3 авг. 2016 г.


<i> <b> Физики шутЮт, лирики хохочАт </b>         

 Стоило только попросить мужчину помочь вымыть посуду - и тут же появилась автоматическая посудомойка

 И мужчины и женщины ошибаются относительно друг друга, когда мужчины думают, что все женщины разные, а женщины - что все мужчины одинаковые.

Если мужчина не был вечером хамом, то утром, его назовут козлом.

У мужчин принято свой IQ измерять в сантиметрах.

Для зрелого мужчины в сексе существует лишь одна неожиданность - звонок в дверь.

</i>
&emsp;  &emsp;<b>Помним</b>

&emsp;  &emsp; &emsp;  ❖    
<b>
&emsp;  &emsp; Рауль Валленберг и его убийцы

Владимир Абаринов
</b>
&emsp;  &emsp;﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌
<i><b>
Русская служба Радио Свобода опубликовала письмо независимых исследователей Вадима Бирштейна и Сюзанны Бергер о качественно новом повороте в деле Рауля Валленберга. Дополнительные подробности дела - в беседе с одним из авторов письма Вадимом Бирштейном.
</b>
Шведский дипломат Рауль Валленберг в 1944 году спас жизнь десяткам тысяч венгерских евреев, выдавая им так называемые защитные паспорта подданных Швеции, ожидающих репатриации на родину. После взятия Будапешта советскими войсками он был арестован и препровожден в Москву, где содержался во внутренней тюрьме МГБ на Лубянке. Стокгольм многие годы безуспешно пытался выяснить судьбу арестованного. В феврале 1957 года Москва официально поставила в известность шведское правительство о том, что Валленберг скончался 17 июля 1947 года в камере лубянской тюрьмы от инфаркта миокарда. В подтверждение этой версии советская сторона представила документ – рапорт начальника санчасти внутренней тюрьмы МГБ
Смольцова на имя министра внутренних дел Виктора Абакумова.

Эта версия не удовлетворила родственников Валленберга, занимающих высокое общественное положение в Швеции. В 1990 году Вадим Бирштейн и нынешний председатель общества "Мемориал" Арсений Рогинский добились доступа к некоторым архивным фондам МГБ-КГБ. В апреле 1991 года я в качестве редактора международного отдела "Независимой газеты" опубликовал статью Вадима Бирштейна "Тайна камеры номер семь", в которой были представлены предварительные итоги исследования и ставилась под сомнение официальная советская версия. Впоследствии Москва и Стокгольм договорились продолжить работу в рамках двусторонней комиссии. Однако в 2001 году комиссия пришла к выводу, что поиски зашли в тупик, и прекратила свое существование.

Тем не менее Вадим Бирштейн, переехавший с тех пор в Нью-Йорк, продолжал свои изыскания:

- Я не был членом шведской комиссии. Я был членом первой комиссии по исследованию судьбы Валленберга, которая работала в 1990-91 годах. Все кончилось тем, что когда я нашел документ о переводе Валленберга и опубликовал статью, наша работа - моя и Рогинского - была закончена по требованию КГБ, и я не был приглашен во вторую комиссию. Но я оставался независимым исследователем, поскольку я работаю над книгой о СМЕРШе.

Прежде всего сомнения внушал рапорт начальника санчасти тюрьмы Смольцова – в лубянском архиве не обнаружилось ни единого автографа, с которым можно было бы сличить почерк.

