<b>Помним</b>
   ❖ ❦
❥ ❖ ❧ ❤
<b> Борис Чичибабин</b>
   ♥ ღ ♥
<i>
Чичибабин был поэтом Аввакумова склада, человеком,
говорившим правду — даже когда это вело его на Голгофу. И если поэзия — по
Достоевскому — есть «страстно поднятый перст», то в этом смысле Чичибабин прямо
наследовал великому Некрасову, которого начинаешь по-настоящему понимать только
в наше, проклятое время — время униженных и оскорбленных, обманутых вкладчиков
и умерщвляемых пенсионеров.
«Поэт всегда мешает дураку…» — сказала в стихотворении,
посвященном памяти Чичибабина, харьковчанка Ирина Евса. Не собираюсь оспаривать
эти слова. Только подброшу в топку дров, добавив, что поэт мешает и умному,
хитрому подлецу. В известном смысле подлинный поэт, апеллируя к совести
человека, мешает всем. Кроме тех, кому он нужен как воздух. Но таковых всегда
крайне мало.
А порой поэт нужен нам паче воздуха. Когда слова становятся
молитвенными, как в лучших строках дорогого Бориса Алексеевича, сказавшего:
«Одним стихам вовек не потускнеть. Да сколько их останется, однако…»
Что ж, Бродский, насчитав у Тютчева полтора десятка хороших
стихотворений, заметил: «Но это же много… — И, помолчав, добавил. — Это очень
много».
Однако стихи Бориса Чичибабина включены во все современные
антологии русской поэзии.
Станислав Минаков
http://magazines.russ.ru/sib/2013/2/ch10.html
   ♥ ღ ♥
<b>
Автобиография
</b>
Поэты были
большие, лучшие.
Одних — убили,
других — замучили.
Их стих богатый,
во взорах молнии.
А я — бухгалтер,
чтоб вы запомнили.
В гурьбе горластых —
на бой, на исповедь, —
мой алый галстук
пылал неистово.
Побит, залатан,
шального норова,
служил солдатом,
работал здорово.
Тружусь послушно,
не лезу в графы я.
Тюрьма да служба —
вся биография.
И стало тошно —
стара история —
страдать за то, что
страды не стоило.
Когда томятся
рабы под стражею,
какой кто нации,
у них не спрашиваю.
Сам с той же свитой
в безбожном гулеве
брожу, от Свифта
сбежавший Гулливер.
Идут на убыль
перчинки юмора,
смеются губы,
а сердце умерло…
Пиша отчеты,
рифмуя впроголодь,
какого черта
читать вам проповедь?
Люблю веселых
да песни пестую,
типичный олух
царя небесного.
За счастье, люди!
Поднимем — сбудется.
За всех, кто любит!
За всех, кто трудится!
Поэты были
большие, лучшие.
Одних — убили,
других — замучили.
Их стих богатый,
во взорах молнии.
А я — бухгалтер,
чтоб вы запомнили.
В гурьбе горластых —
на бой, на исповедь, —
мой алый галстук
пылал неистово.
Побит, залатан,
шального норова,
служил солдатом,
работал здорово.
Тружусь послушно,
не лезу в графы я.
Тюрьма да служба —
вся биография.
И стало тошно —
стара история —
страдать за то, что
страды не стоило.
Когда томятся
рабы под стражею,
какой кто нации,
у них не спрашиваю.
Сам с той же свитой
в безбожном гулеве
брожу, от Свифта
сбежавший Гулливер.
Идут на убыль
перчинки юмора,
смеются губы,
а сердце умерло…
Пиша отчеты,
рифмуя впроголодь,
какого черта
читать вам проповедь?
Люблю веселых
да песни пестую,
типичный олух
царя небесного.
За счастье, люди!
Поднимем — сбудется.
За всех, кто любит!
За всех, кто трудится!
Начало 1960-х
   ♥ •
ღ • ♥
<b> Молитва </b>
Не подари мне легкой доли,
в дороге друга, сна в ночи.
Сожги мозолями ладони,
к утратам сердце приучи.
Доколе длится время злое,
да буду хвор и неимущ.
Дай задохнуться в диком зное,
веселой замятью замучь.
И отдели меня от подлых,
и дай мне горечи в любви,
и в час, назначенный на подвиг,
прощенного благослови.
Не поскупись на холод ссылок
и мрак отринутых страстей,
но дай исполнить все, что в силах,
но душу по миру рассей.
Когда ж умаюсь и остыну,
сними заклятие с меня
и защити мою щетину
от неразумного огня.
<1963—1964>
</i>
   ♥ • ღ • ♥
   ♥ •
ღ • ♥
Комментариев нет:
Отправить комментарий