✿ ♡ ❀ ❃ ❁ ❋ ✾ ♡ ✽
<i> <b>Евгений Блажеевский </i>
</b>
✿ ❀ ♡ ❃ ❁ ❋ ♡ ✾ ✽
<i>
Его любили все.
Все, кому дорога была его поэзия, все, с кем он засиживался допоздна на своей
маленькой кухне, все, чьи рукописи он неутомимо пристраивал в разнообразные
редакции. На панихиде в Малом зале ЦДЛ было не протолкнуться. Он умер на
майские праздники, но в день его похорон пошел снег, ложившийся в еще не
засыпанную могилу…
Евгений Блажеевский родился в 1947 году, в азербайджанском
городе Гянджа (тогдашнем Кировабаде). Его отец, военный врач, умер, когда сыну
исполнилось три с половиной года: Женя его почти не помнил. Мальчика
воспитывали мама — ее он боготворил и уход ее горько оплакал в стихах — и бабушка,
дочь предводителя дворянства, которой сам Репин давал уроки живописи.
По-видимому, от бабушки Женя унаследовал и дар прекрасного рисовальщика (свои
картины он бескорыстно раздавал и близким друзьям, и случайным знакомым, а
многие его живописные работы, как свидетельствуют знающие в этом толк, по силе
дарования не уступают стихам), и от нее же — никогда не подчеркиваемый, но
всегда заметный аристократизм, редкое душевное благородство какого-то
“старорежимного” пошиба. В детские годы Женя увлекся спортом и впоследствии
никогда не терял формы, всегда мог постоять и за себя, и за друзей. В юности
был профессиональным футболистом, играл за кировабадское “Динамо”, выступавшее
какое-то время даже в высшей лиге. Но однажды на поле ему умышленно сломали
ногу, и после слезных материнских уговоров Женя оставил футбол. Он уехал в
Москву, поступил в Полиграфический институт, всерьез занялся поэзией. Женился,
развелся, скитался по разным коммуналкам (в его стихах скрупулезно воссоздан
неповторимый быт той эпохи), снова женился — уже “окончательно”, у него
родилась дочь, и, наконец, не без помощи матери, купил квартиру в столице.
Литературная судьба Блажеевского на первых порах
складывалась относительно благополучно: он печатался в “Юности” и в “Новом
мире”, был участником Всесоюзных совещаний молодых писателей, в 1984 году вышел
первый сборник его стихов “Тетрадь” (вторая же и последняя прижизненная книга —
“Лицом к погоне” — увидела свет только через одиннадцать лет, в 1995). Его
тогдашние друзья и приятели (из легендарного поколения дворников, истопников и
сторожей, многие из которых потом прорвались в литературную элиту и о
Блажеевском как бы “забыли”, хотя поначалу Женя кое-кому из них даже оказывал
некоторое покровительство) в ту пору, в середине 70-х, были близки друг другу и
по социальному статусу, и по эстетическим предпочтениям и отталкиваниям, и даже
по пристрастию к одним и тем же спиртным напиткам. Через двадцать лет в нашей
беседе на страницах “Литературной газеты” Блажеевский с улыбкой признавался:
“Портвейн вообще был любимым напитком советских поэтов. В семидесятые годы у
нас была своя компания выпивальщиков. Не стану называть имена, ибо некоторые
вышли в люди и чего доброго обидятся. Портвейн — вино, с одной стороны,
крепкое, с другой — дешевое. Он располагал к беседе, не вырубая человека резко
и целенаправленно, как водка или коньяк, и не вызывал скуки, как сухое вино или
пиво. Это та золотая середина, которая была нужна для темпераментного,
молодого, заинтересованного разговора…”
http://magazines.russ.ru/continent/2005/124/me24.html
</i>
❤
❤
<i>
<b> А жил я в доме возле Бронной ...</b>
А жил я в доме возле Бронной
Среди пропойц, среди калек.
Окно - в простенок, дверь - к уборной
И рупь с полтиной - за ночлег.
Большим домам сей дом игрушечный,
Старомосковский - не чета.
В нем пахла едко, по-старушечьи,
Пронзительная нищета.
Я жил затравленно, как беженец,
Летело время кувырком,
Хозяйка в дверь стучала бешено
Худым стервозным кулаком.
Судьба печальная и зыбкая
Была картиной и рассказом,
Когда она, как мать над зыбкою,
Спала, склонясь над унитазом,
Или металась в коридорчике,
Рукою шарила обои,
По сыну плакала, по дочери,
Сбежавшая с офорта Гойи.
Но чаще грызли опасения
И ночью просыпался зверь.
Кричала: “Сбегай к елисееву
За водкой!..”, - и ломилась в дверь.
Я в это время окаянное,
Средь горя и макулатуры,
Не спал. В окне галдели пьяные,
Тянуло гарью из Шатуры.
И я, любивший разглагольствовать
И ставить многое на вид,
Тогда почувствовал, о Господи,
Что эта грязь во мне болит,
Что я, чужою раной раненный,
Не обвинитель, не судья -
Страданий страшные окраины,
Косая кромка бытия...
1973
❤
<b>Туманное утро, заляпанный снегом ... </b>
Туманное утро, заляпанный снегом откос,
Что тянется вдоль, а за ним - то кусты, то березы.
Туманная жизнь. И под сердцебиенье колес,
Хватаясь за воздух, танцует дымок папиросы.
И город туманный, исхлестанный снегом, уже
Исчез, и несется состав, подгоняемый ветром.
И я возвращаюсь, но только заноза в душе,
И хочется петь о несбыточном, о безответном...
1976
❤
<b>«До свидааия» - слабое слово. По ... </b>
«До свидааия» - слабое слово. Подруга, прощай!
Но твою доброту, видит бог. позабуду едва ли.
Так швейцар отслуживший мучительно помнит про чай.
На который ему у дверей ресторана давали.
Наша жизнь, наша связь - нестерпимая мука души.
Лихорадочный блеск бриллианта в руке человека...
За какой идеал, за какие такие шиши
Я губами просил, словно просит ладонью калека?!
Хоть осталась бы в памяти, как пожелтевший цветок.
Как живая закладка - в забытом пособии школьном!
Но припомню на миг и крутого стыда кипяток
Обжигает лицо в дуновении непроизвольном.
Хоть пытаюсь порой говорить как поживший гусар -
Непременный участник скандалов и междоусобиц,
Но глотаю слова и горит на губах скипидар
Пережеванных кем-то, услышанных где-то пословиц:
Что хорошую женщину так же непросто найти,
Как арбуз угадать по щелчку и по виду снаружи.
Что дурная дорога калечит повозку в пути,
Ну а женщина, братец, калечит таланты и души...
Что еще расскажу - что еще про тебя наплету,
В равнодушье играя, любимая женщина, перед
Расставаньем, когда уплыву по реке на плоту,
Оставляя в тумане родимый залузганный берег?..
</i>
⋱⋱⋱
❤ ⋰⋰⋰