- Этот рапорт всегда считался подлинным документом, - указывает Вадим Бирштейн. - Я же всегда полагал, что не рапорт Смольцова сам по себе, а надпись на рапорте Смольцова - о том, что доложено министру и приказано кремировать тело без вскрытия, - казалась подозрительной. Но после этого были экспертизы. Первая - официальная шведская: специалисты пришли к заключению, что документ подлинный. Затем была экспертиза "Мемориала": Рогинскому и еще нескольким представителям общества продемонстрировали оригинал, и оказалось, что вот эта дополнительная надпись сделана карандашом, поэтому она выглядит иначе.
<b> 
- Как развивались события после того, как самораспустилась двусторонняя комиссия?
</b>
- Сюзанна Бергер предложила мне написать вместе с нею письмо о моих сомнениях относительно документов, которые были представлены комиссии. Шведское посольство согласилось передать это письмо руководству архива ФСБ. Я писал о том, что казалось недоделанным, и задавал вопросы, которые комиссия не задавала. Скажем, комиссия никогда не требовала оригиналов – она удовлетворялась даже не копиями, а копиями фрагментов документов, кусочком фразы или кусочком строки. Я потребовал для начала представить копии страниц. Потому что когда они говорят, что есть запись о Валленберге, но она вымарана черной тушью, то это означает, что на ксерокопии представлен только этот вымаранный фрагмент, восстановленный с помощью инфракрасных лучей или каким-то другим способом. Я потребовал, чтобы эта строка была представлена хотя бы в составе страницы – так, чтобы можно было судить о ее положении на странице, чтобы были видны номера записей и так далее. Шаг за шагом вся имеющаяся документация была представлена, и я продолжаю запрашивать документы.
<b> 
- Вместе с Валленбергом в лубянской тюрьме содержался и его водитель Вильмош Лангфельдер.
</b>
- В ночь с 22 на 23 июля все сокамерники Валленберга и Лангфельдера были вызваны на некое собеседование или допрос. В показаниях, которые они дали в 1956 году - те, кто выжил, – они утверждали, что разговор шел о Валленберге, и им было приказано не упоминать это имя. Когда в 1990 году я и Рогинский начали наше исследование, мы особенно пытались найти сведения об этом допросе. И в нескольких случаях факт допроса подтвердился. С тех пор стоял вопрос, что же все-таки произошло. Оказалось, что на допрос или беседу вызывался и некий безымянный узник...

- Все следственные дела в системе СМЕРШ-МГБ за этот период недоступны, - поясняет Вадим Бирштейн. - Поэтому я задавал много вопросов о следственных делах тех лиц, которыми мы интересовались. И ФСБ, ознакомившись с делами, отвечала на наши вопросы. Они проверили, кого еще допрашивали этой ночью, и обнаружили, что были допрошены еще некоторые лица, о которых я не знал. В результате этой, можно сказать, совместной работы получилась схема, которая представлена в нашем сообщении. Получается, что помимо сокамерников Лангфельбера и его предполагаемого сокамерника Катоны, в то же время был допрошен некий таинственный заключенный №7. Что реально происходило на этих допросах или беседах - неизвестно, потому что они не записывались. Если заключенный номер семь был Валленбергом, то это означает, что Валленберг был жив, по меньшей мере, в течение нескольких последующих дней. Что касается меня, то я полагаю, что после этого допроса он был убит, о чем существуют формальные данные. Но они опять же требуют уточнения, потому что ФСБ представляла очень нечеткие документальные сведения об этом.
<b> 
- Получается, следователи приказывали другим заключенным молчать, когда Валленберг еще был жив?
</b>
- Да.
<b> 
- И никакой это не инфаркт миокарда, не случайная смерть - они готовились его убить?
</b>
- Да. Существует запись регистрации письма Абакумова Молотову, посланного 17 июля. Само письмо никогда не было представлено – ни КГБ, ни ФСБ, ни МИДом, никем. Эта запись раньше рассматривалась как подтверждение того, что Абакумов сообщил Молотову, что Валленберга нет, что он умер. Теперь же получается - если рассматривать письмо в новой системе временных координат - что Абакумов сообщал Молотову план того, что должно произойти с Валленбергом. Тут возникает параллель с делом Исая Оггинса. Я сразу вспоминаю письмо Абакумова руководству государства, которое содержало план политического убийства. По-видимому, этот способ достаточно широко применялся, поскольку Судоплатов упоминает четыре таких убийства. Он сам участвовал, в частности, в убийстве Оггинса. Но совершенно очевидно, что их было и планировалось гораздо больше.

