<b> Помним</b>
❖ ❦ ❥ ❖ ❧ ❤
<b>
Лев Лурье о
Сергее Довлатове: «Просто хороший русский беллетрист без миссии»
</b>
♥ ღ ♥
Родился: 3 сентября 1941 г., Уфа
Умер: 24 августа 1990 г., Нью-Йорк, Нью-Йорк, США
<i>
«Бумага»
публикует лекцию из весеннего курса Льва Лурье «История XX века в лицах» о
Сергее Довлатове — стилистически изысканном авторе, ироничном журналисте и
неудачливом человеке, умершем в преддверии своей славы.
♥ ღ ♥
<b>О
рождении, юности, гостинице «Европейская» и «Зоне»: </b>
<i>
 
  «И вот в 1941 году
рождается Сергей — огромный младенец»
Сергей Донатович Довлатов родился в семье беспартийной
ленинградской богемы. Его родители были актерами, познакомились в театре. Мама
решила, что ей не хватает мастерства, и ушла из актрис воспитывать единственного
сына и работала корректором в «Лениздате». Ее родная сестра Мара работала
редактором в «Советском писателе», поэтому была знакома со всеми ленинградскими
литераторами. Отец был поначалу режиссером, а затем стал администратором в
Александринке. Сергей описывает его всегда юмористически как хвастуна,
преувеличивающего свои достоинства, — Довлатов, как известно, любит
героев-лузеров.
И вот в 1941 году рождается Сергей — огромный младенец,
которого нянчат поначалу и мама, и папа. Но затем папа, как свойственно
деятелям искусств, уходит к другой женщине, супруги расстаются, но поддерживают
добрые отношения. Это вообще свойственно людям тридцатых годов — периода первой
важной российской сексуальной революции. В конце концов все трое позже
оказались в Нью-Йорке.
Юность нашего героя приходится на начало пятидесятых, ходит
он в довольно жуткую мужскую школу на набережной Фонтанки, ученики которой,
помимо прочего, изнасиловали женщину-милиционера в Екатерининском садике.
Закончил он школу в 1959-м, и в этом оптимистическом году поступил в
Ленинградский государственный университет на финское отделение. Как считают его
приятели, и, особенно, приятельницы, отличающиеся цинизмом, Довлатов поступил
туда не случайно: начиная с 1956 года в Ленинград ходили финские автобусы, а
знание языка давало возможность получить специальность гида и по
совместительству спекулировать разнообразными иностранными вещами.
Мы познакомились в квартире на пятом этаже около
Финляндского вокзала. Хозяин был студент филологического факультета ЛГУ, ныне
он профессор того же факультета в Германии. Квартира была небольшая, но
алкоголя в ней было много. Это была зима то ли 1959, то ли 1960 года. И мы
осаждали тогда одну и ту же коротко стриженную миловидную крепость,
расположенную где-то на Песках. По причинам слишком диковинным, чтобы их тут
перечислять, осаду эту мне пришлось вскоре снять и уехать в Среднюю Азию.
Вернувшись два месяца спустя, я обнаружил, что крепость пала.
Иосиф Бродский о первой встрече с Довлатовым
❝
❞ Крепость звали Ася
Пекуровская, они учились с Довлатовым на разных кафедрах филфака университета.
Сережа, ростом в два метра к тому времени, был похож на Омара Шарифа, самого
знаменитого в СССР актера, снимавшегося в американских фильмах. А Ася
принадлежала к типажу Симоны Синьоре, который всегда нравился Сергею. Ася
Пекуровская написала впоследствии мемуары: основная мысль — писателя Сергея
Довлатова придумала она. Сергей лишь транслировал ее гениальные мелодии. Что,
конечно, не вполне соответствует действительности.
Пекуровская, довольно цепкая, предпочитала проводить время
на крыше гостиницы «Европейская», в самом модном тогда месте Ленинграда. Надо
сказать, одно из главных изобретений поколения Довлатова — манера ходить по
ресторанам. Важно было смело пройти мимо швейцара, всем своим видом показав,
что ты советский человек и тебе плевать на все, какие есть, ограничения, потому
что письменно это нигде не зафиксировано. Средний человек в сталинское время
считал рестораны закрытой зоной, где бывают в основном американские и французские
шпионы, разбавленные летчиками-героями Советского Союза, народными артистами
СССР, академиками и патентованной советской элитой.
