4 февр. 2018 г.

░░|░░|░░|░░|░░|░░|░░|░░|

<b> Anatoly Golovkov

Израильские заметки в ФБ

ПОД ВПЕЧАТЛЕНИЕМ интервью Григория Явлинского.
</b>
░░|  <i> «- Александр-то Андреич, чай, сами знаете, всегда либералом был, а тут, как комитеты-то эти в пятьдесят восьмом году открыли, - он и еще припустил. Тогда, впрочем, везде эти либеральные лавочки завелись. И что ж бы вы думали! - как только рескрипт пришел, на другой же день у Александра Андреича ни одной души из дворни не осталось! Ну вот, он и нашелся в фальшивом положении: с одной стороны, по закону, два года имеет право безмездно услугой пользоваться, а с другой стороны - либерализм примешался…
- Как же он выпутался?
- Победствовал-таки, а после того, однако ж, задумываться стал: «хороша, говорит, свобода, но во благовремении».
(Михаил Ефграфович Салтыков-Щедрин. «В среде умеренности и аккуратности», гл. II)

</i>|░░

´`)
<i>
Пускай умру — печали мало,
Одно страшит мой ум больной:
Чтобы и смерть не разыграла
Обидной шутки надо мной.

Боюсь, чтоб над холодным трупом
Не пролилось горячих слёз,
Чтоб кто-нибудь в усердье глупом
На гроб цветов мне не принёс,

Чтоб бескорыстною толпою
За ним не шли мои друзья,
Чтоб под могильною землёю
Не стал любви предметом я,

Чтоб всё, чего желал так жадно
И так напрасно я живой,
Не улыбнулось мне отрадно
Над гробовой моей доской.
<b>
Николай Александрович Добролюбов
</b>
&emsp;  ☻ ♥ ☻
<i>  
- Одну поганую овцу все стадо любит. ©
´`)
,•´ ¸,•´`)
(¸,•´ 
———⎝⏠⏝⏠⎠———<b> Борис Пастернак</b>
<i>  <u> </u>
Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.

Достать пролетку. За шесть гривен,
Чрез благовест, чрез клик колес,
Перенестись туда, где ливень
Еще шумней чернил и слез.

Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей.

Под ней проталины чернеют,
И ветер криками изрыт,
И чем случайней, тем вернее
Слагаются стихи навзрыд.
</i>  
•═•═•⊰❉⊱•═•⊰❉⊱•═•⊰❉⊱•═•⊰❉⊱ •═•⊰❉⊱••═•═•
<b>
Вадим Шершеневич
</b>
⊰❉⊱
<i>
&emsp; &emsp; &emsp; …я — последний имажинист.
&emsp; &emsp; &emsp; &emsp; &emsp; В. Шершеневич

Вадим Габриэлевич Шершеневич родился в Казани 25 января 1893 года в семье профессора-юриста Казанского (позже Московского) университета Габриэля Феликсовича Шершеневича, крупного ученого-правоведа, члена кадетской партии и автора ее программы, депутата I Государственной думы; мать, Евгения Львовна Львова, была оперной певицей. В девять лет (вместо положенных десяти) поступил в гимназию. После переезда с родителями в 1907 году в Москву он учился в известной частной гимназии Л.И. Поливанова (ранее ее закончили В. Брюсов, Андрей Белый, С.М. Соловьев). Затем он поступил в Мюнхенский университет, на филологический факультет; продолжил учебу в Московском университете — сначала на юридическом, затем на математическом факультете, который и закончил.
Стихи начал писать еще в гимназии и в восемнадцать лет, студентом, напечатал первую книжку — «Весенние проталинки», отмеченную сильным влиянием поэзии Бальмонта.
</i>
⊰❉⊱
⊰❉⊱
<i>
Весенний дождь
Пройдя небесные ступени,
Сквозь тучи устремляя бег,
Ты снизошла, как дождь весенний,
Размыть в душе последний снег...

Но ты, мятежная, не знала,
Что изможденный плугом луг
Под белизною покрывала
Таит следы угрюмых мук.

И под весенними словами,
Растаяв, спала пелена,
Но, как поруганное знамя,
Молчит земная тишина.

И лишь в глаза твои с укором
Глядит безмолвье темноты:
Зачем нечаянным позором
Стыдливость оскорбила ты?

</i>
(-_-(-_-(-_-(-_- (-_-(-_-(-_-(-_-(
(-_-(-_-(-_-(-_- (-_-(-_-(-_-(-_-(-_-)-_-)-_-)-_-)
<b>
Жорж Дантес
</b>
Родился: 5 февраля 1812 г., Кольмар, Франция
Умер: 2 ноября 1895 г., Сульс-О-Рен, Франция
<i>
Француз Жорж Шарль Дантес мечтал о грандиозной карьере в России. Чтобы произвести большее впечатление на высший свет, прибыв в снежный Петербург на службу, Дантес рассказывал небылицы, приписывал себе невообразимые ратные подвиги, да и вообще вёл себя, прямо скажем, не лучшим образом – постоянно нарушал гвардейский устав (за три года службы в полку Дантес получил 44 взыскания из-за недисциплинированности). Правда, если бы не поединок с Пушкиным, некий Жорж Дантес, пожалуй, так бы и остался выдумщиком, подвергавшимся постоянным насмешкам, но судьба рассудила иначе.
<u>
Француз не был влюблён в жену Пушкина
</u>
Принято считать, что француз, служивший в российской гвардии (и мечтавший, кстати, о чине фельдмаршала) был страстно влюблён в юную жену Александра Сергеевича – прекрасную Натали, из-за чего, собственно и случилась пресловутая дуэль, на которой Дантес смертельно ранил поэта.


