Пётр Вайль, Александр Генис

❍ ⊙ ↈ 

 <i>

«Театральный роман» начался там, где закончилась «Белая гвардия». Уже подзаголовок - «Записки покойника» - становится как бы знаком загробной жизни в жизни земной. Таким образом, еще до начала книги известно, что Максудов, в отличие от Турбиных, проиграл. Мир, в котором произошла эта трагедия, намного сложнее мира «Белой гвардии». Если там добро и зло имело свои реальные бастионы (квартира Турбиных - улицы Города), то в «Театральном романе» хаос маскируется под порядок.

История Максудова - это приключения Простодушного, принимающего мнимый порядок за истинный. Последовательное разоблачение этого заблуждения и составляет сюжет книги. Мир литературы и театра здесь как будто обладает всеми качествами строго организованной системы. Это уже не анархическая анонимная толпа Города. Здесь есть иерархия, как на писательской вечеринке; есть строгий ритуал, как в сцене представления Максудова Ивану Васильевичу; есть даже «заведующий внутренним порядком», во владениях которого как раз царит максимальная неразбериха. И, главное, есть теория, которая формирует все это грандиозное сооружение, якобы придавая осмысленность каждой детали всей системы. Максудов - единственный, кто стоит вне ее, что и позволяет ему усомниться в самом существовании сооружения.

Хаос революционного Города стал порядком в обществе победившей революции. Но порядком со знаком «минус». Это всего лишь пародия на порядок, тотальная и безжалостная.

Не случайно метафорой новой действительности является Театр, место, где ежедневно создается мнимая жизнь. Хаос у Булгакова всегда связан со зрелищными предприятиями: в «Белой гвардии» выборы гетмана проходят в цирке, в «Мастере и Маргарите» действие крутится вокруг Варьете.

===== 2

<i>

Но главное в «Театральном романе» - не пародийная картина мира. Главное все же сам Максудов и то, что он написал.

Максудов существует только и поскольку он - автор. Если роман «плох, то это означало, что и жизни моей приходит конец», - совершенно справедливо говорит герой. Не только его жизни, но и булгаковской книге пришел бы конец, если бы Максудов написал плохой роман.

Но он написал хороший. «Я знал, что в ней истина», - уверенно заявляет Максудов о своей пьесе. И уверенность его базируется не на тщеславии, а на том обстоятельстве, что роман «зародился» сам по себе. И пьеса сама населила волшебную коробочку на его столе. Роль Максудова свелась к тому, что он «каким-то чудом» угадал истину.

В «Театральном романе» писатель Максудов - инструмент мировой справедливости: она реализуется в его творчестве. Собственно, только сочинения Максудова и противостоят мнимости мира, где все объясняются на птичьем языке («хотя все говорили по-русски, я ничего не понял»), где в качестве литературы торжествует «Тетюшанская гомоза», где всем управляет одна из теорий, про которые точно известно, что «не бывает никаких теорий». Простодушный Максудов приносит в этот мир свою истину, не понимая принципиальной невозможности сосуществования подлинной реальности с ее пародией. Естественно, что из этого союза ничего не выходит.

Но крах Максудова не уничтожает истинности его открытия. Максудов потому и покойник, что свое дело он уже сделал. Примет пародийный мир его литературу или нет - уже не важно. Она существует помимо реальности Театра, ее истинность уже отрицает пародийность жизни, а значит и незачем продолжать бесплодные попытки компромисса. Как незачем и заканчивать «Театральный роман».

<b> 

Пётр Вайль, Александр Генис </b> 

«Булгаковский переворот мир до "Мастера и Маргариты"» (фрагмент)

✔✔

⛆

<i>

ПОРТРЕТ ПУШКИНА

...Ровно за полчаса до начала я вошел в декораторскую и замер... Из золотой рамы на меня глядел Ноздрев. Он был изумительно хорош. Глаза наглые, выпуклые, и даже одна бакенбарда жиже другой. Иллюзия была так велика, что казалось, вот он громыхнет хохотом и скажет:

- А я, брат, с ярмарки. Поздравь: продулся в пух!

Не знаю, какое у меня было лицо, но только художница обиделась смертельно. Густо покраснела под слоем пудры, прищурилась.

- Вам, по-видимому... э... не нравится?

- Нет. Что вы. Хе-хе! Очень... мило. Мило очень. Только вот... бакенбарды...

- Что?.. Бакенбарды? Ну, так вы, значит, Пушкина никогда не видели!

Поздравляю! А еще литератор! Ха-ха! Что же, по-вашему, Пушкина бритым нарисовать?!

