*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*

<i><b>

░     Про Петра ФОМЕНКО

</i></b>

◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌

<i>

2 года назад не стало Петра Фоменко, режиссера огромного дарования, личности огромного масштаба. Сам Петр Наумович презирал громкие слова (в том числе и о себе), титулы, статусы. Просто жил — скромно, честно, мудро. Просто строил театр, как свой дом. Просто растил артистов, режиссеров, как детей своих.

◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌

◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌

Из книги, которую написал режиссер Алексей Злобин — он дружил с Мастером и три года был его ассистентом. Отрывки, наблюдения за ним. Цитаты из него. А получился талантливый портрет, на котором Петр Фоменко крупными сочными мазками.

◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌

◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌

Три десятка записей на автоответчике.

Несколько экземпляров черканной-перечерканной режиссерской версии пьесы Маркеса «Любовная отповедь женщины сидящему в кресле мужчине». Пяток записных книжек с записью разборов, разговоров, репетиций. Сотни фотографий. Номер телефона с подписью «ФОМА». Но в прошлое дозвониться невозможно. Он часто это говорил.

■ ■ ■

— Алле, Алле, Алеша! Я в Питере, недели на две. Но завтра уезжаю в санаторий «Черная речка» под Зеленогорск. Повидаемся? Через час мы с Игорем Ивановым и Олей Антоновой встречаемся на Мойке,12. Приезжай.

Как старомодно и прекрасно встречаться на Мойке. В Питере июль, цветут липы. Нам проводят персональную подробную экскурсию, Фоменко хитро шепчет:

— Все экскурсоводки, влюбленные в Пушкина, тайно уверены во взаимности.

Потом пешком на Марсово, скамья под отцветшей сиренью:

— Петруша, поедем к нам, я холодный борщ приготовила, — приглашает Ольга Антонова.

— Да, и чача есть, сосед-грузин гонит из абрикосов, — вторит муж Ольги Александровны Игорь Иванов, художник, с которым Фоменко работал в Театре комедии.

Над кухонным столом старая икона «Всех скорбящих». Слева Петр Фоменко, справа Игорь Иванов — обсуждают предстоящую постановку «Леса» Островского в Comédie-Française.

— А вот и борщ, кладите лед, добавляйте сметану, горчицу, соль-перец.

Игорь Алексеевич наливает в граненые фужеры чачу, дружный залп. И, прежде чем закусить, Фоменко поворачивается ко мне: седина развевается под воздушной струей вентилятора, за расстегнутой рубахой тонкий шрам во всю грудную клетку. Он бьет себя в грудь и выкрикивает:

— Мы молоды!.. Молоды!

— А помнишь, Петя, банкет в Тбилиси?

— Да, я тогда премьеру выпустил в Театре Грибоедова, и пошли мы уже ночью в гостиницу «Иверия». А «Иверия» высоченная, внизу Кура течет, на крыше ресторан, где всегда до утра гуляли. И вот мы приходим, а нам не рады: официанты нога за ногу заплетаются, кухня, говорят, уже закрыта. Мы приуныли, но тут появился человек: «Вай, я знаю тебя, дорогой, ты режиссер, хороший спектакль поставил! Сейчас все организуем, угощаю!»

◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌

◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌

И тут же скатерть стелют, откуда ни возьмись еще народ пришел — и все за стол сели. Человек этот тост поднимает: «За тебя, дорогой, за нашего гостя! Мы все тебя знаем, любим, так что здоровья тебе и твоим близким, дорогой… как тебя зовут, прости?» — «Петя». — «За тебя, Петя, вай!». Все встали, шумно выпили. «Второй тост я хочу поднять за Грузию, за наш гостеприимный народ, за наши традиции и нашу дружбу!» Все встали, шумно выпили, сели.