//////////////////////////
<i>
 Однако нет никаких реальных зацепок, которые могли бы подтвердить эти подозрения. Более того, на момент конфликта с Пушкиным у Жоржа Дантеса была интрижка с сестрой Натальи - Екатериной, на которой его спешно женили - то ли чтобы попытаться уберечь две горячие головы от дуэли, то ли по иной причине (некоторые историки считают, что Екатерина Гончарова была близка с Дантесом настолько, что едва не забеременела, и, мол, ложная тревога по этому поводу и стала причиной скоропалительной свадьбы, а заодно и отмены дуэли в первый раз).

Кроме того, судя по историческим исследованиям, некоторое время Жорж отдавал предпочтение совсем другой девушке -  Идалии Полетике, дочери графа Строганова. Правда любовная связь, не говоря уже о законных отношениях, была мечтой совершенно нереализуемой: Строганов водил дружбу с самим императором и роман с Идалией мог стоить Дантесу карьеры.

Есть и другая точка зрения, почему Жорж выбирал для поклонения совершенно недосягаемые объекты любви. Чтобы скрыть то, о чем в те далекие от толерантности времена не принято было говорить в приличном обществе.


░░|░░|░░|░░|░░|░░|░░|░░|

<b> Anatoly Golovkov

Израильские заметки

МОЛЕБЕН ДОРОГИ
</b>
░░|<i> Заносит, значит, Москву, и трасса звучит, как в Алыкель под Норильском.
Струйки снега текут через шоссе, и кажется, твоя легковушка, как самолет, вот-вот оторвется от бетонки и рванет к облакам.
Есть трассы, что будто вне мира, кругом пелена, и вроде не бывает городов в огнях. А только лес по обочинам, только глупые зайцы наперерез, знаки, вехи и снег.
Одна дорога уводит в небо, другая внутри тебя, как просьба о спасении.
Может и не ветер свистит в окне, а поет органный хор, и это начало партиты. Ты пронзаешь дорогу, как снаряд, который еще не вырвался из ствола.
А дорога пронзает тебя - в этом диком аттракционе.
Она спасет или убьет. Выручит или промолчит. Но не кончится в тебе, ни живом, ни мертвом.
Значит, видно, нужно быть отсюда родом. Знать красоту и дурман волчьих ягод, огни рябин. Доверять родникам. Подраться в России, напиться в России, влюбиться в России, выйти из-под огня.
Чтоб в теплом Галине с арабскими огнями на склонах – иногда вспоминать эти леса и болота. Печалиться по этим окаянным, покаянным местам, но родным душе.
На пространстве земли, где дорога к дому не пугало, а зеркало.

Где начинается черно-белое кино. </i>|░░
₪₪₪ ░ ▒  ₪₪₪  ₪₪₪ ░ ▒  ₪₪₪
<b>
Анатолий Мариенгоф о чудесном докторе
</b> <i>
░  ...Следует заметить, что большевики тогда не нравились и доктору Петру Петровичу Акимову, которого сейчас поджидали. А ведь про доктора не только в гостиных и в клубе, но и на базаре всегда говорили: «У-у, это голова!»

Когда к Петру Петровичу приходил пациент с больным сердцем и спрашивал: «Доктор, а коньячок-то небось мне теперь пить нельзя?.. И курить небось — ни-ни?.. И насчет дамочек...» — Петр Петрович обычно клал такому пациенту на плечо свою костистую руку и внушительно поучал: «Самое вредное для вас, дорогой мой, это слово „нельзя“ и слово „ни-ни“. А все остальное — Бог простит... И я вслед за ним».

По уверениям пензяков, больные уходили от умного терапевта почти здоровыми. Я бы, например, добавил: «Психически». А ведь и это немаловажно.

Да и прочие медицинские советы Петра Петровича, по моему разумению, были прелестны.

//////////////////////
 <i>
«Вам, батенька, — наставлял он свежего пациента, — прежде всего надо к своей болезни попривыкнуть. Сродниться с ней, батенька. Конечно, я понимаю, на первых порах она вам кажется каким-то злодеем, врагом, чудовищем. Чепуха, батенька! Вот поживете с ней годик-другой-третий, и все по-хорошему будет. Уж я знаю. Даже полюбите ее, проклятую эту свою болезнь. Станете за ней ухаживать, лелеять ее, рассказывать про нее. Вроде как про дочку. Приятелям своим рассказывать, родственникам, знакомым. Да нет, батенька, я не смеюсь, я говорю серьезно. Честное слово. И чем раньше это случится, тем лучше. Вообще, батенька, в жизни философом надо быть. Это самое главное. Обязательно философом... Хочешь не хочешь, а к полувеку надо же какую-нибудь болезнь иметь. Помирать же от чего-нибудь надо. Так ваша болезнь, батенька, не хуже другой. Даже, на мой глаз, посимпатичней».

Пациент сначала смеялся, потом сердился на Петра Петровича, потом говорил: «Такого врача и в Москве не сыщешь!» И, привыкнув к своей болезни, наконец помирал, как и все другие пациенты на этой планете.

Из: Анатолий Мариенгоф. Мой век, мои друзья и подруги



</i>