✔✔+ Алла Боссарт
●◇══════◆ ●
<b>
К Дню памяти Даниила Ивановича [Ювачёва] Хармса </b> (1905—1942).
...<i>
По вторникам над мостовой
Воздушный шар летал пустой.
Он тихо в воздухе парил;
В нем кто-то трубочку курил,
Смотрел на площади, сады,
Смотрел спокойно до среды,
А в среду, лампу потушив,
Он говорил: Ну город жив.
___________________________
Даниил Хармс арестован 23 августа 1941 года, в осаждённом немцами Ленинграде, по доносу агента НКВД Антонины Мих. Оранжиреевой. Прошел через камеру пыток. Умер от голода 2 февраля 1942 года в тюрьме "Кресты", в отделении психиатрии тюремной больницы.
Так начинается голод:
с утра просыпаешься бодрым,
потом начинается слабость,
потом начинается скука,
потом наступает потеря
быстрого разума силы,
потом наступает спокойствие.
А потом начинается ужас.
Из дневника художника П. Я. Зальцмана:
"В один из первых дней я случайно встретился у Глебовой с Хармсом. Он был в бриджах, с толстой палкой. Они сидели вместе с женой, жена его была молодая и недурна собой. Ещё не было тревог, но, хорошо зная о судьбе Амстердама, мы представляли себе все, что было бы возможно.
Он говорил, что ожидал и знал о дне начала войны и что условился с женой о том, что по известному его телеграфному слову она должна выехать в Москву. Что-то изменило их планы, и он, не желая расставаться с ней, приехал в Ленинград. Уходя, он определил свои ожидания: это было то, что преследовало всех:
"Мы будем уползать без ног, держась за горящие стены".
Когда мы пожимали друг другу руки, он сказал:
"Может быть, даст Бог, мы и увидимся".
Я внимательно слушал все эти подтверждения общих мыслей и моих тоже".
===== 2
О смерти Даниила Хармса его жена Марина Малич узнала, принеся очередную скромную передачу в тюремную больницу:
<i>
"Там, где в окошко принимают передачи, кажется, никого не было или было совсем мало народу.
Я постучала в окошко, оно открылось. Я назвала фамилию - Ювачев-Хармс и подала свой пакетик с едой.
Мужчина в окошке сказал:
- Ждите, гражданка, отойдите от окна и захлопнул окошко. Прошло минуты две или минут пять. Окошко снова открылось, и тот же мужчина со словами:
- Скончался второго февраля, выбросил мой пакетик в окошко. И я пошла обратно. Совершенно без чувств. Внутри была пустота".
</i>
Весной 1942 года Марина Малич была вывезена в эвакуацию в Пятигорск. Там она встретила немцев, отступила вместе с ними в Германию. В своих воспоминаниях она пишет:
<i> «Я подумала: «Жить в России я больше не хочу…» На меня нахлынула страшная ненависть к русским, ко всему советскому. Вся моя жизнь была скомкана, растоптана. Мне надоело это русское хамьё, попрание человека. И я сказала себе: «Все равно как будет, так будет…»</i>
После 1945 года Марина Малич на короткое время поселилась у матери во Франции, в Ницце. Затем перебралась в Венесуэлу, там вышла замуж за Юрия Дурново. Держала в Каракасе книжный магазин. Умерла в возрасте 93 лет. Всё, что ей удалось взять с собой из СССР – любимая Библия Даниила Хармса, на немецком языке, и эта записка от него:
<i>
«Дорогая Марина. Я пошёл в Союз. Может быть, Бог даст, получу немного денег. Потом к 3 часам я должен зайти в Искусство. От 6–7 у меня диспансер. Надеюсь, до диспансера побывать дома.
(Суббота), 9 (августа), 1941 года. 11 ч. 20 м.»
=======================
79 лет со дня смерти Хармса.
Самого, может быть, необъяснимого гения, писавшего на русском языке в ХХ веке.
Лучше других рассказал о нем Михаил Левитин в своих трех спектаклях - о веселом, карнавальном Хармсе; о любви Хармса; и особенно в последнем, "Меня нет дома" - о трагедии Хармса.
Чем старше я становилась, тем больше открывалась мне его трагическая сторона, засасывала жуткая судьба, которую он, нет сомнения, предвидел и провидел.
В воспоминаниях Марины Дурново, "Фефюльки", второй жены Даниила Ивановича есть самая страшная сцена из блокадных мемуаров, которые я читала. Как она с маленьким кусочком хлеба идет в пургу, через Неву к Крестам, к безумному мужу, умирающему в тюремной больнице. И дойдя, почти мертвая, узнает, что он умер.
Гениальный безумец, которого 50 лет назад мы перепечатывали на машинках и переплетали у "надежных" мастеров, знали наизусть, цитировали, и эти цитаты были паролем своих. Спустя еще четверть века Хармса стали издавать многотысячными тиражами, мало что, впрочем, поняв.
В позапрошлом году я написала стишок, посвященный Даниилу Хармсу и Николаю Олейникову. Ну конечно, не только им.
================ 2
<i>
***
Звездочет один из них. А другой - архаровец.
Полы рвет взбесившимся палачом январь.
Даниил Иванович. Николай Макарович.
За решеткой – мертвая белая Нева.
На свободу вырвалась смерть неприручённая,
затаился в логове лютый костолом,
верно, никогда еще вместе обреченные
нЕ пили так весело за одним столом.
Ладожскую водочку привозить на саночках
не пришла пора еще чокнутым шутам.
Николай Макарычу, Даниил Иванычу
отольются шуточки платой по счетам.
Самые счастливые жены – у отмеченных
гнойным глазом войлочным, воем серых свор…
До Крестов – пустынное русло бесконечное,
и в больничной выварке киснет приговор.
Самые несчастные жены у целованных
богом шутки Момусом, пьяным от затей.
Ляля проморожена и Фефюлька сломана,
а игра всё тянется с козырных крестей.
А когда закончатся все кресты на кладбищах,
сядут пулю новую расписать вдвоем
санитар с расстрельщиком, поиграют в ладушки –
что стоим, гражданочки? справок не даем.
Сломанные куколки, треснувшие карточки…
Дух картошки с маслицем сытный - от сеней.
Даниил Иванович, Николай Макарович
умирают со смеху. Полон дом теней.