✿ღ•ʚįɞ✿ღ•ʚįɞ<b>  Хрестоматия андеграундной поэзии </b>  ʚįɞ•ღ✿ ʚįɞ•ღ ✿     

<i>

Литературоведы Кирилл Корчагин и Денис Ларионов рассказывают о представителях литературного подполья 1960–80-х годов и их влиянии на современников и сегодняшних молодых поэтов

<b>

Сергей Гандлевский

р. 1952

</b> 

Родился в семье инженеров. Окончил филологический факультет Московского университета. Работал школьным учителем, экскурсоводом, рабочим сцены и ночным сторожем. В 1980-е годы — участник московского клуба «Поэзия», объединявшего многих неофициальных литераторов вне зависимости от их эстетических программ. Автор нескольких книг прозы, в том числе автобиографической повести «Трепанация черепа» (1996). Лауреат премии «Поэт» (2010).

Окружение

Гандлевский — один из основателей группы «Московское время», возникшей в 1970-е годы, куда также входили Алексей Цветков, Александр Сопровский и Бахыт Кенжеев. Представителей этой группы объединяла попытка создания своего рода советского акмеизма — неоклассической поэтики, материалом для которой могла бы быть советская повседневность. В 1980-е годы, как и многие другие неофициальные московские поэты, входит в клуб «Поэзия» (вместе, например, с концептуалистами — Дмитрием А. Приговым и Львом Рубин­штейном).

Поэтика

Стихи Гандлевского в постсоветское время стали восприниматься как выражение наиболее умеренной части неофициальной поэзии. Они отходят на небольшое расстояние от советской «тихой лирики» 1960–70-х годов (представленной, например, у Беллы Ахмадулиной), сосредоточенной на темах повседневного существования и человеческих эмоций, но в отличие от послед­ней не боятся сложных экзистенциальных тем, ощущения безысходности и отчаяния от привычной, повторяющейся реальности. Герой Гандлевского — часто люмпенизированный интеллигент, исключенный из деятельной жизни и принимающий эту исключенность со стоическим упорством. Гандлевский советского периода развивает все эти темы внутри строгого классического стиха, что позволяет ему связать экзистенциальные переживания человека последнего советского десятилетия с теми представителями поэтической классики, для которых подобная проблематика также находилась в центре внимания (например, с Евгением Баратынским или Владиславом Ходасевичем).

Влияние

Характерное для Гандлевского соединение высокого классического стиха и экзистенциальной тематики оказалось важным для многих поэтов 1990–2000-х годов, задававшихся вопросами о месте интеллигента в утрачивающей привычные ориентиры действительности. Список таких поэтов очень широк. Возможно, наиболее ярко эти темы развивал екатеринбургский поэт Борис Рыжий, у которого, впрочем, то, что у старшего поэта представало стоицизмом, становится суицидальным отчаянием.

Значение

Из всех неофициальных поэтов Гандлевский был одним из первых (наравне с Дмитрием А. Приговым), кого начали изучать в академических аудиториях. Это было связано с тем, что он представлялся современникам прямым продолжателем традиций классической русской поэзии — в каком-то смысле более законным наследником поэтической классики, чем, например, Иосиф Бродский, довольно радикально порывавший с ней в позднем творчестве. Во многом это действительно так: Гандлевскому удалось влить новую жизнь в советскую «тихую лирику», поместить характерные для нее мотивы в широкий контекст русской поэтической классики.

Цитата

«Я давно стараюсь разобраться в механизме стихов Гандлевского, но критический навык отказывает или подбрасывает такие слова, как „сдержанность“, „уместность“, объясняющие скорее поведение, а не поэтику. Возможно, у этого автора поведение и поэтика совместимы, даже совмещены. Литература так разворачивается, что становится биографией. Классичность Гандлевского в первую очередь совершенно уместна. Он как-то сразу угадал свой род стиховой работы, который я рискну обозначить словосочетанием, звучащим как оксюморон: современная классика. Его стихи не просто набирали такое состояние с течением времени, но имели его с самого начала: так мыслились, так и разрабатывались.

     <…>

     Гандлевский открывает внутри поэтической традиции потайную дверь, ведущую в какое-то сложно устроенное пространство разной плотности. Такое строение делает стихи зачатком романа, сюжет которого — прохождение сквозь разные словесные состояния, как через ряд испытаний».

Михаил Айзенберг. «Минус тридцать по московскому времени»

Визитная карточка

Это стихотворение написано в 1980 году — во время, когда поэт только находит свою тему: в дальнейшем он будет развивать ее достаточно последовательно, но уже здесь присутствуют все составляющие его поэтического мира. Это и экзистенциальное отчаяние, и ощущение монотонно повторяющейся реаль­ности, и регулярные автобиографические отсылки вместе с классическим стихом, не знающим никаких отступлений.

* * *

Будет все. Охлажденная долгим трудом

Устареет досада на бестолочь жизни,

Прожитой впопыхах и взахлеб. Будет дом

Под сосновым холмом на Оке или Жиздре.

Будут клин журавлиный на юг острием,

Толчея снегопада в движении Броуна,

И окрестная прелесть в сознанье моем

Накануне разлуки предстанет утроена.

Будет майская полночь. Осока и плес.

Ненароком задетая ветка остудит

Лоб жасмином. Забудется вкус черных слез.

Будет все. Одного утешенья не будет,

Оправданья. Наступит минута, когда

Возникает вопрос, что до времени дремлет:

Пробил час уходить насовсем, но куда?

Инородная музыка волосы треплет.

А вошедшая в обыкновение ложь

Ремесла потягается разве что с астмой

Духотою. Тогда ты без стука войдешь

В пятистенок ночлега последнего:

«Здравствуй.

Узнаю тебя. Легкая воля твоя

Уводила меня, словно длань кукловода,

Из пределов сумятицы здешней в края

Тишины. Но сегодня пора на свободу.

Я любил тебя. Легкою волей твоей

На тетрадных листах, озаренных неярко,

Тарабарщина варварской жизни моей

Обрела простоту регулярного парка.

Под отрывистым ливнем лоснится скамья.

В мокрой зелени тополя тенькают птахи.

Что ж ты плачешь, веселая муза моя,

Длинноногая девочка в грубой рубахе!

Не сжимай мое сердце в горсти и прости

За оскомину долгую дружбы короткой.

Держит раковина океан взаперти,

Но пространству тесна черепная коробка!»

1980

Что читать

Сергей Гандлевский на сайте «Вавилон»

Сергей Гандлевский. Трепанация черепа. СПб., 1996

Дмитрий Кузьмин. О нелюбви и неловкости // Дружба народов. № 8. 2002

Михаил Айзенберг. Минус тридцать по московскому времени // Знамя. № 8. 2005

</i>

&emsp;  &emsp;&emsp;  ღ✿ღ•ʚįɞ✿ღ•ʚįɞ✿ღ