❝
❞❝ ❞ Одно из главных изобретений поколения
Довлатова — манера ходить по ресторанам. Важно было смело пройти мимо швейцара,
всем своим видом показав, что ты советский человек и тебе плевать на все, какие
есть, ограничения
На крыше гостиницы «Европейская» играл джаз, что было
страшно модно, завсегдатаи сплошь молодые гении: Бродский, Битов, Довлатов,
Попов, композитор Каравайчук — они пользовались популярностью среди официанток;
у них был открыт кредит. Сергей Донатович доходов от фарцовки не имел, так как
в это время он уже начал писать прозу, и поэтому расплачивался по его и асиным
счетам кто-нибудь другой. Ресторан был ему не по средствам. При этом Довлатов
был человеком исключительно щепетильным, что подчеркивают все, поэтому он
переодалживался, но долги в конце концов отдавал.
Ася, вероятно, решила, что Довлатов человек легкомысленный и
несамостоятельный и бросила его. А Сергей настолько по этому поводу страдал,
что решил уйти в армию — абсолютно небанальный сюжет и тогда, и сейчас.
Неожиданным образом его, двухметрового гиганта, отправляют не в воздушный
десант, а в охранные войска, и он оказывается в лагерях Коми АССР. Подробно об
этом написано в блестящей трагикомической повести Довлатова «Зона». Его взгляд:
никакой принципиальной разницы между охранниками и заключенными нет. Понятия о
добре и зле для них одни те же — они одинаково грубы и жестоки, хотя порой
щедры и благородны.
<b>Журналист и писатель Довлатов: </b>
 
  «Довлатов следовал
заветам модного тогда Юрия Олеши — „ни дня без строчки“».
   
Выходило не всегда блестяще»
В 1962, вернувшись и посмотрев на литературный пейзаж
Ленинграда, Довлатов твердо решает стать профессиональным писателем. В армии он
сочинял замечательные стихи; качество его версификации напоминает Дмитрия
Быкова, то есть ему совершенно было нетрудно выразить свою мысль размерами и
рифмами . Но он этого делать не стал, а решил заниматься прозой. У него была
мечта: «Я хочу быть писателем типа Куприна». Не как Достоевский, не как
Толстой, а как Куприн, то есть просто хороший русский беллетрист без миссии.
Он хотел зарабатывать этим на жизнь, стать советским
писателем, что в это время казалось не таким уж трудным. Сергей Донатович
оканчивает отделение журналистики на филологическом факультете. Работа
тогдашнего журналиста заключалась исключительно в том, чтобы лгать. Надо было
писать про передовиков, давались совершенно комические задания, которые, надо
сказать, он выполнял с необычайной виртуозностью. При этом иногда неплохо. Я
помню, например, смешной фельетон в газете «За кадры верфям» о недостаточном
качестве супа в столовой Кораблестроительного института.
Вставал Довлатов в шесть утра, когда бы ни заснул, принимал
холодный душ, писал несколько страниц. Следовал заветам модного тогда Юрия
Олеши — «ни дня без строчки». Выходило не всегда блестяще. Он давал читать
рассказы своему приятелю Андрею Арьеву, мнение которого ценил, а когда
спрашивал: «Как?», Арьев отвечал: «Вот этот рассказ мне не нравится меньше, чем
остальные».
❝
❞❝ ❞ Работа тогдашнего
журналиста заключалась исключительно в том, чтобы лгать. Надо было писать про
передовиков, давались совершенно комические задания, которые, надо сказать, он
выполнял с необычайной виртуозностью
За пять лет, проведенных в Ленинграде, Довлатов стал писать
много лучше. Еще не было «Зоны», «Чемодана», «Соло на пишущей машинке», но у
него уже было несколько очень смешных рассказов, которые привлекли всеобщее
внимание. В декабре 1967 года произошло важное событие в жизни ленинградской
литературы и Сергея Донатовича особенно. В Доме писателей проходил вечер
молодых литераторов, где выступал Бродский, Гордин, Битов, Попов. Сергей
прочитал рассказ про одного полковника и его племянника, которые так напились,
что полетели — летят над Ленинградом и о чем-то разговаривают. Зал просто падал
от смеха. Тогда же в партию поступает жалоба литератора, в которой сказано, что
«грубый антисоветский сионистский шабаш, который прошел в доме Союза писателей,
свидетельствует о том, что в стране распространяется ползучая контрреволюция».
Ленинградское начальство было пуганое, поэтому отныне, то
есть с 1967 года, никого сколько-нибудь способного и независимого в Союз
писателей уже не принимали. А членство давало статус, гарантировавший, что его
не посадят как тунеядца. Так случилось, что Битов, Попов и все прочие успели
проскочить, стать членами Союза, а Довлатов нет, и его не печатали. С 67-го по
72-й год он стал человеком, который постоянно носил свои рассказы в «Неву» и
«Звезду», и каждый раз обожавшие его редакторши вынуждены были отдавать тексты
назад.