«А теперь мы выпьем, — он сделал паузу и обвел всех значительным взглядом, — мы выпьем за… — и он еще раз посмотрел на всех, — выпьем за отца нашего, великого человека, гения… за Иосифа Сталина. И если кто-нибудь не выпьет со мной, то я, — он отбежал от стола и вскочил на парапет, — то я брошусь с этой крыши в Куру!» Грузины тут же подняли стаканы. А я замер и желваки ходуном — ну как пить за этого мерзавца? Сижу, соплю, а все на меня смотрят. Я не выдержал, и внятно-резко говорю: «Прыгай!.. Не буду за Сталина пить!» «Вай-вай-вай», — зашелестели грузины. И тогда этот тип спрыгнул к нам с парапета: «Не хочешь за Сталина, ну и хер с ним! Тогда — за Петра Первого!»

И все дружно выпили.

◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌

◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌ ▫ ▪ ◌

■ ■ ■

Тополиная метель во дворе ГИТИСа в нашу первую встречу… седые волосы Фомы, развевающиеся под струей вентилятора: «Мы молоды!..» Мойка двенадцать, Черная речка, Мойка двенадцать, Черная реч…

— Я три желания за всех за нас загадал!

— Какие же, Петр Наумович?

— Подольше бы не расставаться.

■ ■ ■

— Петр Наумович, ну как вы?

— Читаю Маркеса, не понимаю ничего. Чувствую себя как рыба в говне. А плавать в говне я не умею. Иной раз смотришь спектакль — все так поэтично, так возвышенно, а скука смертная, и хочется сказать: подыхайте сами со своей поэзией!

■ ■ ■

Передайте поклон Ирине от ее поклонника. Давайте созвонимся завтра в девять утра.

— А кто кому позвонит?

— Какая разница.

■ ■ ■

С утра репетировать не хотел — ступор. Прочитал пьесу в издании «Советской драматургии» и сказал, что мы много важного выкинули и теперь все надо возвращать.

— Ствол — основа дерева, но шампур — не основа шашлыка, нельзя такими сокращениями лишать пьесу мяса… и листьев.

■ ■ ■

— В 20-е годы женщины очень любили скрипачей. Понятное дело: все оголтело строили коммунизм, а скрипачи — они же на скрипках играли. Я тоже учился на скрипке, но был троечником. Вообще-то не люблю отличников: до пятого класса это хорошо, но потом надо резко менять ценности. И во МХАТе мы с корешем моим были изгоями на курсе — пили, дебоширили. Но он хоть и пил, был красив и обеспечен, он был надежный изгой; я же — абсолютно безнадежный. «Малахольный» — тетя Варя говорила. Малахольный… хорошее слово. А к старости стал меланхольный.

■ ■ ■

По радио звучит сообщение: «В Подмосковье злостными проходимцами ограблена дача художника Шилова. К счастью, не украли ни одной из картин…». Фоменко смеется:

— Хороший художник, и воры со вкусом.

А радио продолжает: «Александр Шилов в этой связи озвучил свою позицию…»

— Фу, бред: «озвучил»… Что за мерзкое слово из думского словаря. Теперь никто не говорит, не изъясняется, все — озвучивают. Не страна, а тонателье киностудии. Представляю диалог: «Милый, ты меня любишь?!» — «Конечно, дорогая, я это уже трижды озвучил и не устану озвучивать».

■ ■ ■

— Мы не умеем чувствовать счастье текущего момента. Особенно в России с ее темным будущим и непредсказуемым прошлым!

≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡

►►   Полностью читать http://www.mk.ru/culture/theatre/article/2013/08/07/896124-petr-fomenko-ne-stavte-tochek-i-ne-igrayte-v-pol.html

≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡

❐   Фотопортреты

https://www.google.ru/search?q=исаак+бабель&newwindow=1&client=opera&source=lnms&tbm=isch&sa=X&ei=NKbBU7-IDaXnygPcyIKYBQ&sqi=2&ved=0CAYQ_AUoAQ&biw=914&bih=432#newwindow=1&q=%D0%BF%D0%B5%D1%82%D1%80+%D1%84%D0%BE%D0%BC%D0%B5%D0%BD%D0%BA%D0%BE&tbm=isch

</i>