31 авг. 2014 г.

<i><b> Дела давно минувших дней…  </i></b> 

⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰
<b> 
   Про Марину Цветаеву и Сергея Эфрона
</b> 
⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰⋰
<i>
Советские разведчики генерал Скоблин и актриса, известная певица, Надежда Плевицкая, имевшие кодовую кличку «Фермеры», находились в дружеских отношениях с Сергеем Эфроном и Мариной Цветаевой. И те, и другие, обманутые зазывами Ежова и Сталина, мечтали о возвращении в СССР.

Но у генерала Скоблина в этой операции вышел просчет. Генерал Миллер, помня историю похищения советскими агентами своего предшественника генерала Кутепова, завел правило: выходя куда-нибудь на конфиденциальную встречу, оставлял в своем рабочем кабинете пакет, который должны были его сотрудники распечатать, если его долго не будет. Так он сделал и на этот раз, отправляясь в гости к Скоблиным.

В этой записке сообщалось: «У меня сегодня в 12 часов 30 минут встреча с генералом Скоблиным на углу улиц Жасмен и Раффе, он должен отвезти меня на своей машине на встречу с германским офицером, военным атташе в балканских странах Штроманом, а также Вернером, чиновником парижского посольства. Оба они разговаривают на русском. Встреча организована по инициативе Скоблина. Возможно, что это - ловушка, поэтому на всякий случай оставляю записку. 22 сентября 1937 года. Генерал-лейтенант Миллер».

Эта записка сыграет трагическую роль в судьбах многих людей, прямо или косвенно причастных к похищению. Когда в штабе РОВС поняли, что генерал Миллер где-то пропал, генерал Кусовский, один из помощников Миллера, вошел в его кабинет, достал пакет из сейфа и вскрыл его. Прочитав записку, он сразу же послал на виллу Скоблиных своих людей.

 Скоблин, ничего не подозревая, отправился вместе с ними в Париж. Там Кусовский показал ему записку и сказал, что сейчас вызовет полицию. Но в суматохе Скоблин куда-то скрылся. Значительно позже стало известно, что он спрятался у хозяина дома, где на первом этаже размещался штаб РОВС, который был также агентом НКВД, бывшего министра Колчака Третьякова. Скоблин убегал так поспешно, что даже не успел предупредить свою жену, певицу Надежду Плевицкую, которую арестовала французская полиция.

Встревоженная похищением генерала Миллера, французская полиция связала это похищение с другой таинственной историей, которая имела место в Швейцарии, - это убийство Рейсса. 4 сентября 1937 года в пригороде Лозанны был найден убитый с документами Игнасия Рейсса. Швейцарской полиции удалось выяснить, что убитым был сотрудник НКВД. Комиссар полиции обратился к своим французским коллегам - разыскать убийц, сообщив им фамилии преступников… Нить следствия в обоих случаях вела в парижский «Союз возвращения на родину», который возглавлял муж Марины Цветаевой Сергей Эфрон.

 Последнего сразу же вызвали в полицию на допрос. Возвратившись из полиции, С.Эфрон поспешно вместе с семьей оставляет свою квартиру в Ванве и прячется у своего знакомого. Затем на автомашине хозяина квартиры таксиста Степуржинского они едут в Руан. Там Сергей Эфрон, попрощавшись с женой и сыном, на этой же машине едет в Гавр, откуда тайно на советском пароходе отплывает в Советский Союз. Марина Цветаева с сыном поездом возвращаются в Париж.
</i>
▫ ▪
▫ ▪
≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡
   Продолжение следует

≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡ 
<b>
 Иннокентий АННЕНСКИЙ
</b>

✠✠✠    ✠✠✠    ✠✠✠    ✠✠✠    ✠✠✠     ✠✠✠    ✠✠✠    ✠✠✠    ✠✠✠    ✠✠✠  

<u> Осень</u>
<i>
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .  . . . . . . . . . . . . . .
Не било четырех... Но бледное светило
Едва лишь купола над нами золотило,

И, в выцветшей степи туманная река,
Так плавно двигались над нами облака,

И столько мягкости таило их движенье,
Забывших яд измен и муку расторженья,

Что сердцу музыки хотелось для него...
Но снег лежал в горах, и было так мертво,

И оборвали в ночь свистевшие буруны
Меж небом и землей протянутые струны...