❝
❞❝ ❞ Расчет Довлатова был в том, что он
попишет-попишет свои очерки и репортажи, издаст книгу, напечатает ее и станет
членом Союза писателей
В 1972 году он переезжает в Таллин, который исполнял для
Ленинграда обязанности заграницы. Человек мог взять такси за 30 рублей и с угла
Невского и Литейного доехать за пять часов до Таллина, а мог поехать на поезде.
Довлатов становится журналистом, основное его место — газета «Советская
Эстония», одновременно печатается в «Молодежи Эстонии», местной «Комсомолке».
Расчет Довлатова был в том, что он попишет-попишет свои очерки и репортажи,
издаст книгу, напечатает ее и станет членом Союза писателей. Жизнь в Таллине по
сравнению с тяжелой жизнью в Ленинграде представлялась ему раем. К тому же в
издательстве со сложным эстонским названием должна была выйти его книжка «Пять
углов».
Но с Довлатовым опять случилась история, которая только с
ним могла случиться: он отдал почитать будущую «Зону» некому человеку по
фамилии Солдатов. Тот состоял в какой-то микроскопической христианской демократической
партии России, и при обыске у него нашли «Зону». Довлатова со страшным
скандалом выгнали из «Советской Эстонии», а уже набранные «Пять углов»
рассыпали.
<b>Экскурсии по Пушкинским горам, эмиграция и жизнь в
США: </b>
 
  «Довлатова вызвали в
отдел виз и сказали, что либо он садится, либо уезжает»
Он возвратился в Ленинград в 75-м году — к этому моменту уже
уехал Бродский и Лосев, бежал Барышников. В Ленинграде делать абсолютно нечего,
жизнь была исключительно мрачной, пьянство становилось нормой, и Довлатов нашел
себе работу вне города — в Пушкиногорском музее-заповеднике. Платили там
довольно прилично, можно было получить среднюю зарплату начинающего инженера —
120–130 рублей. Стандартная экскурсия с огромным количеством девушек, молодых
людей со всех концов России, которые просили прочитать стихотворение Пушкина
«Письмо к женщине». Нужно как-то было проводить экскурсии, чтобы они были
довольны и самому не умереть от отвращения. Работа происходила по преимуществу
с похмелья, но Довлатов справлялся. Во всяком случае, экскурсанты до сих пор
его вспоминают, то ли потому, что он был такой красивый и вежливый, то ли
потому, что действительно справлялся с экскурсиями.
В 1977 году Елена Довлатова решает уехать, покинуть город
вместе с дочкой Катей и фокстерьером Глашей. И остается у него в городе
Ленинграде только мама, которая, естественно, без единственного сына никуда
ехать не хочет. Довлатов начинает печататься за границей, передавать свои
материалы в журналы «Континент», «Время и мы». А между начальством и
интеллигенцией существовал такой негласный общественный договор: если ты не
любишь советскую власть, читаешь самиздат, занимаешься йогой и, вообще,
отходишь от марксистско-ленинской идеологии, то не должен иметь никаких
социальных достижений. Если, например, ты гомосексуалист и завкафедрой, тебя
сажают. А если ты хочешь жить и работать экскурсоводом, то ты не должен
печатать за границей что бы то ни было.
❝
❞❝ ❞ Cуществовал такой негласный общественный
договор: если ты не любишь советскую власть, читаешь самиздат, занимаешься
йогой и вообще отходишь от марксистско-ленинской идеологии, то не должен иметь
никаких социальных достижений
Писатель нарушает негласное соглашение, его начинают
прессовать. Сажать Довлатова совершенно не за что: даже в те времена предлог
было не придумать. В конце концов его забрали в милицию, посадили на 15 суток и
серьезно отмолотили. А из-за границы за него сразу вступились друзья, начался
ненужный для советской власти шум. Довлатова вызвали в отдел виз и регистраций
на улицу Желябова, ныне Большую Конюшенную, и сказали, что либо он садится,
либо уезжает. Поэтому без всякого желания он нетрезвым сел в самолет ТУ-104,
летевший в Вену, и так наклюкался, что был снят в Будапеште. Там он провел
некоторое время и прилетел в Вену, где его уже встречали друзья. Из Вены
перебрались в Нью-Йорк; семья воссоединилась.
Жили они, прямо сказать, довольно бедно. Квартира находилась
в русскоговорящем квартале в чуть более интеллигентном, чем Брайтон Бич, —
Квинсе. Елена Довлатова до сих пор там живет. Сначала он занялся книгоизданием
— выпускал маленькие книжечки, которые, правда, бурной популярностью среди
местных русских не пользовались: население Брайтон Бич желало читать
произведения братьев Вайнеров или Пикуля. Эмигранты в своей массе были простые
люди, слушали Аллу Пугачеву и Михаила Шуфутинского.
