгин ходил хмурый, никогда не улыбался, хотя вокруг все и улыбались, и целовались аж взасос. А потом, когда я сам стал премьером, я понял, как это тяжело…
-
Я готов и буду объединяться. И со всеми. Нельзя, извините за выражение, все время врастопырку.
Я готов пригласить в состав кабинета всех-всех — и белых, и красных, и пёстрых. Лишь бы у них были идеи. Но они на это только показывают язык и ещё кое-что.
-
Я на Зюганова не могу обижаться. И не обижаюсь. У нас ведь на таких людей не обижаются.
-
Я не думаю, что губернатор должен именно работать так, чтобы вредить.

Я не из тех людей, чтобы доводить до мордобоя, я извиняюсь за это слово. И мордобой-то опять не они же бы, не их же! Если бы их бы там навесить - это бы с удовольствием! А те мордобой-то, в мордобое люди же бы участвовали: народ, как всегда.
-
Я не тот человек, который живет удовлетворениями.
-
Я ничего говорить не буду, а то опять чего-нибудь скажу.
-
Я тоже несу большую нагрузку. И у меня тоже голос сел. А я ведь даже вчера не пил. И другого ничего не делал. Я бы это с удовольствием сделал.
</i>
###   http://homestartup.ru/oth_chernomyrdin.html

هههههههههههه ه