●. 　 .　 *　.　.　　 .　●　 　. * . 　　 °　 　. .　　　 ° 　 . 　 .　 *　:.　.　 . 　　　　　 . 　　　　.　 　 °. .　　　　 .　 　 . °　　　　　　　*　.　 　.*● 　　　　 　. * .　　　 °　 . .　　　　 °.　 　. * .　　　　 :.　 . 　 .　 *　.　　　　●　　. 　 °　. .　　　　 　. 　　　　 .● 　　 :.　 . 　 .　 *　.　.　　 . °　　 　. * . 　　　 　. .　　　 　 . 　 .　 *　:.　.　 . 　　　　　 . 　 °　　　.　 　. .　　　　 .　 ●　 .　　　　　　　*　.　 　.* 　　　　 　. * .　　　　 .　 . 　 .　 *　.　.　　 .　　 　. * . ●　　　 　. .　　　 　 . 　 .　 *　:.　.　 . 　　　　　 . 　　　　.　 　. .　　　　 .　 ° 　 .　　　　●　　　*　.　 　.* 　　　　 　. * .　　　　 . .　　　　.　 　. * 

.　　　　 :.　● . 　 . °

<i><b>

Панов Михаил Викторович </b> (1920 - 2001)

НОЧЬЮ

Приехали ночью, вкопали ЗИС-3.* К пяти замаскировали ее.
Не спалось. Я лежал на снегу под двумя задубелыми шинелями.
Слепо светили две звезды, да и те пропали.
Дышал, дышал на руки: от холода одеревенели.

Вспомнил: «Она пришла с мороза раскрасневшаяся...»
Родной для меня это стих! Это Блок!
(Книгу-то взводный, гад, зажилил, — думаю в полусне. —
А ведь нес ее от Кавказа... и всегда... как зеницу ока...)

Натаскиваю, натягиваю шинель, чтобы укрыться с головою.
Рвет ветер! Ко мне сочатся его ледяные потоки.
Медленно вырастает звук порывистый и воющий:
«Мессершмит»? Или может... нет, не «фокке-вульф».

Думаю о судьбе русского свободного стиха:
будущее — за ним. И совсем не бескрылый,
не безвольный, вранье: это стих глубокого дыханья,
яркости, крутизны. Блок давно уже это открыл.

К шести забылся. Резало от ремня и кобуры, не снятых на ночь.
В кармане тихо шелестели часы (трофейные, анкерные).
В семь ноль-ноль на высоте 120 и две десятых
Бешено и мертво застучали немецкие танки.

1942

_______
* Противотанковая пушка.

┃. ┏┃┃┃┏┛⋱⋮⋰

┃. ━┛━┛┏┛⋯⋯

━┛. . .. .⋰⋮⋱&emsp;<b>МаринаСобе-Панек</b>(ФБ)

<i>

Между прочим, я тоже готовлю:)) и ем. Вот мой скромный ужин: наполеон, 16 слоев, 6 кг. Одного крема 3,5 литра. (Подруга в изоляции, поэтому весь крем достался наполеону. А так-то обычно она половину успевает с,есть, пока я коржи пеку).
И сладкое гранатовое вино.
Селедка под шубой тоже была, но вчера.
Я бы, конечно, и плов приготовила, но мы с детьми казан не осилим. Так что плов отложу до лучших времен.
P.S. эскарго не будет. Улиток я отпустила на волю.</i>

