<i><b>  ИзЪ старыхЪ московскiхЪ газетЪ и журналовЪ  ✍ </i></b>

<i><u>

    ВЫ НЕ ПОВЕРИТЕ…

</u> </i>

Одессское…

- Смотри-ка, Рабинович опять появился, но грустный какой-то?

- Еще бы! Полгода назад, послушав Януковича о вступлении в Европу, он, за немалые деньги, срочно купил украинское гражданство и домик в Крыму... А позавчера ему снова радостно вручили российский паспорт!!!!

◗

- Слушай, Моня, как ты думаешь, китайцы миролюбивая нация?

- Я тебя умоляю! О чем ты говоришь! Ты им только дай винтовку, глаз уже прищурен!

◖

<i>

Возвращение в Эдем

Воспоминания — единственный рай, из которого нас нельзя изгнать.

Оскар Уайльд

◖◗

Свой домашний шпион

Черчение в нас вбивал весёлый, чуть лысеющий и сильно интеллигентный Сергей Алексеевич Габис, подозрительно похожий на мудреца Махатму Ганди только без усов. По тому, с каким азартом в прокрустовом ложе урока он все геометрические построения сводил к фортификационным изыскам находчивых одесситов в героическую Крымскую кампанию 1854 года, мы быстро высчитали, что Габис — это, скорее всего, и есть тот Сигабин, который написал прелестную, очень одесскую книгу «Прапорщик Щёголев». Сергей Алексеевич своё авторство всегда отрицал, но его кокетливые отнекивания ему не помогли. Приговор был суров: это он прославил отважного прапорщика и его батарею, которые не допустили оккупации Одессы англо-французской эскадрой в лихую годину.

Учителем труда у нас был непростительно молодой и столь же непростительно рыжий высокий еврейский парень, которого называть Аркадием Львовичем язык просто не поворачивался. Поэтому в минуты задушевного трёпа (а чем ещё заниматься на уроке типично одесского труда в типично одесской школе?) мы обращались к нему непредусмотренным школьной этикой обращением — Аркаша. Его это не радовало, но и не трогало. Просто, видимо, наглость нашего панибратства не вписывалась в круг его интересов. Если на уроке выпадала свободная минутка, он уединялся в тени тисков и что-то перекладывал в своих бумагах, которые приносил из дому в толстой папке.

Я, может быть, единственный, кто знал, что в той папке укрывалось. Мы с Аркадием Львовичем жили в одном дворе, и окна моей мансарды, где с утра до ночи мы с пацанами резались в настольный теннис, смотрели прямо в окна его квартиры, где тоже с утра до ночи, особенно по выходным, не гас свет. Я часто видел Аркадия Львовича склонившимся над письменным столом. За его спиной возвышались стеллажи с золотообрезным Брокгаузом и Ефроном.

Чем он там занимался, было загадкой для всего дома. И если эта загадка остальных соседей, считавших, что от «своих» что-то скрывать некрасиво, просто интриговала, то одного соседа она накаляла. Это был ветеран 3-го этажа дядя Боря, в своё время уволенный из органов с официальной формулировкой «за неправильное понимание задач организации», что неофициально означало — «за беспросветную глупость».

Но однажды у дяди Бори чуть не случился праздник. Его бывшие коллеги, сотрудники госбезопасности, ловили в нашем дворе взаправдашнего шпиона, и именно в той парадной, где жил Аркадий. Дядя Боря даже достал из шкафа свой поеденный молью китель, чтобы где надо дать правдивые показания о негаснущем допоздна аркашином окне.

Но случился не праздник, а почти инфаркт: утром Аркадий как ни в чём не бывало появился у дворового крана, традиционно почистил об его металлическую ванну туфли, за что тут же выслушал от дворника с загадочным прозвищем Шурум-Бурум традиционную речь в защиту крана и гигиены. Эта речь и сам Аркадий так расстроили дядю Борю, мечтавшего чтобы у нас, в Авчинниковском, 14, появился свой шпион, что он целый месяц не снимал китель, так что именно в нём дядю Борю увезли в специальную больницу на Слободку. Но жильцы дома рассудили это философски: в конце концов, так ли это принципиально появился у нас свой шпион или свой сумасшедший.

◖◗

≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡

◗ Продолжение следует…

≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡

</i>