17 июн. 2016 г.

&emsp;  &emsp;<b>Помним</b>

&emsp;  &emsp;❖    
<b>
«Мне удалось найти ту форму жизни, которая очень проста и в своей простоте отточена опытом поколений русской интеллигенции. Русская интеллигенция без тюрьмы, без тюремного опыта — не вполне русская интеллигенция».

Варлам Шаламов
</b>
﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌﹌
<i>
18 июня 1907 года в городе Вологде в семье священника Тихона Николаевича Шаламова и его жены Надежды Александровны родился сын Варлаам (Варлам).

1914 г. — поступает в гимназию имени Александра Благословенного г. Вологды.

1923 г. — заканчивает единую трудовую школу второй ступени №6, располагавшуюся в бывшей гимназии.

1924 г. — уезжает из Вологды и поступает на работу дубильщиком на кожевенный завод г. Кунцево Московской области.

1926 г. — поступает по направлению от завода на 1-й курс Московского текстильного института и одновременно по свободному набору — на факультет советского права Московского государственного университета. Выбирает МГУ.

1927 г. (7 ноября) — участвует в демонстрации оппозиции к 10-летию Октября, проходившей под лозунгами «Долой Сталина!» и «Выполним завещание Ленина!».

1928 г. — посещение литературного кружка при журнале «Новый ЛЕФ».

19 февраля 1929 г. — арестовывается при облаве в подпольной типографии при печатании листовок под названием «Завещание Ленина». Получает за это как «социально-опасный элемент» 3 года заключения в лагерях.

13 апреля 1929 г. — после содержания в Бутырской тюрьме прибывает с этапом в Вишерский лагерь (Северный Урал). Работает на строительстве Березниковского химкомбината под руководством Э.П.Берзина, будущего начальника колымского Дальстроя. В лагере встречается с Галиной Игнатьевной Гудзь, будущей первой женой.

Октябрь 1931 г. — освобождается из исправительно-трудового лагеря, восстановлен в правах. Зарабатывает деньги на отъезд из Березниковского химкомбината.

1932 г. — возвращается в Москву и начинает работать в профсоюзных журналах «За ударничество» и «За овладение техникой». Встречается с Г.И.Гудзь.

1933 г. — приезжает в Вологду навестить родителей.

3 марта 1933 г. умирает отец Т.Н.Шаламов. Приезжает в Вологду на похороны.

29 июня 1934 г. — заключает брак с Г.И.Гудзь.

26 декабря 1934 г. — умирает мать Н.А.Шаламова. Приезжает в Вологду на похороны.

1934 — 1937 гг. — работает в журнале «За промышленные кадры».

13 апреля 1935 г. — рождается дочь Елена.

1936 г. — публикует первую новеллу «Три смерти доктора Аустино» в журнале «Октябрь» №1.

13 января 1937 г. — арестован за контрреволюционную троцкистскую деятельность и вновь помещен в Бутырскую тюрьму. Особым совещанием осужден на 5 лет заключения в исправительно - трудовых лагерях с использованием на тяжелых работах.

14 августа 1937 г. — с большой партией заключенных на пароходе прибывает в бухту Нагаево (Магадан).

Август 1937 — декабрь 1938 г. — работает в золотодобывающих забоях прииска «Партизан».

Декабрь 1938 г. — арестовывается по лагерному «делу юристов». Находится в следственной тюрьме в Магадане («Дом Васькова»).

Декабрь 1938 — апрель 1939 г. — находится в тифозном карантине магаданской пересыльной тюрьмы.

Апрель 1939 — август 1940 г. — работает в геологоразведочной партии на прииске «Черная речка» - землекопом, кипятильщиком, помощником топографа.

Август 1940 — декабрь 1942 г. — работает в угольных забоях лагерей «Кадыкчан» и «Аркагала».

22 декабря 1942 — май 1943 г. — работает на общих работах на штрафном прииске «Джелгала».

Май 1943 г. — арестовывается по доносу солагерников «за антисоветские высказывания» и за похвалу в адрес великого русского писателя И.А.Бунина.

22 июня 1943 г. — на суде в пос. Ягодном осужден за антисоветскую агитацию на 10 лет лагерей.

