3 мар. 2017 г.

                         

    ИЗ ОБРЫВКОВ СТАРЫХ ЖУРНАЛОВ…Ъ

                         

<b> Актёрские байки
</b> <b>
Изюм из булки. Виктор Шендерович
</b>
<i>
<b> Правильные ответы
</b>
Тупизна -- вещь, видимо, наследственная.
      Это обнаружилось много лет спустя, когда у меня подросла дочка и жена повела ее на тест в спецшколу. Дочке было шесть лет -- училке, проверявшей дочкино развитие, примерно тридцать. И вот она (в порядке проверки развития) спросила:
      -- Чем волк отличается от собаки?
      Дочка рассмеялась простоте вопроса (как-никак ей было целых шесть лет) -- и, отсмеявшись, ответила:
      -- Ну-у, собаку называют другом человека, а волка другом человека назвать никак нельзя.
      И снова рассмеялась.
      -- Понятно, -- сказала училка.
      И нарисовала в графе оценки минус. Моя бдительная жена это увидела и поинтересовалась, почему, собственно, минус. Тестирующая ответила:
      -- Потому что ответ неправильный.
      Жена поинтересовалась правильным ответом -- и была с ним ознакомлена. Ответ был написан на карточке, лежавшей перед училкой: "Собака -- домашнее животное, волк -- дикое". Жена спросила:
      -- Вам не кажется, что она именно это и сказала?
      Тестирующая сказала: не кажется. Жена взяла за руку нашу шестилетнюю, отставшую в развитии дочку и повела домой, подальше от этого центра одаренности.
      Через год в соседнее пристанище для вундеркиндов привели своего сына наши приятели, и специально обученная тетя попросила шестилетнего Андрюшу рассказать ей, чем автобус отличается от троллейбуса. Андрюша ничего скрывать от тети не стал и честно ей сообщил, что автобус работает на двигателе внутреннего сгорания, а троллейбус -- на силе переменного тока.
      Оказалось: ничего подобного. Просто троллейбус с рогами, а автобус -- без. И не надо морочить тете голову!

<b>
Страшные слова
</b>
Первый раз в жизни я услышал слово "жид" классе примерно в четвертом -- от одноклассника Саши Мальцева. В его тоне была брезгливость. Я понял, что во мне есть какой-то природный изъян, мешающий хорошему отношению ко мне нормальных русских людей вроде Саши Мальцева, -- и одновременно понял, что это совершенно непоправимо.
      А мне хотелось, чтобы меня любили все. Для четвертого класса -- вполне простительное чувство. Полная несбыточность этого желания ранит меня до сих пор.
      Вздрагивать и холодеть при слове "еврей" я перестал только на четвертом десятке лет. В детстве, в семейном застолье, на этом слове понижали голос. Впрочем, случалось словоупотребление очень редко: тема была не то чтобы запретной, а именно что непристойной. Как упоминание о некоем семейном проклятье, вынесенном из черты оседлости. Только под самый конец советской власти выяснилось, что "еврей" -- это не ругательство, а просто такая национальность.
      Было еще одно страшное слово. Я прочел его в "Литературке". Дело было летом, на Рижском взморье; я уже перешел в шестой класс и читал все, что попадалось под руку.
      Но значения одного слова не понял и спросил, что это такое. Вместо ответа мои тетки, сестры отца, подняли страшный крик, выясняя, кто не убрал от ребенка газету с этим страшным словом.
      Слово было -- "секс".
      Так до сих пор никто и не объяснил, что это такое.
     </i>

Комментариев нет:

Отправить комментарий