А к утру кто-то нам, развеяв молча сны,
Напомнил шепотом, что мы осуждены.

Гряда не двигалась и точно застывала,
Ночь надвигалась ощущением провала...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .  . . . . . . . . . . . . . .
</i>
✠✠✠  

Иннокентий Фёдорович Анненский родился 20 августа (1 сентября) 1855 в Омске в семье государственного чиновника Фёдора Николаевича Анненского и Наталии Петровны Анненской. Его отец был начальником отделения Главного управления Западной Сибири. Когда Иннокентию было около пяти лет, отец получил место чиновника по особым поручениям в Министерстве внутренних дел, и семья из Сибири вернулась в Петербург, который ранее покинула в 1849.

Слабый здоровьем, Анненский учился в частной школе, затем — во 2-й петербургской прогимназии (1865-1868). С 1869 он два с половиной года обучался в частной гимназии В. И. Беренса. Перед поступлением в университет, в 1875, он жил у своего старшего брата Николая, энциклопедически образованного человека, экономиста, народника, помогавшего младшему брату при подготовке к экзамену и оказывавшего на Иннокентия большое влияние.

По окончании в 1879 историко-филологического факультета Петербургского университета служил преподавателем древних языков и русской словесности. Был директором коллегии Галагана в Киеве, затем VIII гимназии в Санкт-Петербурге и гимназии в Царском Селе. Чрезмерная мягкость, проявленная им, по мнению начальства, в тревожное время 1905-1906, была причиной его удаления с этой должности.

В 1906 он был переведён в Санкт-Петербург окружным инспектором и оставался в этой должности до 1909, когда он незадолго до своей смерти вышел в отставку. Читал лекции по древнегреческой литературе на Высших женских курсах. В печати выступил с начала 1880-х научными рецензиями, критическими статьями и статьями по педагогическим вопросам.

С начала 1890-х занялся изучением греческих трагиков; выполнил в течение ряда лет огромную работу по переводу на русский язык и комментированию всего театра Еврипида. Переводил французских поэтов-символистов (Бодлер, Верлен, Рембо, Малларме, Корбьер и др.).

30 ноября (13 декабря) 1909 Анненский скоропостижно скончался на ступеньках Царскосельского вокзала в Санкт-Петербурге.

✠✠✠

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .  . . . . . . . . . . . . . .
<u> «Смычок и струны» </u>
<i>
Какой тяжелый, темный бред!
Как эти выси мутно-лунны!
Касаться скрипки столько лет
И не узнать при свете струны!

Кому ж нас надо? Кто зажег
Два желтых лика, два унылых…
И вдруг почувствовал смычок,
Что кто-то взял, и кто-то слил их.

«О, как давно! Сквозь эту тьму
Скажи одно: ты та ли, та ли?»
И струны ластились к нему,
Звеня, но, ластясь, трепетали.

«Не правда ль, больше никогда
Мы не расстанемся? довольно?..»
И скрипка отвечала да,
Но сердцу скрипки было больно.

Смычок все понял, он затих,
А в скрипке эхо все держалось…
И было мукою для них,
Что людям музыкой казалось.

Но человек не погасил
До утра свеч… И струны пели…
Лишь солнце их нашло без сил
На черном бархате постели.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .  . . . . . . . . . . . . . .
</i>
Для Царского Села И. Ф. Анненский — знаковая фигура. Он входит в блистательную плеяду царскосельских поэтов Серебряного века вместе с А. А. Ахматовой, Н. С. Гумилевым и другими. Но не все современники знали, что Анненский писал стихи, — это была его тайна. Так сложилась судьба, что государственный чиновник — директор гимназии — не мог открыто заявить о своем творчестве; в то время его поэзию могли принять весьма скептически. Поэтому свой первый сборник «Тихие песни» он опубликовал под забавным псевдонимом «Ник. Т — о», что было анаграммой его имени.

Для Царского Села начала ХХ века Анненский был, прежде всего, педагогом и директором Классической Николаевской мужской гимназии, которая находилась на углу Малой и Набережной улиц (здание сохранилось). На посту директора гимназии Анненский находился 10 лет — с 1896 по 1906 годы. Также он преподавал античную литературу в Мариинской Женской гимназии, где в то время училась юная Анна Горенко, будущая поэтесса А. А. Ахматова.