Осень 1943 г. — в состоянии «доходяги» попадает в лагерную больницу «Беличья» близ пос. Ягодное.

Декабрь 1943 — лето 1944 г. — работает в шахте на прииске «Спокойный».

Лето 1944 г. — арестовывается по доносу с тем же инкриминированием, но срока не получает, т.к. отбывает по той же статье.

Лето 1945 — осень 1945 г. — тяжело больным находится в больнице «Беличья». С помощью сочувствующих медиков выходит из предсмертного состояния. Остается временно в больнице культоргом и подсобным рабочим.

Осень 1945 г. — работает с лесорубами в тайге на зоне «Ключ Алмазный». Не выдержав нагрузки, решается на побег.

Осень 1945 — весна 1946 г. — в наказание за побег вновь направляется на общие работы на штрафной прииск «Джелгала».

Весна 1946 г. — на общих работах на прииске «Сусуман». С подозрением на дизентерию вновь попадает в больницу «Беличья». После выздоровления с помощью врача А.М.Пантюхова направляется на учебу на курсы фельдшеров в лагерную больницу на 23-й километр от Магадана.

Декабрь 1946 г. — после окончания курсов направляется на работу фельдшером хирургического отделения в Центральную больницу для заключенных «Левый берег» (пос. Дебин, 400 км от Магадана).

Весна 1949 — лето 1950 г. — работает фельдшером в поселке лесорубов «Ключ Дусканья». Начинает писать стихи, вошедшие затем в цикл «Колымские тетради».

1950 — 1951 гг. — работает фельдшером приемного покоя больницы «Левый берег».

13 октября 1951 г. — окончание срока заключения. В последующие два года по направлению треста «Дальстрой» работает фельдшером в поселках Барагон, Кюбюма, Лирюкован (Оймяконский район, Якутия). Цель — зарабатывание денег для отъезда с Колымы. Продолжает писать стихи и написанное отправляет через знакомого врача Е.А.Мамучашвили в Москву, к Б.Л.Пастернаку. Получает ответ. Начинается переписка двух поэтов.

13 сентября 1953 г. — увольнение из «Дальстроя».

12 ноября 1953 г. — возвращается в Москву, встречается с семьей.

13 ноября 1953 г. — встречается с Б.Л.Пастернаком, который помогает установить контакты с литературными кругами.

29 ноября 1953 г. — устраивается мастером в Озерецко-Неклюевском стройуправлении треста Центрторфстрой Калининской области (т.н. «101-й километр»).

23 июня 1954 — лето 1956 г. — работает агентом по снабжению на Решетниковском торфопредприятии Калининской обл. Живет в п. Туркмен, в 15 км от Решетникова.

1954 г. — начинает работу над первым сборником «Колымские рассказы». Расторгает брак с Г. И.Гудзь.

18 июля 1956 г. — получает реабилитацию за отсутствием состава преступления и увольняется с Решетниковского предприятия.

1956 г. — переезжает в Москву. Заключает брак с О.С.Неклюдовой.

1957 г. — работает внештатным корреспондентом журнала «Москва», Публикует первые стихи из «Колымских тетрадей» в журнале «Знамя», №5.

1957 — 1958 гг. — переносит тяжелое заболевание, приступы болезни Меньера, лечится в Боткинской больнице.

1961 г. — издает первую книжку стихов «Огниво». Продолжает работать над «Колымскими рассказами» и «Очерками преступного мира».

1962 — 1964 гг. — работает внештатным внутренним рецензентом журнала «Новый мир».

1964 г. — издает книгу стихов «Шелест листьев».

1964 — 1965 гг. — завершает сборники рассказов колымского цикла «Левый берег» и «Артист лопаты».

1966 г. — разводится с О.С.Неклюдовой. Знакомится с И.П.Сиротинской, в ту пору сотрудницей Центрального государственного архива литературы и искусства.

1966 — 1967 гг. — создает сборник рассказов «Воскрешение лиственницы».

1967 г. — издает книгу стихов «Дорога и судьба».

1968 — 1971 гг. — работает над автобиографической повестью «Четвертая Вологда».

1970 — 1971 гг. — работает над «Вишерским антироманом».