- Виноват, бакенбарды бакенбардами, но ведь Пушкин в карты не играл, а если и играл, то без всяких фокусов!

- Какие карты? Ничего не понимаю! Вы, я вижу, издеваетесь надо мной!

- Позвольте, это вы издеваетесь. Ведь у вашего Пушкина глаза разбойничьи!

- А-ах... та-ак!

Бросила кисть. От двери:

- Я на вас пожалуюсь в подотдел!

<b> 

МИХАИЛ БУЛГАКОВ</b>  </i>

(из «Записок на манжетах»)

 ✔✔

✥ ❥ ❦ ❖

<i>

❛❜❝ Единственный способ избавиться от драконов – иметь своего собственного

❛❜❝ Ничему и никому не верить – это смерть. Все понимать – это тоже смерть. А безразличие – хуже смерти.

</i>

У <b> Евгения Шварца </b> был уникальный талант – писать о серьезных вещах в шутливой форме. Свои лучшие произведения он написал в жанре сказки. И вот как это объясняет устами Волшебника в «Обыкновенном чуде»: <i>«В сказке удобно укладывается рядом обыкновенное и чудесное и легко понимается, если смотреть на сказку как на сказку. Как в детстве. Не искать в ней скрытого смысла. Сказка рассказывает не для того, чтобы скрыть, а для того, чтобы открыть, сказать во всю силу, во весь голос то, что думаешь».</i>

Поговаривают, что однажды состоялся такой разговор. Писатель Юрий Герман, автор  произведений в духе соцреализма, сказал Шварцу:<i> «Хорошо тебе, Женя, фантазируй и пиши, что хочешь. Ты же сказочник!» «Что ты, Юра, я пишу жизнь. Сказочник – это ты»</i>, – ответил Евгений Львович.

А еще говорят, что Евгения Шварца обожали дети, женщины и животные. И это как нельзя лучше доказывает, что он был действительно добрым и хорошим человеком. Его не просто уважали, Евгения Львовича обожали.

И сколько бы лет ни прошло, его сказки («Обыкновенное чудо», «Тень», «Голый король», «Сказка о потерянном времени») не теряют актуальности. Убедитесь сами…

<i>

✥  В каждом человеке есть что-то живое. Надо его за живое задеть – и все тут.

✥ Умоляю вас, молчите.  Вы так невинны, что можете сказать совершенно страшные вещи.

✥ Человека легче всего съесть, когда он болен или уехал отдыхать.

✥ Когда душили его жену, он стоял рядом и все время повторял: «Ну, потерпи, может, обойдется!»

✥ Такая уж должность королевская, что характер от нее портится.

✥ Лучшее украшение девушки – скромность и прозрачное платьице.

✥ Когда теряешь одного из друзей, то остальным на время прощаешь все…

✥ Ничему и никому не верить – это смерть. Все понимать – это тоже смерть. А безразличие – хуже смерти.

✥  Давайте принимать жизнь такой, как она есть. Дождики дождиками, но бывают и чудеса, и удивительные превращения, и утешительные сны.

✥ Шантажиста мы разоблачили бы, вора поймали бы, ловкача и хитреца перехитрили бы, а этот… Поступки простых и честных людей иногда так загадочны!

✥ Молодые люди – жестокий народ, ведь они еще ничего не успели пережить.

 ●

<i><b>  

Алексей Цветков

</b>  

Существует один неочевидный признак, по которому можно опознать антисемита, уворачивающегося от опознания - как раз с таким (вернее такой) вчера столкнулся. Это когда человек призывает вас не тянуть на себя одеяло антисемитизма, потому что арабы, дескать, тоже семиты.

Арабы - действительно семиты в том смысле, что говорят на языке семитской группы, а другого смысла в этом термине нет. И в этом плане евреи значительно им уступают - для большинства евреев семитский язык, в данном случае иврит, не является родным. К семитской группе принадлежат и другие языки, например реликтовые арамейские диалекты или мальтийский.

Тем не менее, эти народы и этнические группы никакого отношения к термину “антисемитизм” не имеют, и язык здесь ни при чем. Термин был введен в широкое употребление во второй половине 19 века, именно как обозначение ненависти к евреям, немецким антисемитом Вильгельмом Марром, автором трактата Der Weg zum Siege des Germanenthums über das Judenthum, одним из предтеч "расового" антисемитизма - в отличие от религиозного. Никакого лингвистического смысла он в него не вкладывал - тем более, что немецкие евреи того времени редко прибегали к ивриту.

Так что в следующий раз, когда вам предложат деконструкцию слова “антисемитизм”, знайте, что за пятна на этой гиене.