После педагогической службы директор-поэт неспешно выходил из здания гимназии и гулял по-старинному, разросшемуся Екатерининскому парку, где средь беломраморных скульптур и живописных деревьев его посещала муза. В склоненной, седеющей голове поэта рождались строчки и рифмы. В самом тенистом уголке парка стояла любимая скамья Иннокентия Федоровича. Здесь он любил сидеть тихими вечерами, и именно здесь к нему чаще всего нисходила Муза.

В стихах Анненского нет ни пушкинского юношеского восторга, ни величавости ахматовских строк... Его поэзия — это печальные размышления о былой красоте, наполненные смутной тревогой настоящего:

<i>

...Помню небо, зигзаги полета,
Белый мрамор, под ним водоем,
Помню дым от струи водомета,
Весь изнизанный синим огнем...
Если ж верить тем шепотам бреда,
Что томят мой постылый покой,
Там тоскует по мне Андромеда
С искалеченной белой рукой...
</i>
≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡
http://gorod-pushkin.info/innokentij-annensky
♠♠ Картинки. Фотографии
https://www.google.ru/search?q=%D0%B8%D0%BD%D0%BD%D0%BE%D0%BA%D0%B5%D0%BD%D1%82%D0%B8%D0%B9+%D0%B0%D0%BD%D0%BD%D0%B5%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9&newwindow=1&es_sm=122&source=lnms&tbm=isch&sa=X&ei=HnkDVMa0GYfXyQPPkYDgAQ&ved=0CAYQ_AUoATgK&biw=1024&bih=719

≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡
<b>Московские достопримечательности </b>


Старые названия улиц Москвы. Происхождение улиц. История московских улиц.

♖☗  ۩ ۩
   ☗♜♖♜
⌂⌂
<b>
Земляной вал
</b> 
<i>
Самая большая улица Садового кольца появилась на месте земляного вала который приказал сделать Борис Годунов в 1592 году в качестве оборонительного сооружения.

Старые названия: Садовая-Земляной Вал, Садовая-Землянскяя улица, Чкаловская улица, затем улица Чкалова (Герой Советского Союза В. П. Чкалов жил на этой улице).

Здесь находится Театр на Таганке.
</i>
≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡
http://mosfo.ru/viewtopic.php?f=43&t=3626
≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡



 <b>       Из московских журналов ЪЪЪ сто и более лет Ъ тому назад Ъ  </b

  ИСТОРИЧЕСКИЕ СЮЖЕТЫ

Волшебные жезлы и копья

□ ▪
<i>
Теоретически все эти исследования могут закончиться тем, что наука найдет способ превращения одного вещества в другое, внося изменения в его структуре на уровне мельчайших частиц либо же лишать их массы. Ведь доказано, что древние боги знали тайны антигравитации. Вполне возможно, что жезл Бога – это именно такой прибор, пока еще не изобретенный человеческой цивилизацией, но который существовал прежде.

Библия говорит о том, что такие жезлы были только у Бога и у египетских правителей. Да и египетская мифология содержит немало описаний чудес, связанных с волшебными жезлами, а также много их изображений. Кроме того, мифы о подобных жезлах присутствуют также в древних культурах Шумера, Индии, Америки.

Отметим также, что боги многих древних цивилизаций также имели способность управлять погодой, используя загадочные приборы. Древние греки использовали для этих целей жезл Кадуцей, с помощью которого творили многие чудеса. Описание кадуцея очень напоминает описание жезла Бога. По нему спиралью завиваются змеи, формируя спиральную коническую антенну. Кстати, изображение Кадуцея широко используется и в наше время в гербах и эмблемах. И еще одно: изображения древних волшебных жезлов стали прообразом волшебных палочек, столь часто встречающихся в детской литературе.

Не менее интересно и Копье Судьбы, которое также называют Копьем Лонгина и Копьем Господа. Легенда гласит, что тот, кто им владеет, держит в своих руках судьбу мира. О Копье неоднократно писали, снимали фильмы, упоминали в комиксах и телепередачах. Им в разное время владели такие известные личности, как Юлий Цезарь, император Константин, Аттила, Фридрих Барбаросса, Карл Великий, Наполеон, Черчилль и Гитлер.
</i>

≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡
  Продолжение следует…

≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡
<b>  ИзЪ старыхЪ московскiхЪ газетЪ и журналовЪ   </b>
<u>
    ВЫ НЕ ПОВЕРИТЕ…
</u>
Одесссское…

<i> 
  Стал заносчивый, как гаишник с престижного перекрёстка.