* * *

Следует пояснить: генерал-лейтенант Павел Судоплатов – начальник специального отдела МГБ, занимавшегося после войны ликвидацией врагов советской власти с санкции высшего руководства страны. Исай Оггинс – гражданин США, завербованный ОГПУ и впоследствии арестованный. В связи с настойчивыми попытками Вашингтона выяснить судьбу Оггинса Абакумов в мае 1947 года направил Сталину и Молотову совершенно секретную записку, в которой предлагал:

"МГБ СССР считает необходимым: Оггинс Исая ликвидировать, сообщив американцам, что Оггинс после свидания с представителями американского посольства в июне 1943 года был возвращен к месту отбытия срока наказания в Норильск и там, в 1946 году, умер в больнице в результате обострения туберкулеза позвоночника".

 http://www.svoboda.org/content/article/2000947.html ◄╝
</i>

••••••••••••••••••••••••
&emsp;       
❂◉        
<i>
Назначенную чашу в срок испить,
Россия — всем в урок и беспокойство —
распята, как Христос, чтоб искупить
всеобщий смертный грех переустройства.
</i>
<b> Игорь Губерман</b>


<b> «Одесса имеет сказать пару слов!» </b>

*̡͌l̡*̡̡ ̴̡ı̴̴̡ ̡̡_|̲̲̲͡͡͡▫ ̲͡ ̲̲̲͡͡π̲̲͡͡ ̲̲͡▫̲|  *̡͌l̡*̡̡ ̴̡ı̴̴̡ ̡̡   *̡͌l̡*̡̡ ̴̡ı̴̴̡ ̡̡_
<i>
— Изя, что бы ты сказал, если бы встретил женщину, которая была бы ласковая, добрая, нежная и хорошо готовила бы?
— «Здравствуй, мама».


Одесса. Приходит Моня в магазин воздушных шариков.
— Я вчера у вас купил шарики, а они оказались бракованные, заберите их обратно.
— А что так? Лопнули? Спустили?
— Нет, не радуют они меня…


— Изя, как мы с тобой домой поедем?
— Софочка, а как ты хочешь?
— А как правильно сказать: «порш» или «порше»?
— Дорогая, таки правильно сказать: «троллейбус»!

ιllιlι.ιl..ιllιlι.ιl..ιllιlι.ιl..ιllιlι.ιl..ιllιlι.ιl..ιllιlι.ιl.

</i>
◦ •   ◦ •   ◦ •   ◦ •

<i> <b> Лучшие притчи всех времен и народов</b>
<b>
Дорожка
</b>
Жили-были два соседа. Пришла зимушка-зима, выпал снег. Первый сосед ранним утром вышел с лопатой разгребать снег перед домом. Пока расчищал дорожку, посмотрел, как там дела у соседа. А у соседа — аккуратно утоптанная дорожка. На следующее утро опять выпал снег. Первый сосед встал на полчаса раньше, принялся за работу, глядит — а у соседа уже дорожка проложена. На третий день снегу намело — по колено. Встал еще раньше первый сосед, вышел наводить порядок… А у соседа — дорожка уже ровная, прямая — просто загляденье! В тот же день встретились они на улице, поговорили о том, о сем, тут первый сосед невзначай и спрашивает: — Послушай, сосед, а когда ты успеваешь снег перед домом убирать? Второй сосед удивился сначала, а потом засмеялся: — Да я его никогда не убираю, это ко мне друзья ходят!
</i>   
◦ •   ◦ •   ◦ •   ◦ •
<b> Академик Дмитрий Лихачев о своем аресте в 1928 году: "Меня сразу охватил леденящий страх"
</b> <i>
Дмитрий Сергеевич Лихачёв (1906-1999) — советский и российский филолог, культуролог, искусствовед, академик РАН (АН СССР до 1991 года). Председатель правления Российского (Советского до 1991 года) фонда культуры (1986—1993). Автор фундаментальных трудов, посвящённых истории русской литературы (главным образом древнерусской) и русской культуры. 8 февраля 1928 года был арестован за участие в студенческом кружке «Космическая академия наук», где незадолго до ареста сделал доклад о старой русской орфографии, «попранной и искажённой врагом Церкви Христовой и народа российского»; осуждён на 5 лет за контрреволюционную деятельность. До ноября 1931 года - политзаключённый в Соловецком лагере особого назначения. Досрочно освобождён в 1932 году и позже вернулся в Ленинград.