Вместе со своими товарищами-журналистами, приехавшими из
Советского Союза, Довлатов основывает газету «Новый американец». Она в
некотором смысле предсказала будущую русскую журналистику — «Коммерсант»,
«Афишу», все те издания, которые начали выходить после падения советской
власти, использовали те же язык, приемы, жанры. Это была остроумная газета,
пользовавшаяся популярностью у эмиграции. Однако, как повелось, если появляется
Довлатов, то начинание обречено на трагедию: газета закрывается из-за
нерентабельности. Довлатов начал работать на радио «Свобода», где читал свои
колонки и рассказы.
❝
❞❝ ❞ Довлатов обратил на себя внимание и
американской публики, потому что Бродский начал всем американцам рассказывать,
что у нас есть великий русский прозаик Сергей Довлатов и его необходимо
переводить
Американская карьера Довлатова как писателя складывалась
гораздо лучше, чем у сверстников. Сначала книги Довлатова выходили в
университетском издательстве «Ардис» в Мичигане. Но старый приятель Довлатова
по Ленинграду Игорь Ефимов, поссорился с коллегами по «Ардису» и стал сам
издавать Довлатова. Сергей Донатович был к тому же замечательным художником и
сам оформлял книги — обложки «Зоны», «Заповедника», «Чемодана» принадлежали
ему.
Довлатов обратил на себя внимание и американской публики,
потому что Бродский начал всем американцам рассказывать, что у нас есть великий
русский прозаик Сергей Довлатов и его необходимо переводить. Сережа нашел
великолепную переводчицу с подачи Бродского и заключил договор на невероятных
условиях — она получала половину гонорара. В результате он стал печататься в журнале
«Нью-Йоркер» — для американцев это был The magazine, то есть журнал такого
уровня, что невозможно представить ни одного выпускника Гарварда или мафиози из
города Нью-Джерси, который бы не начинал утро с него. То, что Довлатова начали
печатать именно там, произвело сильное впечатление на завистливую русскую
литературную среду.
❝
❞❝ ❞ Несмотря на то что
обычно в Америке русские, наоборот, избавлялись от пьянства, Довлатов продолжал
искать забвения в алкоголе.
Получилось, что молодой человек, который в Ленинграде, как
выразился Валерий Попов, бежал в конце забега, теперь не то что впереди, а уже
рвет финишную ленточку. В сознании читателя, прежде всего англоязычного, было
три русских писателя — Солженицын, Бродский, Довлатов, конечно, с большим
отступом. Довлатова принял сам Курт Вонненгут, который шутливо заметил, что
если бы его тоже так печатали в «Нью-Йоркере», как Довлатова, то он был бы уже
лауреатом Нобелевской премии.
Несмотря на то что обычно в Америке русские, наоборот,
избавлялись от пьянства, Довлатов продолжал искать забвения в алкоголе. Поэт
Лев Лосев рассказывал историю про то, как они — Довлатов с Катей и он с дочкой
— пошли в кафе. Лосев спрашивает Довлатова: «Хотите что-нибудь, Сергей?» А Довлатов
ему отвечает: «Купите мне пива». «Какого?» — «Самого крепкого». Дома, где он
жил с матерью, супругой, Катей и появившемся уже в Америке сыном Николаем — он
не пил. Его запой совпадал с его исчезновениями.
Я видал: как шахтер из забоя,
выбирался С. Д. из запоя,
выпив чертову норму стаканов,
как титан пятилетки Стаханов.
Вся прожженная адом рубаха,
и лицо почернело от страха.
Ну а трезвым, отмытым и чистым,
был педантом он, аккуратистом,
мыл горячей водой посуду,
подбирал соринки повсюду.
На столе идеальный порядок.
Стиль опрятен. Синтаксис краток
отрывок из стихотворения Льва Лосева
В Брайтоне жила прелестная дама по имени Алевтина Дробыш,
которая очень любила Довлатова. Ее квартира долгое время служила ему убежищем.
В последний из своих запоев он тоже отправился именно к ней. Постепенно выходя
из многодневного пьянства, он вдруг стал жаловаться на боли в животе. Докторов
вокруг не было и страховки тоже. Знакомый русский врач мог принять только на
следующий день. Но утром, когда они собрались ехать к врачу, Довлатов пошел в
душ и упал. Скорая приехала не очень быстро, санитары были и по дороге в
госпиталь он умер. Оказалось — инфаркт миокарда.
</i>
♥ ღ ♥
➯ http://paperpaper.ru/dovlatov/
Комментариев нет:
Отправить комментарий