###############___________________

#################________________

_____________#########______________

____¶¶¶¶¶¶______########____________

___¶¶¶¶¶¶¶¶_______#########_________

__¶¶¶____¶¶¶________##############

__¶¶¶____¶¶¶___________############

__¶¶¶____¶¶¶___________________________

___¶¶¶¶¶¶¶¶____________________________

____¶¶¶¶¶¶___¶¶____¶¶__¶¶¶¶¶¶__¶¶¶¶¶¶__

_______¶¶____¶¶¶__¶¶¶_¶¶___¶¶_¶¶___¶¶__

______¶¶_____¶¶¶¶¶¶¶¶_¶¶___¶¶_¶¶___¶¶__

_____¶¶______¶¶_¶¶_¶¶_¶¶¶¶¶¶¶__¶¶¶¶¶¶__

____¶¶_______¶¶____¶¶_¶¶___¶¶_¶¶___¶¶__

___¶¶________¶¶____¶¶_¶¶___¶¶_¶¶___¶¶__

_______________________________________

################__________________

##################_______________

_____________#########______________

________________#########___________

__________________#########_________

____________________##############

_______________________############

<i>

Старинная солдатская песня

Отшумели песни нашего полка,
Отзвенели звонкие копыта.
Пулями пробито днище котелка,
Маркитантка юная убита.

Нас осталось мало: мы да наша боль.
Нас немного, и врагов немного.
Живы мы покуда, фронтовая голь,
А погибнем — райская дорога.

Руки на затворе, голова в тоске,
А душа уже взлетела вроде.
Для чего мы пишем кровью на песке?
Наши письма не нужны природе.

У могилы братской — грустные посты,
вечные квартиры в перелеске…
Им теперь спокойно, и сердца чисты,
и глаза распахнуты по-детски.

Спите себе, братцы, — все придет опять:
Новые родятся командиры,
Новые солдаты будут получать
Вечные казенные квартиры.

Спите себе, братцы, — все начнется вновь,
Все должно в природе повториться:
И слова, и пули, и любовь, и кровь…
Времени не будет помириться.

<b>

Булат Окуджава

________✿/)_✿_____✿./¯"""/')
¯¯¯¯¯¯¯¯¯\)✿¯✿¯¯¯¯✿'\_„„„„\)

<b>

9 мая день рождения Андрея Гурьева (Румата),</b>

 которого очень и очень не хватает...

...../(

...(,,.)....-:¦:-
__,||,__
█¤███
███¤█
██¤██
█¤███

▓▓▓▌▩▐▓▓▓

<b>

Вера Соколинская

</b>

8 мая в мире - День траура по погибшим и мольбы за мир.

<i> 

"Опыт войны - это нечеловеческие условия, это когда многие опускаются и теряют человеческий облик, это когда с солдатами обращаются хуже, чем со скотиной, это чтобы ты мог жрать, как скотина последняя, когда можно сидеть и без отвращения есть на замерзшем трупе, спать, как скотина последняя, терпеть вошь... Это тяжкое состояние солдатское, когда ты изнуряешься до бесконечности и думаешь: "Хоть бы скорее убили..."

Ничего грязнее, кровавее, жестче прошедшей войны на свете не было. Надо не героическую войну показывать, а пугать - война отвратительна. Надо постоянно напоминать о ней людям, чтобы не забывали. Носом, как котят слепых тыкать в нагаженное место, в кровь, в гной, в слезы, иначе ничего от нашего брата не добьешься…"</i>  В. Астафьев

<i> 

"Великой войной эту бойню называть нельзя, это неприлично.
Бойня не бывает великой». </i> Булат Окуджава

░░|░░|❤️░░|░░|░░|░░|░░|░░|

<b>AnatolyGolovkov

«НАШ ПОТРЁПАННЫЙ БАТАЛЬОН»

</b>

░░|<i>Юля Друнина как услышала о войне, приписала себе год. Немец уж попёр на Москву, и она копала рвы под Можайском. Как-то потерялась во время бомбежки, прибилась к пехотинцам. Те обрадовались: медсестра! Она влюбилась в комбата. Она посвятила ему стихи.

Но через неделю, выбираясь из окружения, комбат подорвался на мине.

В сорок третьем ее чуть не убил осколок снаряда – попал на волосок от сонной артерии. Ее комиссовали. Стихов уже пару тетрадок, но в Литературный не приняли.

Она вернется в институт через год, после того, как получит контузию в боях за Латвию, в составе артиллерийского полка. Ее не было в списках студентов. Но никто не посмел указать на двери старшине медицинской службы с боевыми наградами.

Она выйдет замуж за поэта-фронтовика Николая Старшинова. Родится дочь Лена. Потом ее мужем станет отсидевший за роман с Аллилуевой Алексей Каплер. И его она потеряет, и похоронит в любимом Крыму.

