❀ ❃ ❁ ❋
<b> ДЕНЬ ПАМЯТИ</b>
❀ ❃ ❁ ❋
<b> Леонида АНДРЕЕВА</b>
♨♨♨
Евгений Замятин
Л. Андреев
Евгений Замятин.
Сочинения.
М., "Книга", 1988
Было это в 1906
году. Революция не была еще законной супругой, ревниво блюдущей свою законную
монополию на любовь. Революция была юной, свободной огнеглазой любовницей,-- и
я был влюблен в Революцию...
По воскресеньям
через улицы Гельсингфорса торжественно, с музыкой, со знаменами, проходила
Красная Гвардия -- знаменитый капитан Кок впереди. В парке Тэле, среди сосен,
серых и красных гранитных глыб, под фаянсово-синим июльским небом --
устраивались маневры и ученья. Шепотом говорили, что там, на этих притаившихся
за зелеными бастионами Свеаборгских островках -- готовится что-то. А солнце всё
жарче, небо всё тяжелее, всё гуще синева, гроза всё ближе.
И вот однажды
вечером газеты привезли телеграмму: Дума разогнана. Наутро в Рабочем Доме --
толкотня, лихорадка. Финские рабочие с трубочками. Русские студенты.
Свеаборгский матрос -- в штатском пальто, а из-под пальто наивно белеет вырез
матросской куртки.
На крыльцо вышел
"Седой" -- весь спрессованный, крепкий, голова подернута инеем; он
слыл участником декабрьских событий в Москве. "Седой" прочитал
воззвание членов Думы и объявил:
-- Завтра -- митинг
в парке Кайсаниэмэ. Будет выступать один из членов Думы и -- Леонид Андреев.
Все связывали
Леонида Андреева с "Мыслью", с "Василием Фивейским", но
Леонид Андреев -- и революция... это был совсем новый Андреевский лик, -- и вся
русская колония повалила доставать билеты на митинг.
Душный день. На
поляне -- высокая деревянная, вся в цветах, эстрада. Тесная, плечом к плечу,
толпа. Сзади, из-за деревьев, подымается темная, пятипалая рука -- туча.
-- Ах, Господи,
пойдет дождь... И он не приедет. Как вы думаете: приедет? -- воркует сзади.
Это -- партийная
девица. Под мышкой -- сверток: может быть, прокламации, голова -- всегда на
бочок, одним глазом, по-индюшиному, беспокойно поглядывает вверх, на тучу.
Но музыка уже
играет. Толпа раздвигается, как Черное море, и в узком проходе среди тысяч глаз
-- двое: Леонид Андреев в своей черной рубашке, без шляпы, немного бледный,
букет красных роз в руках,-- и член Думы Михайличенко, приземистая,
раскоряченная фигура, на шее -- огромный хомут из цветов.
Уж не помню почему
-- но только меня откомандировали "занимать" Андреева. Он сосредоточенно-рассеян,
покусывает усы и, видимо, волнуется. Перед глазами, из-за чьих-то плеч, на
цыпочках вытягивается индюшиная голова. Вот уже протолкалась, и впереди всех, и
одним, восторженным, умиленным глазом сияет прямо в лицо Андрееву, и куда бы он
ни обернулся,-- всюду перед ним, к нему, как стрелка компаса.
-- Кто это? --
спрашивает на ухо.
-- А так -- девица
партийная. Из обожающих.
Может быть, девица
приметила брошенный на нее Андреевым взгляд, -- не знаю. Но только -- глядь уже
дергает меня сзади и шепчет:
-- Послушайте...
Ради бога... Познакомьте меня с Андреевым... Я не могу... Я должна пожать ему
руку... Я должна...
Познакомил. Девица,
вся пылая и вытягиваясь на цыпочках, восторженно лепетала что-то. На эстраде
Михайличенко в своем хомуте разматывал неуклюжие, лошадиные, битюговые слова.
Пятипалая туча покрыла солнце, брызнул теплый дождь. Андреев раскрыл зонтик и,
рассеянно думая о своем о чем-то, улыбался пылающей девице. Туча быстро
свалилась. Опять все ясно, хрустально сине.
Подбежал кто-то.
-- Леонид
Николаевич, вам... [слово]
Андреев немножко
рассеянно оглядывался: куда девать мокрый зонтик? Нельзя же с зонтиком на
эстраду.
-- Леонид
Николаевич, ради Бога, дайте мне, я подержу ваш зонтик -- ради Бога...--
встрепетала девица.
Андреев сунул ей
зонтик. И вот над головами -- бледное, взволнованное лицо, букет
кроваво-красных роз. И в тишине -- редкие, раздельные слова:
-- Падают, как
капли, секунды. И с каждой секундой -- голова в короне все ближе к плахе. Через
день, через три дня, через неделю -- капнет последняя,-- и, громыхая, покатится
по ступеням корона и за ней -- голова...
Дальше -- не помню.
Помню одно: тогда это казалось очень значительным, и красивым, и заражало.
После каждых двух-трех фраз Андреев останавливался, переводчик, тоже редко и
раздельно, невольно подражая в интонациях Андрееву, переводил его речь
по-фински. И это торжественное, медленное чередование медленных слов --
напоминало пасхальную обедню: священник и дьякон читают евангелие стих за стихом,
один по-гречески, другой по-славянски...
Кончил. Долгая
овация. Жадной, тесной кучкой осадили его внизу, у эстрады. Вытянутые через
плечи головы, -- настороженные уши, ловят и прячут какие-то обрывки слов.
Наконец отбился, выбрался.
-- Не люблю, когда
так много глаз,-- сказал он.-- Не знаешь, какие выбрать...
Он торопился сейчас
же уйти. Протянул руку за зонтиком. Девица отступила на шаг, прижала зонтик к
сердцу и, умоляюще глядя на Андреева индюшечьим глазом, быстро-быстро
заговорила:
-- Леонид
Николаевич, ради Бога... Оставьте мне зонтик... Ради Бога... Я буду его всегда
-- я буду его...
Андреев засмеялся,
хитро поглядел на девицу:
-- Ну, ладно, Бог с
вами. Только смотрите: берегите.
-- Леонид
Николаевич... Неужели вы думаете -- неужели я...
Через два шага, за
деревьями, Андреев махнул рукой, захлебнулся от смеха:
-- Не в том дело...
Главное-то... Ведь зонтик-то не мой, а нашей гувернантки...
Заговорит о
чем-нибудь другом, потом опять вспомнит про зонтик -- махнет рукой,
захлебнется...
У выхода, прощаясь,
он очень серьезно попросил:
-- Только уж вы,
пожалуйста, не говорите ей про зонтик. Зачем ей правду? Не надо...
1922
♨♨
⋱⋱⋱
♥ღ♥ ⋰⋰⋰
Комментариев нет:
Отправить комментарий