░░|░░|❤️░░|░░|░░|░░|░░|░░|

 <b>Anatoly Golovkov

Израильскиезаметки

АРМЕНИЯ СЕРЕБРЯНАЯ

 </b>

░░|<i> Все эти твои горы и ущелья, цепочки домов, лозы у домов, висящих над небом, могут остаться декорацией к спектаклю. Набором открыток из сувенирной лавки.

Но могут стать и мольбой о прощении.

На всю жизнь. Как у друга моего, блистательного питерского художника Завена Аршакуни.

Дорога к подлинной Армении друзей, на самом деле, нелегка. Ее надо заслужить.

Зато потом притяжение - бесконечно.

Я начал путь к Армении с маленькой григорианской церквушки возле Ваганькова в Москве, под звуки фисгармонии. Через черные свечи Спитака и мандельштамовский Эчмиадзин.

Через «Книгу скорби» Григора Нарекаци: «И если груз грехов неискупленных/Потянет в пропасть грешника, пусть он/Всей сутью слов, Тобою мне внушенных,/Спасен навечно будет и прощен».

Мой путь лежал от кустика сирени во дворе районной больницы, - всё пропало, а он уцелел, - к монастырю Агарцин в Дилижане, который строили триста лет. Где спят цари рода Багратидов. И где монахи устроили себе просторную трапезную.

Армянские блюда подают по всему миру. Но ереванцы водили меня в таверну «Кавказ». Или в кафе «Моя деревня», в подвальчик за оперным театром.

Всё на керамике, вино в кувшинах, да еще играет дудук.

А зелень, а сыры!

Что будешь к вину, брат, - чанах или лори?.. Несите всё!..

И несут.

Рассольный чанах, каждая головка вызревает в горшке.

И лори – но не из московского магазина, а тот, что делают в местности Лори, - из буйволиного молока.

И косички чечила.

И мотал из козьих бурдюков с листьями тимьяна.

И ехегнадзор с горным чабрецом, похожий на творог.

Серебряная Армения в заветном уголке души.

Полный кубок с друзьями, чьи движения неторопливы, а улыбки скорбны и мудры.

Маленькое окошко в вечность. </i>|░░

 /////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////

╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦

╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩

╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦╩╦ <b> Anatoly Golovkov

ОТЩЕПЕНЦЫ В НАРОДНОЙ СЕМЬЕ</b>

 <i>

Во всех семьях бывают особи, претендующие на привелегии.

О Флэшбеке Ивановиче я уже не говорю, - там мании величия хватит на целый сериал о культе личности кота.

В Азовской команде так вел себя Цуцик. Полковник Муркис устал с ним бороться. Кто-то внушил этому коту, что лучшие куски сосисок, лучшие части рыбы, каша для котят, где обычно больше масла, - все это принадлежит Цуцику по праву рождения.

При виде лакомства он цеплялся в него когтями, озирался, орал, будто кто-то отнимает, мог даже для острастки пустить лужу. И уходил с добычей в кусты, где мерзко урчал и чавкал.

Меня он с первого взгляда избрал родней. Папой, что ли, уж не знаю. Забирался по джинсам на руки, на плечо, где терся мордой о мою щеку, победно поглядывая на приютских.

Однажды он котенком тайком залез в мой рюкзак, где, сытый, удрых, и я обнаружил его только дома...

Вот так же ведет себя и этот хатуль, которого мне всегда хотелось назвать Мордехай. Когда, почему и как он внушил себе, что он главный кот Денвер-парка, не известно.

Всякое утро я приношу им баночку сухого корма. Это между 7 и 8 утра. Я первый. Поэтому они набрасываются на хрустяшки, как стая орлов.

Но Мордехай убежден, что еду принесли именно ему.

Поэтому последующие влезание на коленки и осенние поцелуи после жратвы неизбежны.

</i>