&emsp;  &emsp; <b>Михаил Бару</b>

\ \

/ /

\ \

(o o)

\__/

|

^&emsp; <i> ***

При входе в Биологический музей имени Тимирязева я крепко зажмурился, пробежал с закрытыми глазами мимо залов с двухголовыми собаками, заспиртованным ухом кролика, языком фламинго, глазом кита, скелетом недоразвитого поросенка с удаленным гипофизом, поднялся по мраморной лестнице на второй этаж и там стал переводить дух, сидя на скамеечке и любуясь окаменевшими аммонитами, белемнитами, ракоскорпионами и зубами акул юрского периода. В одном из углов, под толстым стеклом я увидел невзрачных, величиной с ладонь, плеченогих моллюсков ордовикского и девонского периодов и вдруг вспомнил, что в детстве была у меня книжка... даже не книжка, а тонкая, пожелтевшая от времени, хрупкая брошюрка тридцатых годов издания, которая называлась «Руководящие окаменелости девонского периода». На самом деле она была не у меня, а в детской библиотеке нашего поселка. Я ее «зачитал», поскольку нужна она мне была, как говорится, до зарезу. Мне тогда было лет двенадцать или тринадцать и я готовился стать палеонтологом. Пришел я в библиотеку и, краснея и бледнея, пролепетал библиотекарю, которым была учительница на пенсии, что книжку потерял. Вчера взял, а сегодня утром проснулся и… принес замену. Толстый, оторванный от сердца, роман Шарлотты Бронте «Шерли». Не от моего, конечно, а от маминого. Перед тем, как роман оторвать я его полистал и понял, что лучшей замены «Руководящим окаменелостям» не найти – «Шерли» был бесконечно длинным и бесконечно нудным романом про любовь. Маме он был совершенно ни к чему – она уже была замужем за папой. Может быть, мама и была бы против, но в этот момент она была на работе. 
</i>

<i>

Пустое, образовавшееся на полке после изъятия романа я предусмотрительно заставил другими книжками. Мне повезло – библиотекарь была маминой знакомой и замену у меня не приняли. Велели отнести ее домой, а «Руководящие окаменелости» списали за ветхостью. Честно говоря, их, кроме меня, никто и не брал читать, если судить по почти незаполненному формуляру. Долго у меня эта книжка хранилась, пока не потерялась при каком-то из переездов.

Палеонтологом я так и не стал. Готовился, готовился, ходил с остроносым геологическим молотком в большой котлован, который выкопали под строительство дома по соседству с нашим, собирал камни, хотя бы отдаленно напоминающие ископаемых плеченогих моллюсков… и стал химиком. Обычным завлабом с диссертацией и длинным списком скучных химических статей. Хорошо, что книжка потерялась – мне было бы теперь перед ней неловко. А мог бы стать палеонтологом. Мотался бы каждый год на раскопки в Монголию, в пустыню Гоби, искал бы там кости тираннозавров, диплодоков и трицератопсов, скрипел бы песком на зубах, пил бы чай с солью, молоком и бараньим жиром, ел бы монгольские бузы, играл бы на расстроенной экспедиционной гитаре и подмигивал молчаливым и строгим монгольским девушкам. Понавез бы из Улан-Батора вечных монгольских дубленок себе, жене и детям и они бы носили их до тех пор, пока не состарились. Защитил бы диссертацию или две, стал бы доцентом или профессором, заведовал бы лабораторией хищных ящеров юрского периода, читал бы лекции в университете. Приходил бы на них загорелый, мужественный, седобородый, как Хемингуэй, с красивым шрамом на щеке от клыка дейнониха или тарбозавра и двумя руками показывал бы величину бакулюмов у птеродактилей. Студентки упрашивали бы меня рассказать какой-нибудь случай из жизни в пустыне. Я бы приосанивался, закидывал ногу за ногу, закуривал трубку и… в один прекрасный день ко мне домой позвонили бы. 
</i>

<i>

Я открыл бы дверь, а на пороге стояла бы смуглая и улыбчивая монгольская девушка в высокой лисьей шапке и в кожаных сапогах с загнутыми вверх носами. Она сказала бы мне на своем гортанном, стремительном и двоякодышащем языке «Сайн байна уу. Миний нэр Байгалцэцэг. ээж хэлэхдээ таныг миний аав гэсэн тэр тэгээд энэ захиаг танд дамжуул гэсэн»*. И протянула бы, измятый от долгого лежания за пазухой, теплый конверт. И в этот момент выглянули бы из своих комнат дети. И вышла бы жена и подняла бы бровь или даже две брови и… я подумал бы: «Черт дернул меня стать палеонтологом. Стал бы, к примеру, химиком. Сейчас бы уже защитил диссертацию, заведовал бы себе спокойно химической лабораторией, ни в какие экспедиции не таскался бы, жил бы себе припеваючи в Москве и только по выходным выезжал бы на дачу в ближнем Подмосковье. И чай пил бы всегда с тульскими пряниками и никогда с молоком, солью и бараньим жиром. Так нет же! А все потому, что не надо было в детстве воровать книжки в библиотеке. В конце концов, если уж так хотелось украсть – украл бы книжку по химии. Да хоть бы бесхозный гривенник взял, который неделю валялся в старых папиных брюках. Вот теперь и расхлебывай – палеонтолог, твою…»

Тут я встал со скамеечки и поплелся на первый этаж, смотреть скелет недоразвитого поросенка, которому удалили гипофиз, чтобы хоть как-то успокоиться.

*Здравствуй. Меня зовут Байгалцэцэг. Мама сказала, что ты – мой папа. Она велела передать тебе письмо.

За перевод с русского на монгольский отдельное и огромное спасибо Otgoo Badam</i>