1972 г. — узнает о публикации на Западе, в издательстве «Посев», своих «Колымских рассказов». Пишет письмо в «Литературную газету» с протестом против самовольных незаконных изданий, нарушающих авторскую волю и право. Многие коллеги-литераторы воспринимают это письмо как отказ от «Колымских рассказов» и порывают отношения с Шаламовым.

1972 г. — издает книгу стихов «Московские облака». Принят в Союз писателей СССР.

1973 — 1974 гг. — работает над циклом «Перчатка, или КР-2» (заключительным циклом «Колымских рассказов»).

1977 г. — издает книгу стихов «Точка кипения». В связи с 70-летием представлен к ордену «Знак почета», но награды не получает.

1978 г. — в Лондоне, в издательстве «Оверсиз пабликейшнз» (Overseas Publications), выходит книга «Колымские рассказы» на русском языке. Издание осуществлено также вне воли автора. Здоровье Шаламова резко ухудшается. Начинает терять слух и зрение, учащаются приступы болезни Меньера с потерей координации движений.

1979 г. — с помощью друзей и Союза писателей направляется в пансионат для престарелых и инвалидов.

1980 г. — получил известие о присвоении ему премии французского Пен-клуба, но премии так и не получил.

1980 — 1981 гг. — переносит инсульт. В минуты подъема читает стихи навещавшему его любителю поэзии А.А.Морозову. Последний публикует их в Париже, в «Вестнике русского христианского движения».

14 января 1982 г. — по заключению медкомиссии переводится в пансионат для психохроников.

17 января 1982 г. — умирает от крупозного воспаления легких. Похоронен на Кунцевском кладбище г. Москвы.

Биография составлена И.П.Сиротинской, уточнения и дополнения — В.В.Есипов.
</i>
<i>
Из калымских рассказов
<b>
Ягоды
<b>

Фадеев сказал:

– Подожди-ка, я с ним сам поговорю, – подошел ко мне и поставил приклад винтовки около моей головы.

Я лежал в снегу, обняв бревно, которое я уронил с плеча и не мог поднять и занять свое место в цепочке людей, спускающихся с горы, – у каждого на плече было бревно, «палка дров», у кого побольше, у кого поменьше: все торопились домой, и конвоиры и заключенные, всем хотелось есть, спать, очень надоел бесконечный зимний день. А я – лежал в снегу.

Фадеев всегда говорил с заключенными на «вы».

– Слушайте, старик, – сказал он, – быть не может, чтобы такой лоб, как вы, не мог нести такого полена, палочки, можно сказать. Вы явный симулянт. Вы фашист. В час, когда наша родина сражается с врагом, вы суете ей палки в колеса.

– Я не фашист, – сказал я, – я больной и голодный человек. Это ты фашист. Ты читаешь в газетах, как фашисты убивают стариков. Подумай о том, как ты будешь рассказывать своей невесте, что ты делал на Колыме.

Мне было все равно. Я не выносил розовощеких, здоровых, сытых, хорошо одетых, я не боялся. Я согнулся, защищая живот, но и это было прародительским, инстинктивным движением – я вовсе не боялся ударов в живот. Фадеев ударил меня сапогом в спину. Мне стало внезапно тепло, а совсем не больно. Если я умру – тем лучше.

– Послушайте, – сказал Фадеев, когда повернул меня лицом к небу носками своих сапог. – Не с первым с вами я работаю и повидал вашего брата.

Подошел другой конвоир – Серошапка.

– Ну-ка, покажись, я тебя запомню. Да какой ты злой да некрасивый. Завтра я тебя пристрелю собственноручно. Понял?

– Понял, – сказал я, поднимаясь и сплевывая соленую кровавую слюну.

Я поволок бревно волоком под улюлюканье, крик, ругань товарищей – они замерзли, пока меня били.

На следующее утро Серошапка вывел нас на работу – в вырубленный еще прошлой зимой лес собирать все, что можно сжечь зимой в железных печах. Лес валили зимой – пеньки были высокие. Мы вырывали их из земли вагами-рычагами, пилили и складывали в штабеля.

На редких уцелевших деревьях вокруг места нашей работы Серошапка развесил вешки, связанные из желтой и серой сухой травы, очертив этими вешками запретную зону.

