(¯`O´¯)
*./ | \*. *
*./ | \ .*♥*. .
(¸¸.*♥˚*ˏֶ.♥˚ *♥~√v”^√~√v^√v’^~√♥
Давид
Самойлов
</b>
<i>
<b>Давид Самойлов. Несколько слов о
себе</b>
Отец – моё детство. Ни мебели квартиры, ни
её уют не были подлинной атмосферой моего младенчества. Её воздухом был отец.
До школы я много болел, поэтому рано
выучился читать. Стихи начал писать рано, скорей всего не из подражания, а по
какой-то внутренней потребности. (…) Однажды погожим утром (…) памятного лета 1926
года (…) я сочинил первые в жизни строки:
Осенью листья
желтеть начинают,
С шумом на землю ложатся они.
Ветер их снова на верх поднимает
И кружит, как вьюгу в ненастные дни.
<b>Давид Самойлов. Поколение
сорокового года</b>
Однажды в крошечной прокуренной насквозь
комнатке за кухней – у Павла Когана – мы говорили об учителях. Их оказалось
множество – Пушкин, Некрасов, Тютчев, Баратынский, Денис Давыдов, Блок,
Маяковский, Хлебников, Багрицкий, Тихонов, Селывинский. Называли и Байрона, и
Шекспира, и Киплинга. Кто-то назвал даже Рембо, хотя он явно ни на кого не
влиял.
Из книги: Сквозь время. Сборник. М.,
«Советский писатель», 1964, 216 с.
<b>Евгений Евтушенко. Давид Самойлов</b>
Стихи писал с детства. Но первыми его
публикациями были переводы – с албанского, польского, чешского, венгерского. Он
даже принят был в Союз писателей как переводчик. В него как в поэта мало кто
верил, за исключением красавицы-жены, Бориса Слуцкого и нескольких
родственников и близких друзей.
Источник: Строфы века. Антология русской
поэзии. Сост. Е. Евтушенко. Минск-Москва, «Полифакт», 1995
//////////////////////////////////////////////////////////
<i>
<b>Александр Давыдов. 49 дней с
родными душами
Лирические воспоминания сына Давида
Самойлова</b>
Отец сносил драматизм своей жизни с
достоинством и мужеством, но трудно справлялся с драмой самого существования в
мире. Он старался сохранять простой и трезвый взгляд на жизнь, высмеивая
утонченность чувств, а в душу свою он не то чтобы не заглядывал, но старался не
до глубин. Отец огорчался мелкими проступками чувства, как, например,
недостаточной глубиной какой-либо эмоции в должном случае, но притом
отказывался признать сложность и неразъясненность человеческой души как
таковой. Он, избегая тягостного и невнятного, старался быть человеком света, но
тень растягивалась к закату, и Отец с годами все хуже помещался в творимый им
блестящий и обаятельный образ, в котором скапливал все светлое и благодатное в
своей натуре. Этот образ носил его детское дурашливое имя. От тени Отец
откупался мелкими жертвами, не зная, а точней, не желая знать, из каких
чернейших глубин растет ее корень. Он вел дневник и там вдруг представал едва
ль не придирчивым брюзгой, выворачивая наизнанку свои отношения с людьми. Так
прячут взгляд в темноту, чтобы поберечь уставшие глаза. Отец стремился к
классической простоте, тем заслоняясь от сложности собственной натуры. Сколь
глубоко он в этом преуспел, свидетельствуют его стихи. Словно б в самой
сердцевине своей личности Отец выстроил хрустальный дворец. Стихи — тому и
причина, и следствие. Отец совершил большой душевный труд, преодолев
дьявольский государственный соблазн и гармонизировав хаос войны. Он смирил тьмы
демонов, не чураясь их, а мужественно выходя им навстречу, не вооруженный,
кажется, ничем, кроме своего мудрого простодушия, долгие годы остававшегося
цельным. Но я верю, что также и оберегаемый молитвой своего отца. Податливый в отношениях с людьми, Отец оказался
силен.
</i>
//////////////////////////////////////////////////////////////
<i>
<u>ВОЗВРАЩАЮСЬ К ТЕБЕ, ДОРОГАЯ...
</u>
Возвращаюсь к тебе, дорогая,
К твоим милым и легким словам.
На пороге, меня
обнимая,
Дашь ты волю свободным слезам.
— Ах,— ты скажешь,— как времени много
Миновало! Какие дела!
Неужели так долго дорога,
Милый мой, тебя к дому вела!
Не отвечу, к тебе припадая,
Ибо правды тебе не скажу.
Возвращаюсь к тебе,
дорогая,
У тебя на пороге лежу.
♥
<u>ДАВАЙ ПОЕДЕМ В ГОРОД... </u>
Давай поедем в город,
Где мы с тобой бывали.
Года, как чемоданы,
Оставим на вокзале.
Года пускай хранятся,
А нам храниться поздно.
Нам будет чуть печально,
Но бодро и морозно.
Уже дозрела осень
До синего налива.
Дым, облако и птица
Летят неторопливо.
Ждут снега, листопады
Недавно отшуршали.
Огромно и просторно
В осеннем полушарье.
И все, что было зыбко,
Растрепанно и розно,
Мороз скрепил слюною,
Как ласточкины гнезда.
И вот ноябрь на свете,
Огромный, просветленный.
И кажется, что город
Стоит ненаселенный,-
Так много сверху неба,
Садов и гнезд вороньих,
Что и не замечаешь
Людей, как посторонних...
О, как я поздно понял,
Зачем я существую,
Зачем гоняет сердце
По жилам кровь живую,
И что, порой, напрасно
Давал страстям улечься,
И что нельзя беречься,
И что нельзя беречься...
1963
</i>
♥v”^√~√v^√v’^~√v”♥