В начале февраля 1928 г. столовые часы у нас на Ораниенбаумской улице пробили восемь раз. Я был один дома, и меня сразу охватил леденящий страх. Не знаю даже почему. Я слышал бой наших часов в первый раз. Отец не любил часового боя, и бой в часах был отключен еще до моего рождения. Почему именно часы решились в первый раз за двадцать один год пробить для меня мерно и торжественно?

Восьмого февраля под утро за мной пришли: следователь в форме и комендант наших зданий на Печатном Дворе Сабельников. Сабельников был явно расстроен (потом его ожидала та же участь), а следователь был вежлив и даже сочувствовал родителям, особенно, когда отец страшно побледнел и повалился в кожаное кабинетное кресло. Следователь поднес ему стакан воды, и я долго не мог отделаться от острой жалости к отцу. Сам обыск занял не много времени. Следователь справился с какой-то бумажкой, уверенно подошел к полке и вытащил книгу Г. Форда «Международное еврейство» в красной обложке. Для меня стало ясно: указал на книгу один мой знакомый по университету, который ни с того ни с сего заявился ко мне за неделю до ареста, смотрел книги и все спрашивал, плотоядно улыбаясь, — нет ли у меня какой-нибудь антисоветчины. Он уверял, что ужасно любит эту безвкусицу и пошлость.

Мать собрала вещи (мыло, белье, теплые вещи), мы попрощались. Как и все в этих случаях, я говорил: «Это недоразумение, скоро выяснится, я быстро вернусь». Но уже тогда в ходу были массовые и безвозвратные аресты. На черном фордике, только-только появившемся тогда в Ленинграде, мы проехали мимо Биржи. Рассвет уже набрал силу, пустынный город был необычайно красив. Следователь молчал. Впрочем, почему я называю его «следователь». Настоящим следователем у меня был Александр (Альберт) Робертович Стромин, организатор всех процессов против интеллигенции конца 20-х — начала 30-х гг., создатель «академического дела», дела Промпартии и пр. Впоследствии он был в Саратове начальником НКВД и расстрелян «как троцкист» в 1938 г.

После личного обыска, при котором у меня отобрали крест, серебряные часы и несколько рублей, меня отправили в камеру ДПЗ на пятом этаже — дом предварительного заключения на Шпалерной (снаружи это здание имеет три этажа, но во избежание побегов тюрьма стоит как бы в футляре). Номер камеры был 273: градус космического холода. В университете я увлекался Л.П. Карсавиным, а когда оказался в ДПЗ, то волею судеб попал в одну камеру с братом близкой Льву Платоновичу женщины. Помню этого юношу, — носившего вельветовую куртку и тихонько, чтобы не услышала стража, отлично напевавшего цыганские романсы. Перед этим я читал книгу Л.П. Карсавина «Noctes petropolitanae».

Пожалуй, эта камера, в которой я просидел ровно полгода, была действительно самым тяжелым периодом моей жизни. Тяжелым психологически. Но в ней я познакомился с огромным числом людей, живших по совсем разным принципам. Упомяну некоторых из моих сокамерников. В «одиночке» 273, куда меня втолкнули, оказался энергичный нэпман Котляр, владелец какого-то магазина. Его арестовали накануне (это был период ликвидации НЭПа). Он сразу же предложил мне навести чистоту в камере.