Наш бригадир развел на пригорке костер для Серошапки – костер на работе полагался только конвою, – натаскал дров в запас.

Выпавший снег давно разнесло ветрами. Стылая заиндевевшая трава скользила в руках и меняла цвет от прикосновения человеческой руки. На кочках леденел невысокий горный шиповник, темно-лиловые промороженные ягоды были аромата необычайного. Еще вкуснее шиповника была брусника, тронутая морозом, перезревшая, сизая... На коротеньких прямых веточках висели ягоды голубики – яркого синего цвета, сморщенные, как пустой кожаный кошелек, но хранившие в себе темный, иссиня-черный сок неизреченного вкуса.

Ягоды в эту пору, тронутые морозом, вовсе не похожи на ягоды зрелости, ягоды сочной поры. Вкус их гораздо тоньше.

Рыбаков, мой товарищ, набирал ягоды в консервную банку в наш перекур и даже в те минуты, когда Серошапка смотрел в другую сторону. Если Рыбаков наберет полную банку, ему повар отряда охраны даст хлеба. Предприятие Рыбакова сразу становилось важным делом.

У меня не было таких заказчиков, и я ел ягоды сам, бережно и жадно прижимая языком к нёбу каждую ягоду – сладкий душистый сок раздавленной ягоды дурманил меня на секунду.

Я не думал о помощи Рыбакову в сборе, да и он не захотел бы такой помощи – хлебом пришлось бы делиться.

Баночка Рыбакова наполнялась слишком медленно, ягоды становились все реже и реже, и незаметно для себя, работая и собирая ягоды, мы придвинулись к границам зоны – вешки повисли над нашей головой.

– Смотри-ка, – сказал я Рыбакову, – вернемся.

А впереди были кочки с ягодами шиповника, и голубики, и брусники... Мы видели эти кочки давно. Дереву, на котором висела вешка, надо было стоять на два метра подальше.

Рыбаков показал на банку, еще не полную, и на спускающееся к горизонту солнце и медленно стал подходить к очарованным ягодам.

Сухо щелкнул выстрел, и Рыбаков упал между кочек лицом вниз. Серошапка, размахивая винтовкой, кричал:

– Оставьте на месте, не подходите!

Серошапка отвел затвор и выстрелил еще раз. Мы знали, что значит этот второй выстрел. Знал это и Серошапка. Выстрелов должно быть два – первый бывает предупредительный.

Рыбаков лежал между кочками неожиданно маленький. Небо, горы, река были огромны, и бог весть сколько людей можно уложить в этих горах на тропках между кочками.

Баночка Рыбакова откатилась далеко, я успел подобрать ее и спрятать в карман. Может быть, мне дадут хлеба за эти ягоды – я ведь знал, для кого их собирал Рыбаков.

Серошапка спокойно построил наш небольшой отряд, пересчитал, скомандовал и повел нас домой.

Концом винтовки он задел мое плечо, и я повернулся.

– Тебя хотел, – сказал Серошапка, – да ведь не сунулся, сволочь!..
</i>

❥••••••••••••••••••••••••
<u></u>
<b>
Камея
</b>
На склоне гор, на склоне лет
Я выбил в камне твой портрет.

Кирка и обух топора
Надежней хрупкого пера.

В страну морозов и мужчин
И преждевременных морщин

Я вызвал женские черты
Со всем отчаяньем тщеты.

Скалу с твоею головой
Я вправил в перстень снеговой.

И, чтоб не мучила тоска,
Я спрятал перстень в облака.


<b>Я беден, одинок
</b>
Я беден, одинок и наг,
Лишен огня.
Сиреневый полярный мрак
Вокруг меня.

Я доверяю бледной тьме
Мои стихи.
У ней едва ли на уме
Мои грехи.

И бронхи рвет мои мороз
И сводит рот.
И, точно камни, капли слез
И мерзлый пот.

Я говорю мои стихи,
Я их кричу.
Деревья, голы и глухи,
Страшны чуть-чуть.

И только эхо с дальних гор
Звучит в ушах,
И полной грудью мне легко
Опять дышать.


Комментариев нет:

Отправить комментарий