Из 16-ти своих книг стихов она увидела при жизни половину, в том числе и двухтомник избранного.

Ее выберут народным депутатом, но политика покажется ей лицемерным занятием. Она из нее уйдет. И, наверное, дело не в том, что Юлия Владимировна Друнина не смогла выдержать вранья и лицемерия «нового времени». Это время не смогло смотреть в глаза фронтовикам.

Противоречие оказалось неразрешимым: любимая ею страна гибла на глазах.

В ноябре 1991-го она добровольно ушла из жизни из-за угарных газов от «Москвича» в своем гараже.

* * *

С каждым днем становилось горше.

Шли без митингов и знамен.

В окруженье попал под Оршей

Наш потрепанный батальон.

Зинка нас повела в атаку.

Мы пробились по черной ржи,

По воронкам и буеракам

Через смертные рубежи.

Светлая память Юлии Владимировне... </i>|░░

░░|░░|❤️░░|░░|░░|░░|░░|░░|

<b>AnatolyGolovkov

</b>

░░|<i>

</i>|░░

к 9 мая

⫹⫺

И вечный бой.

Покой нам только снится.
И пусть ничто
не потревожит сны.
Седая ночь,
и дремлющие птицы
качаются от синей тишины.
И вечный бой.
Атаки на рассвете.
И пули,
разучившиеся петь,
кричали нам,
что есть ещё Бессмертье...
... А мы хотели просто уцелеть.
Простите нас.
Мы до конца кипели,
и мир воспринимали,
как бруствер.
Сердца рвались,
метались и храпели,
как лошади,
попав под артобстрел.
...Скажите... там...
чтоб больше не будили.
Пускай ничто
не потревожит сны.
...Что из того,
что мы не победили,
что из того,
что не вернулись мы?..

<b>

Иосиф Бродский.</b> 1965г.

░░|░░|❤️░░|░░|░░|░░|░░|░░|
<b>Anatoly Golovkov
ЗНАМЯ

</b>|░░<i>Принимаю во внимание все версии, байки, легенды о бойцах Красной армии при штурме рейхстага 75 лет назад: их множество, и наверное, они имеют право на жизнь, как сюжеты. Но у меня своя история – не из Интернета, а от моего московского врача, Виктора Амирановича Кантарии, племянника знаменосца.

Потери при взятии Берлина, говорят, были огромны. Отчасти из-за упрямства Сталина.
Радость от водружения знамени над куполом рейхстага велика — сюда слишком долго и тяжко шли.
Однако всё это понемногу стало превращаться в водевиль.
Репортеры попросили Алексея Береста, Михаила Егорова и Мелитона Кантарию еще раз подняться и снова прикрутить древко к чугунной ноге германской лошади. Под камеру. Для истории. Им троим предстояло пройти с этим знаменем на параде Победы.
Лейтенанта Береста вычеркнул из списка маршал Жуков, который не любил политруков.
Егоров и Кантария прошли по Красной площади, и попали во все энциклопедии мира.
При Хрущеве их забыли. При Брежневе снова вспомнили, осыпали милостями.
Прожив в безвестности 49 лет, Алексей Прокопьевич Берест спас жизнь ребенку. Он успел вытолкнуть девочку с путей перед самой электричкой, но угодил под колеса.
Михаил Егоров мистически разбился в легковушке, подаренной ему властями на юбилей Победы.
Дальше Виктор рассказывает, что Сухумский дом Кантарии сожгли в девяносто втором. Семья бежала в Москву. Обещанной квартиры Мелитон Варламович так и не дождался, и на следующий год умер.
О погребении старика в Сухуми не могло быть и речи. В Москве тоже возникли сложности из-за денег. Маресьев помог семье перевезти тело на родину, в грузинское село Джвари (переводится как Крест). Там его погребли во дворе сельской школы.
Во время войны России с Грузией памятник, к счастью, не пострадал.
За могилой ухаживают дети.</i> |░░

к 9 мая

⠬⠭⠮⠯⠰⠱⠺

⡖⡗⡘⡙⡚⡛⡜⡝⡞⡟

<b>

Телефон в 42-й

</b><i>

Я говорю:
- Вернитесь ненадолго!
Смотрите - лес, луна и тишина...
Они в ответ:
- Гляди, пылает Волга.
Ты понимаешь, что это - война?