Воздух там был чрезвычайно тяжелый. Покрашенные когда-то масляной краской стены были черны от плесени. Стульчак был грязный, давно не чищенный. Котляр потребовал у тюремщиков тряпку. Через день или два нам бросили чьи-то шерстяные кальсоны. Котляр предположил — снятые с расстрелянного. Подавляя в себе подступавшую к горлу рвоту, мы принялись оттирать от плесени стены, мыть пол, который был мягок от грязи, а главное — чистить стульчак. Два дня тяжелой работы были спасительны. И результат был: воздух в камере стал чистым. Третьим втолкнули в нашу «одиночку» профессионального вора. Когда меня вызвали ночью на допрос, он посоветовал мне надеть пальто (у меня с собой было отцовское теплое зимнее пальто на беличьем меху):

«На допросах надо быть тепло одетым — будешь спокойнее». Допрос был единственным (если не считать обычного заполнения анкеты перед тем). Я сидел в пальто, как в броне. Следователь Стромин (организатор, как я уже сказал, всех процессов конца 20-х — начала 30-х гг. против интеллигенции, — не исключая и неудавшегося «академического») не смог добиться от меня каких-либо нужных ему сведений (родителям моим сказали: «Ваш сын ведет себя плохо»). В начале допроса он спросил: «Почему в пальто?». Я ответил: «Простужен» (так научил меня вор). Стромин, видимо, боялся инфлуэнцы (так называли тогда грипп), и допрос не был изматывающе длинным. Потом в камере попеременно были: мальчик китаец (по каким-то причинам в ДПЗ сидело в 1928 г. много китайцев), у которого я безуспешно пытался учиться китайскому; граф Рошфор (кажется, так его фамилия) — потомок составителя царского положения о тюрьмах; крестьянский мальчик, впервые приехавший в город и «подозрительно» заинтересовавшийся гидропланом, которого никогда раньше не видел. И многие другие.

Интерес ко всем этим людям поддерживал меня. Гулять полгода водил нашу камеру «дедка» (так мы его звали), который при царском правительстве водил и многих революционеров. Когда он к нам привык, он показал нам и камеры, где сидели разные революционные знаменитости. Жалею, что я не постарался запомнить их номера. Был «дедка» суровый служака, но он не играл в любимую игру стражников — метлами загонять друг к другу живую крысу. Когда стражник замечал пробегающую крысу на дворе, он начинал ее мести метлой — пока она не обессилит и не сдохнет. Если находились тут же другие стражники, они включались в этот гон и с криками гнали метлой крысу друг к другу — в воображаемые ворота. Эта садистская игра вызывала у стражников необычайный азарт. Крыса в первый момент пыталась вырваться, убежать, но ее мели и мели с визгом и воплями. Наблюдавшие за этим из-под «намордников» в камерах заключенные могли сравнивать судьбу крысы со своей.

Спустя полгода следствие закончилось, и меня перевели в общую библиотечную камеру. В библиотечной камере (в которой, кстати, после меня сидел, как вспоминает, Н.П. Анциферов) было много интереснейшего народа. Спали на полу — даже впритык к стульчаку. Там для развлечения мы попеременно делали «доклады» с последующим их обсуждением. Неистребимая в русской интеллигенции привычка к обсуждению общих вопросов поддерживала ее и в тюрьмах, и в лагерях. Доклады все были на какие-либо экстравагантные темы, с тезисами, резко противоречащими общепринятым взглядам. Это была типичная черта всех тюремных и лагерных докладов. Придумывались самые невозможные теории. Выступал с докладом и я. Тема моя была о том, что каждый человек определяет свою судьбу даже в том, что могло показаться случаем. Так все поэты-романтики рано погибали (Ките, Шелли, Лермонтов и т. д.). Они как бы «напрашивались» на смерть, на несчастья. Лермонтов даже стал хромать на ту же ногу, что и Байрон. Относительно долголетия Жуковского я высказал тоже какие-то соображения. Реалисты, напротив, жили долго. А мы, следуя традициям русской интеллигенции, сами определили свой арест. Это наша «вольная судьба». Через полвека, читая «Прогулки с Пушкиным» А. Синявского, я подумал: «Какая типично тюремно-лагерная выдумка» — вся его концепция о Пушкине. Впрочем, я и еще делал такие «ошарашивающие» доклады, — но уже на Соловках. Об этом после.
</i>