 

Я вас уважаю, хотя уже забыл за что!


Ну ты посмотри на этого патриота за мой счёт!

</i> 
◖◗

<b> Легенды Одессы: водители кобылы. </b> 

Кто-то из классиков сказал, или, по крайней мере, мог бы сказать: «Везёт, когда тебя везут». Вот так, прикрываясь классикой, мы решили поговорить о транспорте старой Одессы — кто, что, на чём и почём по её улицам возил. Все грузы в Одессе всегда делились на две категории: те, что лежат мёртвым грузом, и те, что сидят живым. Извозом последних занимались извозчики, а подвозом первых — биндюжники.

Грузите апельсины бочками

Профессия извозчика была в Одессе, уважаемой, но не самой почитаемой, потому что таковой была профессия биндюжника, родившаяся из сочетания трёх ответственных составляющих: коня, воза и человека с кнутом, трезво смотрящим на жизнь пьяным взглядом. Вообще, о биндюжниках можно сказать много хорошего, но напечатать всё то, что можно о них сказать и особенно от них услышать, нельзя никак, ибо ничего хорошего это не сулит.

Становление этой профессии началось во времена порто-франко, головную боль с которым подкинул градоначальнику Ланжерону, дюк де Ришелье, испросивший у императора разрешение на введение в Одессе беспошлинной торговли. С тех пор вся необъятная Российская империя только тем и занималась, что пыталась отыскать в Одессе хоть один неприбыльный товар. Но легче было бы отыскать Тунгусский метеорит, упади он на век раньше. Но, конечно, были у тех, кто столкнулся с порто-франко, то есть у всей Одессы, и проблемы. О них остались воспоминания тех, кто торговал тогда без всякой пошлины. Дед известного одесского биндюжника Лейбы Фукса, который основал династию биндюжников и работал во времена порто-франко в порту, жаловался внуку:

— Лейба, это был кошмар! Мы не успевали вывозить и разгружать возы. Слушай сюда, дед откроет тебе секрет, чем те возы были гружённые. Только наперёд прими стакан водки, чтоб не гепнуться мозгами — возы были гружённые деньгами.

Да, Одесса процветала, и наперёд других процветала хлебная торговля. Очевидцы рассказывали, что биндюжники, перевозя деньги возами, прикуривали от взятых с воза пятирублевок. Прикуривали и приговаривали:

— Ша, без хипежа! Тартаковский не обеднеет!

Так в Одессе была заложена добрая традиция легко прожигать состояния, особенно состояние Тартаковского. И это не шутка — кто в Одессе шутит с деньгами!

Видимо, Остап Бендер, отправил Корейко телеграмму «Грузите апельсины бочками» не с бухты-барахты, а, памятуя про бухту, какою был во времена порто-франко одесский порт. Скорее всего, он услышал эту фразу от своего папы турецко-подданного, а тот не раз слышал её уже от деда, правда, еврейско-подданного, но чего только не случалось в исконно украинском городе Одессе.

 Кстати, именно на этих бочках с апельсинами и стоит Одесса, после того, как они попали в Петербург к императору Павлу І в качестве взятки, и он соизволил дать согласие одесситам строить город (как будто, если бы Павел не соизволил, кто-то бы его слушал).

Попутная жизнь

Но не следует думать, что биндюжники и их верные помощники, парнокопытные биндюги, использовались только в порту, чтобы увозить и подвозить грузы. Возить негабаритные грузы биндюжников нанимали простые одесситы, особенно весной и осенью. Это было связано с одесской традицией снимать на лето дачу. Съём дачи был отработан и налажен в лучших традициях крестовых походов и с теми же интервентскими последствиями.

Нет сомнения, прикидывая, что полезнее: завоевать Иерусалим или снять дачу поближе к будущим одесским пляжам, крестоносец долго колебался, какой из этих двух подвигов праведнее и полегче. Так ведь не было в те времена биржи биндюжников, которые, если хорошо поторговаться, готовы были ехать что на Большой Фонтан, что к Гробу Господню — главное, деньги вперёд.