Я им про то,
что их седые дети
Давно хотят им показать внучат...
Они в ответ:
- Война, браток, на свете...
Ты слышишь, залпы ближние звучат?

Как пахнет клевер! Тихая минута
Заполнила весь воздух над травой.
...Вот потому-то, друг, вот потому-то
Мы не уйдем с своей передовой.

<b>

Александр Аронов

۩۞۩۩۞۩۩۞۩۩۞۩۩۞۩۩۞۩۩۞۩۩۞

๑۩۩๑๑۩۩๑๑۩۩๑๑۩۩๑๑۩۩๑๑۩۩๑๑۩۩

<b>

Марина Новикова-Грунд

</b><u> 

Крепкий орешек

</u> 
У меня есть очень близкая подруга. Совсем близкая. Это мама моего мужа, Тата.
Наши первые встречи в 1974 году не были безоблачными: ее 18-летняя детка Vincent Fieri затеяла на мне жениться. Надо сказать, я и тогда понимала ее чувства: ну какая же мать согласится отдать своего дорогого ребёнка, медвежонка, лисёнка, слонёнка, чтобы ужасное чучело бедную крошку замучило? Короче, мы начинали как в боевике, где напарники сперва отказываются работать вместе, шумят и дерутся, а потом на протяжении нескольких серий спасают друг друга, помогают друг другу и вообще друг без друга не могут.
9 мая – это в полной мере ее праздник: она была одной из девочек-переводчиц на Нюрнбергском процессе. Я хочу (с ее разрешения) перепостить текст, написанный для сайта Иняза им.Мориса Тореза, в котором она преподаёт всю жизнь. Вот текст моей Таты, профессора Натальи Дмитриевны Токаревой.

<i> 

«Мы остались дома
Итак, мы на самоизоляции. И это уже не вторая и не третья неделя, время обозначило жёсткую границу между тем, что было до этого, и тем, что происходит сейчас. И именно сейчас мы начинаем остро оценивать те прекрасные дни, когда мы говорили со студентами не через экран компьютера , когда повседневность встреч с коллегами теперь видится как удивительно радостное далёко. Что же, мы теперь абсолютно вольны распоряжаться своим днем, и оказывается, что день не так долог! Проверка письменных заданий, рекомендации по каждой работе, занятия по скайпу – все это оказывается крайне времяемким. Но, будучи дома, трудно пройти мимо книжных шкафов, и, к удивлению, вдруг находятся такие книги , которые раньше оставались вне поля зрения. Так, я обнаружила удивительные воспоминания И.С. Тургенева , где он описывает встречи с Белинским, Гоголем и Ивановым, тем, который написал « Явление Христа народу». Какое это упоительное чтение!

===== 2
<i> 
В это время условно усечённой социализации и безусловно- относительной свободы выбора - что не терпит отлагательства, а что можно отложить, – память с предельной яркостью воспроизводит сцены прошлого, особенно сейчас, в эти майские дни. Разбирая бумаги , которые были не тронуты многие годы, я обнаружила справку о моей работе в качестве ученика слесаря в 1942 году на заводе «Бурмашцветмет». Другая справка , выданная Городскими курсами иностранных языков Мосгороно от 28 июля 1942 года , говорит о моем направлении по мобилизации на сельхоз работы. По возвращении в Москву я продолжала работать на заводе. Эти факты моей биографии отложены так далеко в моей памяти, что, если бы не эти документы, они были бы вытеснены воспоминаниями о постоянных не только ночных, но и дневных тревогах осенью 1941 года. Мне 15 лет, и надо идти в бомбоубежище. Мы жили на улице Осипенко (теперь Садовническая), вблизи Кремля .Мой отец обеспечивал стратегически важные объекты электроэнергией (он был инженером главной электростанции). Вот раздались сигналы тревоги, и он поднимается для тушения зажигательных бомб на крышу дома. Их было очень, очень много. Конечно, я не могу не пойти вместе с ним, и оснащенная ведром с песком и неким приспособлением на железном шесте, я тоже принимаю участие в тушении бомб, которые не всегда разгорались сразу, и были секунды, которые позволяли предупредить опасность .Потом был институт и работа в Советской Военной Администрации в Германии переводчиком в 1947 году.
Воспоминания овладевают иногда с такой силой, что они становятся частью этого существования. А может быть так и надо, обращаться к прошлому, чтобы еще больше ценить настоящее?»