окончание следует
﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌
&emsp; <b>  Хочу всё знать…

Знаменитые композиторы-дилетанты

Генрих VIII, Иван Грозный, Лев Толстой, Фридрих Ницше и другие композиторы-любители

Подготовил Федор Софронов
</b>
В эпоху распространения всеобщей музыкальной грамотности в высших, а потом и в средних классах общества музыкальные досуги монархов, писателей, художников и актеров не были чем-то экстраординарным. Arzamas собрал произведения самых выдающихся из композиторов-любителей XVII–XX веков.
<i>
<b>Жан-Жак Руссо, писатель, философ, мыслитель (1712–1778) </b>

Автор «Рассуждения о науках и искусствах», «Исповеди», известный сторонник простого, неискушенного образа жизни, возвращающего человека к природе, Руссо был одним из искушеннейших композиторов своего времени. Его перу принадлежат песни, концерты, сонаты и другие инструментальные сочинения, а особенную известность завоевала его одноактная опера (интермедия) «Деревенский колдун», написанная в 1752 году. За нее король Людовик XV после постановки в Фонтенбло предложил Руссо пожизненную пенсию, от которой, впрочем, тот гордо отказался. Пасторальный сюжет, блестящая и доступная музыка сделали интермедию Руссо желанной на многих сценах Европы. Воспоминания об этих постановках оставил в своих «Письмах русского путешественника» Николай Карамзин.

<b> Эрнст Теодор Амадей Гофман, немецкий писатель (1776–1822)</b>

Гофман так любил музыку, что даже третье свое имя Вильгельм изменил на Амадей в честь любимого им Моцарта. Последний писатель великой эпохи немецкого Просвещения, Гофман уже искал чисто романтического союза муз и честно, всей своей творческой деятельностью содействовал его укреплению. Он не только сочинял оперы, но и даже расписывал театры и декорации, в которых эти оперы ставились, хотя либретто для них, например, ему сочиняли другие поэты. Музыкальный труд Гофман считал более выгодным, чем литературный, и постоянно пытался занять где-нибудь место дирижера оперного театра — чаще всего, увы, безуспешно. Кроме опер Гофман писал много камерной музыки, а его Симфония ми-бемоль мажор до сих пор довольно часто исполняется на концертах. Последним и наиболее успешным сочинением Гофмана была опера «Ундина» (1816) на либретто Фридриха де ла Мотт-Фуке. Правда, и тут Гофману не повезло: театр сгорел вместе с декорациями (партитура, к счастью, уцелела). Гораздо более успешен был Гофман — последний просветитель и первый романтик — как юрист.
</i>
Продолжение следует

﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌
<b>
Борис Шапиро-Тулин
</b>
&emsp;  • ◦
<i><b>
АВГУСТ
</b>
Маялись в мае.
В июне пригорюнились.
В июле сутулились даже тополя.
Но август, ах август, был густ, словно завязь,
И желтым ознобом сводило поля.
А зависть кружила над лугом и логом,
В ночной кутерьме собирая плоды,
Пытаясь представить нам август - прологом,
Полоской тумана над кромкой воды.
Сентябрь серебрился росою и инеем.
Октябрь, бряцАя, рвал листья с дерев.
Но август, ах август, стал вечным отныне,
Напрасно ноябрь был яр и свиреп.
Напрасно снегами засыпано сходство
Гречишного поля с томленьем души,
И сколько декабрь с январем не юродствуй,
Возникшую искру нельзя потушить.
С три короба врал нам февраль и поземкой
Старался запутать дорогу туда,
Где роем пчелиным прославлены звонко
Мгновенья торжеств над вершиной труда.
В историю март был бы рад не ввязаться,
Да только апрель уже грел у плетня,
И август, казалось, нас начал касаться
Хмельною ладонью грядущего дня.
И вот, за подробностью множа подробность,
Весне он дарует свой вещий мотив,
Как будто бы женщины вечную робость
Предчувствием счастья с лихвой окупив.
</i>