Но вот пришёл ХІХ век, и уже никто не колебался. А нанимался биндюжник с площадкой, как поэтично называли телегу, в которую загружалось всё, что требуется на даче для полноценного отдыха вдали от дома. Во-первых, пианино и фикус. Было ещё и «во-вторых», но здесь не хватит места перечислить всё, что входило в тот бесконечный, расширенный перечень — то была куча каких-то узлов, причём, их наполнение было для всех загадкой. Распаковывать их никто и не собирался, чтобы осенью потом снова не запаковывать. И площадка отправлялась в путь. Это был очень опасный момент, ибо вещи на час оставались без хозяйского глаза.

◖◗
≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡
Продолжение следует…
≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡
    ✏  ✑  ✒                  

    ИЗ ОБРЫВКОВ СТАРЫХ ЖУРНАЛОВ…Ъ

                         

ПРИЯТНО ВСПОМНИТЬ!!!!

</b> Актёрские байки </b> 

 Борис ЛЬВОВИЧ.

Актёрская курилка

<i>
         В пятидесятые годы в Московском цирке работал режиссер Арнольд Григорьевич Арнольд. Как писал о нем Юрий Никулин, «человек огромного темперамента, удивительной энергии — один из лучших режиссеров цирка!».

Вот какую историю записал в своем дневнике знаменитый «Домовой» — директор ЦДРИ Борис Филиппов:

«Арнольд очень дружил с Леонидом Утесовым, часто сиживал с ним за бутылкой чего-нибудь покрепче. Однажды засиделись. Арнольд стал уговаривать Утесова остаться: чего, мол, тащиться через всю Москву на ночь глядя, вот тебе кушетка, ложись и спи. Утесов ни в какую не соглашался. Мотивировал тем, что боится огромной собаки Арнольда, на которую и днем-то страшно смотреть, а ночевать с ней в одной квартире тем более. Да еще эта кушетка, которую хозяин предлагал для ночлега: Утесов знал, что обычно собака спит именно на ней, и не без оснований опасался, что зверюга будет недовольна.

И только когда Арнольд пообещал, что запрет собаку в чулан, Утесов согласился и остался. Ночью раздался грохот, и на спящего Утесова обрушилось нечто громадное и тяжелое. Эта собака вырвалась-таки из заключения и прыгнула на законную кушетку. Она устроилась на ногах Утесова и всем видом показывала, что не уйдет ни за что.

Перепуганный Утесов сдавленным голосом позвал Арнольда на помощь, причем, что интересно, по-еврейски. Хозяин пришел, прогнал собаку, долго и озадаченно смотрел на Утесова и, наконец, спросил:

"Лёдя, вот никак не могу в толк взять: почему ты меня по-еврейски позвал, никогда в жизни на идиш не общались?.."

На что Утесов плачущим голосом ответил:

"Чтобы твоя чертова собака не поняла, зачем я тебя зову!"»

  

   Утесов любил рассказывать, что такое настоящее мастерство конферансье. По случаю какого-то праздника — концерт в одесском порту. Публика та еще — грузчики и биндюжники. Артисты вертятся на пупе, смешат изо всех сил. В зале гвалт и гогот, принимают, в общем, хорошо, но уж очень бурно: реплики и все такое...

Конферансье, старый волк одесской эстрады, подбегает к пианисту: «Маэстро, ваш выход следующий, идите уже, что вы стоите, как памятник Дюку Ришелье!..»

Пианист, весь бледный и в поту, со стоном мотает головой: «Не пойду, не пойду, смотрите, какой зал, они же меня слушать не будут, будут топать и свистеть, какой ужас, боже мой!»

«Так, — сказал конферансье, — чтоб вы знали: слушают все. Главное — как подать номер! Стойте в кулисе и смотрите!» Твердым шагом выходит на сцену и, перекрывая шум зала, возглашает:

 «Загадка! На заборе написано слово из трех букв, начинается на букву "Хэ" — что?»

Зал в восторге ревет в ответ хорошо знакомое слово.

«Нет! — кричит конферансье. — Нет, чтоб вы пропали! Это слово "ХАМ"!

Так вот, босяки: Бетховен, "Лунная соната", и чтоб тихо мне!!!»
           </i>
≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡
Продолжение следует…

≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