Сашке
.
░▄▄▄▄▄▄▄▄░░░░░░▄▄▄▄▄▄▄▄░
░███████▀░░░░░░▀███████░
░███████░░░░░░░░███████░
░▀▀█████░░░░░░░░█████▀▀░
░░▄████▀░░░░░░░░▀████▄░░
░▄█████░░░░░░░░░░█████▄░
▄██████░░░░░░░░░░██████▄
██░░░██░░░░░░░░░░██░░░██
██▄▄▄██░░░░░░░░░░██▄▄▄██
███████░░░░░░░░░░███████
██░░░███░░░░░░░░███░░░██
██▄▄▄████▄▄░░▄▄████▄▄▄██
░█████▀▀▀██████▀▀▀█████░
░░▀███░░░██████░░░███▀░░
░░░░▀▀████████████▀▀░░░░
░░░░░░░░░▀▀▀▀▀▀░░░░░░░░░ &emsp; <b>С Днём рождения, Саша! </b>

<i>

Жизнь коротка. И надо уметь.
Надо уметь уходить с плохого фильма. Бросать плохую книгу.
Уходить от плохого человека. Их много.
Дело не идущее бросать.
Даже от посредственности уходить.
Их много. Время дороже.
Лучше поспать. Лучше поесть.
Лучше посмотреть на огонь, на ребенка, на женщину, на воду.
... Жизнь коротка.
Что-то откроется само.
Для чего-то установишь правила.
На остальное нет времени.
Закон один: уходить, бросать, бежать, захлопывать или не открывать!
Чтобы не отдать этому миг, назначенный для другого.
<b>
М.Жванецкий

░▒▒ ▓░▒░▒

<b>

Гарри Бардин

Из книги "И вот наступило потом..."

</b><i>

Я родился в 1941 году. Родился наперекор войне, эвакуации.
Мои родители жили в Киеве. Самое страшное для меня — смотреть пожелтевшую от времени фотографию. На ней мама в летнем легком плаще. Плащ прикрывает большой живот, в котором притаился я. Мама легко опирается на низкий заборчик. Над ней огромное безоблачное небо. На обороте фотографии надпись маминой рукой: 21 июня 1941 года. На следующий день папа и два моих дяди ушли на фронт. Вся семья осталась на попечении дедушки. И тут, как на грех, у бабушки — воспаление легких. Дедушка уговаривает всех уезжать. Бабушка противится. Ну, во-первых, больна, а во-вторых, ее родственники никуда не едут.
А Киев уже бомбят. И тогда дедушка сказал сакраментальную фразу: «Петлюру я знаю, Махно я знаю, Гитлера я не знаю!» Дедушка погрузил всю семью на один из последних эшелонов — и мы отправились в Магнитогорск. А бабушкины родственники остались в Киеве. Остались навсегда, в Бабьем Яру.

Дед мой был сапожник. Работал неустанно, лишь по субботам позволяя себе петь в синагоге и не работать.
А тут вторую неделю он ничего не делает, едет на открытой платформе телятника, свесив босые ноги. Летний ветер обдувает их. И он, обращаясь к бабушке (ее звали Маша, а он ее звал Мышке), в восторге говорит:

— Си гит, Мышке! Си гит!

Что значит на идише «хорошо». Дед не мог предположить, что через две недели убьют зятя под Полтавой, а сына вскоре ранят под Ленинградом.