&emsp; 
(( (( (( (( (( (( (( (( (( (( (( (( (( (( ((

 (( <b> Интересно о гениях и известных личностях</b>

1 августа в 10:21 ·
<i>
Фазиль Искандер и Антонина Хлебникова. Он женился на ней, увидев, как она реагировала на стихи. А спустя полвека удивлялся: "Я учился, читая Пастернака и Маяковского. А ты-то у кого училась?" "У меня всегда был рядом ты", – отвечала она.


☸ ✉
<i>
<b>
Розыгрыш. Бомбовый рассказ Зиновия Гердта...
</b>
- Вы никогда не наблюдали за людьми, у которых начисто отсутствует чувство юмора? Я всегда испытывал к ним нездоровый интерес, более того - коллекционировал.
Одним из выдающихся "экземпляров" моей коллекции была Сарра, администратор нашего Театра кукол. Милая, добрая, славная женщина, но шуток не понимала решительно. Все мы ее, конечно, разыгрывали, а я - больше других. Она, правда, не обижалась, а только обещала: "Зяма, тебе это боком выйдет!"
И вышло.


Как-то Театр кукол гастролировал в небольшом российском городке. Шло расселение артистов.
Я быстро обустроился в своем номере, соскучился в одиночестве и отправился в фойе на поиски приключений. Спускаюсь по лестнице и вижу: стоит наша пышная Сарра, засунув голову в окошко администратора, и ведет напряженную беседу. Понимаю, что вопросы обсуждаются важности чрезвычайной: кого из актеров перевести с теневой стороны на солнечную и наоборот; кого переместить из двухместного номера в трехместный, а кому "по штату" полагаются отдельные хоромы...
Вид сзади открывается просто роскошный.
Идея у меня еще не созрела, но импульс уже появился - и я несусь по ступенькам вниз.
А когда достигаю цели (Сарры), материализуется и идея. Я хватаю нашего администратора за самое выдающееся место, мну его все и при этом еще и трясу... Класс?

Сарра в негодовании оборачивается и... оказывается не Саррой!
Мог ли я вообразить, что есть на свете еще одна женщина с формами подобного масштаба?! Я лихорадочно соображаю, что идеальный выход из ситуации, в которой я оказался, - умереть на месте. И действительно, со мной начинает происходить нечто подобное: сердце замирает, кровь перестает течь по жилам; я с головы до ног покрываюсь липким холодным потом...
Тут добрая незнакомка начинает меня реанимировать. Она хватает меня за шиворот, не давая грохнуться на пол; бьет по щекам ладонью и приговаривает:
"Ну-ну, бывает, не умирайте.. Ну, пусечка, живите, я вас прошу! С кем не случается - ошиблись жопой!"
Я выжил...

Оказалось, она - доктор химических наук, профессор; большая умница. Мы с ней продружили все две недели, на которые нас свела в этой гостинице моя проклятая страсть к розыгрышам...

Читать полностью: http://yablor.ru/blogs/rozigrish-bomboviy-rasskaz-zinoviya-gerdta/2380235
</i>
☞ ▰ﻩﻩ▣▱ ☜
۵ﻩ▣ •
שﻩ
۵

&emsp;
<i>
- Дорогая, я вчера тебе звонил, а ты не отвечала. Что ты делала?
- Выводы.
</i>


 &emsp;

<i>
Если ты считаешь себя умней других, а другие так не считают, то налицо яркий пример коллективной ошибки.
</i>


 &emsp;
<i>
Плотник Витя, надевая каску, говорит прорабу: "Она прикрывает не мою голову, а вашу задницу." Вся суть техники безопасности в России.
</i>


 &emsp;
<i>
Под лежачий камень мы всегда успеем.
</i>
 <b> Николай Фоменко</b>