Anatoly Golovkov

Не люблю, когда меня называют писателем. Потому что по сути не писатель я никакой, свидетель жизни и русской речи. 
Слышь?.. Да, слышу, слышу!.. Это конюх Степан.
Смотри сюда!.. А когда уж, дядь, когда запрягать станем?.. Не ерзай! Самокрутку докурю в стороне, не любит лошадь махры. И почнем: хомут, узда, седелка. Хомут надеваем тока клещами вверх, понял, сынок? И на шее переворачиваем! Шлею на холку поклали, расправили ишь! Да туго ремни не тянем, усек? Чтобы ладонь проходила! Да не твоя клешня, ушлепок, моя!
Конюх и сам ржет как конь, ушанка без звезды, набекрень, зубы желтые от табаку, стучит кулаком по протезу в азарте.
То ли от морозца, то ли от Марьяновой чекушки - Марьяна ему по четвергам носит.
Пахло соломой, дымом и навозом.
А кто заводит оглоблю на стоящую лошадь? Так не надо, опасно. Еще смотря какая лошадь. Иная понесет от страху, сани в щепки!
Степан хромал к лошадиной морде, вставал с дугой.
Эй, рыжая! Слышь, чего скажу?.. Кобыла молчала. Степан наклонялся к острому уху, шептал, морда кивала.
Что вы ей сказали?.. Чего-чего. Пусть не выё… Ох, вырвалось! Ну, теперь гляди, так: гуж на оглоблю, петля на дугу. А супонь намотаем вокруг клещей. Помогай, не укусит. Сначала - к левой оглобле.
Лошадь храпела, осаживала, пар из ноздрей.
Так что вспомнят руки, как запрягать, если что.