===== 2

<i>

На редких остановках поезда люди справляли нужду тут же, не отходя от вагона. Мама, с трудом спускаясь по ступенькам, не отпускала поручень вагона. Поезд бомбили, поэтому паровоз мог двинуться в любой момент. Остаться на незнакомой станции, а то и в чистом поле беременной и одной! Мама уже отвечала за двоих.

Я же был своеволен. Я не стал дожидаться Магнитогорска, а стал рваться на свободу, поравнявшись с городом Чкаловым, ныне Оренбургом. Нас, восьмерых, поселили в одну небольшую комнату с цементным полом. Внизу помещались краткосрочные курсы танкистов. Они уходили на фронт с песней «Вставай, страна огромная…» Это было мое первое в жизни незабываемое музыкальное произведение. И сейчас, когда я слышу эту великую песню, я ее слышу как будто снизу. Мороз по коже и слезы из глаз. Конечно, война многое определила в дальнейшем. Главным праздником стало 9-е мая и остается до сих пор. В 1961 году, не пытаясь откосить, я пошел на три года в армию. Я понимал, что если бы кто-то откосил в 1941-м, я бы не дожил до 1961-го.

К новому 1944 году папу отпустили на два дня в Чкалов. Я впервые увидел своего отца. Живого после Сталинграда.

Я его называл «дядя». Папа сказал, что пока я не назову его папой, он меня не возьмет на руки. Пришлось назвать. Мы с мамой провожали его на вокзал. Папа меня нес на руках и курил папиросу. Дым его папиросы я бы и сегодня узнал среди тысяч других. На центральной площади стояла новогодняя елка. Еще помню фанерные фигуры зверей вокруг ели. И звучал из репродукторов марш из оперы «Аида». То, что это была опера «Аида», я узнал много позже, но музыка, дым папиросы и папа впечатались в память на всю жизнь.

==== 3

<i>

Через много лет Чкалов, переименованный в Оренбург, встречал меня, как почетного земляка. Я рассказал мэру, что мы жили в доме, где располагалось когда-то танковое училище. На что он мне сказал, что это теперь — летное училище, и именно в нем учился Юрий Гагарин.

«Поехали», — сказал мэр. Мы подъехали к дому, где прошли первые мои три с половиной года. Я узнал дом, подъезд. Но самым удивительным для меня оказалось то, что дом стоял перед самой рекой Урал. А за рекой — Азия. Я родился еще в Европе. Это — не предмет гордости, а просто факт.

Вскоре, в 1944 году, папу отозвали с фронта готовить кадры. И он нас перевез в город Энгельс рядом с городом Саратов.

Мы жили в бараках напротив стадиона. От той жизни осталось ощущение постоянного голода. У нас была небольшая комната, в центре которой стоял столб, на котором висела черная тарелка репродуктора. В это время из репродуктора шла музыка повеселей, и прерывалась только строгим голосом Левитана, сообщавшим, что мы что-то взяли, что-то освободили. Все жили в ожидании победы. У нас, детей, во дворе шла своя жизнь и свои военные игры.

. .)

. ( (

████╗✫* ✫*

████║ .•✫*¨✫*

████╝•.¸.•✫*¨✫&nbsp;  <b>Сергей Плотов</b>

<i> 

***
В детстве время тянулось сосновой смолой –
Бесконечно текло и утечь не могло.
Ты – колени в зелёнке – бродил во дворе,
Комаром застывал в летнем дне-янтаре.

Время в юности потной - неслось со всех ног
И звенело, как велосипедный звонок.
И однажды ты понял, взглянув за окно,
Что уходит, уходит, уходит оно.

Ты его ощущал – торопящийся шкет -
Волосками на коже, мурашками лет.
Ты его умолял, по гостям мельтеша,
Чтобы снова – смолой, чтобы вновь – не спеша.

По квартирам чужим ты носил свой пиджак.
И ужасней всего наблюдать было, как
Время мимо проходит, брусчатку дробя -
Ничего не останется после тебя.

Вот и с ярмарки путь. Ты уже пожилой.
Пальцы больше не пахнут сосновой смолой.
Ты со временем вместе листвой пошурши,
Потому что вам некуда больше спешить.